Щит Найнавы - Астахов Андрей Львович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/62
- Следующая
Шар оставался темным. Книжник почувствовал недоумение и тревогу. Что происходит? Он все делает, как обычно, но матушка почему-то не отвечает. Проведя ладонями по лицу, Книжник попытался еще раз сосредоточиться на стеклянной сфере, вызвать в памяти лицо матери во всех мельчайших подробностях.
Ему снова не удалось активировать шар.
– Что с тобой, мама? – пробормотал Книжник, взяв шар в руку. – Не хочешь говорить со мной?
По поляне пронесся порыв ветра, раздувая угли в костре. На мгновение Книжнику показалось, что внутри шара полыхнул огонек, но эта слабая искра тут же погасла. Беспомощно оглядевшись по сторонам, Книжник взял шар в обе ладони, точно хотел согреть холодное стекло, заставить его ожить. Тяжелый близкий раскат грома заставил его вздрогнуть.
Ветер усилился. Кроны деревьев над головой Книжника начали раскачиваться все сильнее и сильнее. Подняв глаза к ночному небу, Книжник увидел, что звезд на нем больше нет. Сплошную черноту небосвода разрезали мимолетные молнии – все чаще и чаще. И еще, начали беспокойно храпеть лошади. Похоже, приближалась буря.
Книжник, сжимая в руке стеклянный шар, повернулся к Орселлин. Девушка проснулась. Она лежала, закутавшись в одеяло, и в ее глазах был страх.
– Что это? – простонала она, поймав взгляд Книжника.
– Гроза? – Книжник посмотрел на небо, которое все чаще и чаще освещали молнии. – День был такой ясный…
Громовой грохот прервал монаха, на поляну налетел такой ветер, что деревья согнуло чуть ли не до земли, а лошади заметались в ужасе. Костер погас, угли разбросало шквалом по поляне. Стало совсем темно, и во тьме слышались хруст ломающихся сучьев и завывания ветра. Орселлин вскрикнула, села на кошме, беспомощно глядя на Книжника.
– Идем! – крикнул Книжник, стараясь перекричать вой набирающего силу ветра, схватил девушку за руку и потащил к невысокой скале в низине между деревьями.
Они едва успели забиться в углубление под скалой, когда на лес обрушился дикий шквал. Сосны начали с жалобным треском валиться на землю. Полыхнула молния, осветив лес, а секунду спустя грохотнуло так, что земля задрожала. Орселлин спрятала лицо на груди монаха и дрожала в ужасе, да и сам Книжник был напуган. Такой бури ему давно не приходилось видеть.
Молнии уже сверкали беспрерывно, поджигали и расщепляли деревья, подсвечивали невиданную багрово-черную тучу, ползущую по небу. Удары грома заставляли замирать сердце. А потом хлынул дождь – стеной, потопом, грохочущим водопадом. Будто все воды небесные разом обрушились на землю. Даже Книжник ощутил суеверный ужас. Прижимая к себе плачущую от страха Орселлин, он смотрел вокруг себя и пытался понять, что происходит. Это не буря, сказал он себе. Это знамение.
Что происходит?
Павшая из тучи молния ударила в холм в нескольких десятках локтей от того места, где они спрятались. На мгновение Книжник ослеп, а потом увидел то, что заставило его забыть обо всем.
Прямо перед ним на вершине холма, среди поваленных, развороченных молниями деревьев, появилась светящаяся фигура. Она стояла, разведя в стороны руки, точно молилась. Книжника будто пронизало ледяное копье – он не мог видеть лица привидения, но понял, кто это.
– Мама! – закричал монах, бросился из укрытия под сбивающий с ног шквал, в проливной дождь, побежал, увязая в потоках пенящейся грязи, но не успел – фигура исчезла. Растаяла в ревущем грозовом мраке, погасла, оставив Книжника одного на усыпанной буреломом поляне.
– Мама… – прошептал Книжник и беспомощно опустил руки. Мгновение спустя кто-то ухватил его за рукав рясы.
– Мы… погибнем? – пролепетала Орселлин, стуча зубами, то ли от холода, то ли от страха.
– Нет, – сказал монах, глядя туда, где еще несколько секунд назад стояла призрачная фигура. – Все, все сейчас кончится. Успокойся.
– Почему ты убежал? – Орселлин заплакала, вцепилась в монаха еще крепче. – Я думала… я думала.
– Они мертвы, – сказал Книжник. – Все мертвы. Мама, мама, что ты наделала?
– Что ты говоришь!
– Ничего, – Книжник с трудом поборол накатившую тяжелую слабость. – Это просто мысли вслух.
– Наши лошади убежали! – крикнула Орселлин.
– Убежали. Идем, все скоро кончится, – Книжник обнял девушку за плечи, увлек к убежищу. – Держись за меня. Буря уже кончается.
Он еще раз оглянулся в надежде увидеть что-нибудь. Но площадка на вершине холма была пуста. Ветер налетел с новой силой, черное небо пролилось тяжелым градом. Стоя по колено в воде, Книжник прижимал к себе дрожащую Орселлин, а сам думал о том, что случилось. О том, что рано или поздно должно было произойти. Этот день пришел. Богиня-мать сделала выбор. Она отдала Щит и заплатила за это жизнью. Боги стали смертными – все Забытые, его братья и сестры, он сам, Моммек, бог мудрости, называющий себя Книжником. Великая битва началась, и ему нужно спешить. Воительница должна вернуть обратно свои реликвии.
И помочь ему получить доспехи Аричи.
Корчма в деревне Итари, что на полпути между Арком и Дреммерхэвеном, была забита людьми. Местных тут не было, только путешественники, застигнутые неподгодой в пути. Промокшие и еще не оправившиеся от пережитого потрясения путники пили жидкое пиво и скверную ячменную водку и рассказывали друг другу о виденном. На необычную пару, появившуюся в таверне, – молодого монаха и коротко остриженную синеглазую девушку в измазанной грязью одежде, – обратила внимание только хозяйка.
– Преподобный что-нибудь желает? – осведомилась она у монаха мягчайшим тоном.
– Горячего вина и комнату.
– Нет ни того, ни другого. Все комнаты заняты, а вина не осталось.
– А еда и лошади у тебя есть?
– Еды нет. Лошадей можно спросить на западной околице у Рони-торговца.
Монах посмотрел на свою спутницу: она, похоже, была в лихорадке.
– Ничего, брат Стейн, я здесь посижу, – сказала девушка. Хозяйка покачала головой.
– Я дам тебе циновку, – сказала она. – Это будет стоить одну сентеру.
– У меня есть деньги, – произнес монах.
Хозяйка кивнула и удалилась. Книжник посмотрел по сторонам: таверна действительно была полна народу. Смрадный спертый воздух в таверне будто прилипал к коже.
– Воняет, – поморщившись, сказала Орселлин. Она будто угадала мысли Книжника.
– Я пойду прогуляюсь, – сказал Книжник.
– Я с тобой.
– Не стоит. У тебя жар, и тебе надо отдохнуть. Сейчас трактирщица принесет тебе циновку, и ты сможешь поспать. А я схожу в деревню за едой. Мы не можем продолжать путь без припасов и без лошадей.
– Я боюсь оставаться одна.
– Здесь тебе ничто не грозит, – Книжник легонько пожал пальцы девушки. – Вот деньги, отдашь хозяйке за циновку. Я скоро.
Бодзо-Толстяк зевнул и посмотрел на небо. Луна была в западной стороне неба – время шло к полуночи. После свирепой бури, бушевавшей еще совсем недавно, небо, звезды и луна кажутся особенно чистыми и яркими, будто их вымыли родниковой водой. Бодзо даже подумал, что на эту тему может получиться неплохая миниатюра в стихах.
Если бы не буря, они настигли бы жертву еще засветло. Бодзо даже пожалел, что сам отправился на это дело. Но Рике через своего человека просил Бодзо лично проследить за выполнением контракта, а слово заказчика – закон. Плюс тридцать тысяч сентер, таких денег Сумеречным Клинкам давно никто не платил. Целое состояние. Ради такой суммы можно оставить на время роскошный дом, красивых наложниц и изысканные блюда и самому принять участие в травле. Заодно выпала оказия поразмяться, тряхнуть стариной. В последний раз Бодзо-Толстяк, патриарх клана Гэнсе-Ро-Омайто в Дреммерхэвене, убивал собственноручно лет эдак восемь назад. Нынче в Хеаладе спрос на услуги Сумеречных Клинков невелик, древнее искусство убивать изысканно и красиво никому не нужно. Куда дешевле нанять проклятых наемников или вовсе бандитов, которые готовы зарезать человека за бутылку рисовой водки. Так что надо ловить момент – когда еще выпадет случай поработать, как в благословенные минувшие дни? С собой Бодзо взял четырех лучших людей: пять – священное число для Гэнсэ-Ро-Омайто. Пять пальцев одной карающей руки. Древние традиции надо соблюдать.
- Предыдущая
- 38/62
- Следующая
