Принцип подлости (СИ) - Чиркова Вера Андреевна - Страница 16

– Разумеется, – с ненавистью цедит пленница, – неужели вы думаете, что я могу дать моему любимому мужу что-либо вредное?

– Ну, любимым он вам был раньше, – спокойно замечаю я, – а после того как изменил с сестрой, стал самым ненавидимым. Однако проверить лекарство на безопасность вам придется на себе. Надеюсь, вы не против?

– Я против! – срывается на крик король.

– Почему?

– Лекарство редкое и его мало!

– Неужели? – скептически качаю головой, и, неожиданно для королевы нажав на точку за ее ухом, осторожно вынимаю из обмякших рук флакон и бокал. – А вот это мы сейчас проверим.

– Что ты с ней сделала? – волнуется Заид, уставясь на свалившуюся ему под ноги мачеху.

– Успокоила на время, – ставя флакон на стол подальше от короля, отрезаю я. И ехидно интересуюсь, получив результат анализа, – А разве сок алканы такая редкость в этих местах?

– Что? – подпрыгивает принц. – Это же яд! Ты уверена, Марта?

– Действительно, ты наверное ошиблась, так бывает! – насмешливо журит меня король, но я слышу в его голосе дрожь.

– Ну что ж, если я ошиблась, давайте испробуем лекарство на Заидале, – спокойно предлагаю королю.

– Нет! – отчаянно кричит он, пытаясь дотянуться до флакона.

– Почему? Ведь вы же уверены, что это не яд?! – подняв снадобье над головой, ласково интересуюсь у вершины.

– Возможно, я ошибаюсь, – дрожа, шепчет несчастный.

– Тогда, может быть, просто расскажете сыну правду?

– Какую правду? – волнуется принц.

– Некрасивую, – вздыхаю я. – Впрочем, я и сама могу рассказать. Королева считала, что преемником мудрой вершины должен стать один из ее сыновей. Она так и не смогла простить мужу измены, а узнав о его выборе наследника, возненавидела короля всей душой. И решила сама отвоевать для сына звание мудрой вершины. С помощью одного из преданных ей слуг она подсыпала королю всякую гадость, а когда он заболел, переехала сюда и принялась за выполнение своего плана. Ей оставалось только дождаться удобного момента, чтобы обвинить Заида в измене. Что и было очень ловко проделано. Ну, а после этого осталось лишь добить короля, и трон, ну или вершина, принадлежит ее сыну. Что он достанется ему ценой трех жизней, вашу мачеху не волновало.

– Да откуда ж трех? – слабо протестует король.

– Очень просто, ваша, Заидала и Аремата! – жестко отрезаю, глядя старику прямо в глаза. – Все в замке знают, что Аремат, проводив вас, тоже собирался отправиться на скалу! Ну а теперь скажите, что я не права! Ведь вы давно догадались, кто сделал из вас инвалида!

– Прости меня сынок, – пытаясь дрожащими руками закрыть мокрое лицо, бормочет вершина. – Я очень виноват перед ней, мы сильно любили друг друга, а я нарушил клятву, женившись на вашей матери! Но я не думал, что так получится, считал, она хочет отомстить только мне!

– А кто ей помогал из слуг? – сквозь зубы интересуется Заид.

– Я думаю, камердинер, – вздыхаю я, – он, скорее всего, был в нее влюблен в молодости и остался предан хозяйке.

– И останусь навсегда! – молнией метнулся мимо нас старик в порванном камзоле и замахнулся кинжалом на вершину.

На одну секунду я опоздал подставить подножку. За мою ногу зацепился и рухнул под ноги Заидалу, мешая ему, влетевший с обрывком камзола в руке Грас. И только Талила, мгновенно поняв, что нет времени вытаскивать кинжал, успела со всей силы оттолкнуть слугу от короля. Он, падая, зацепился ногой за ножку кровати, инстинктивно выставил руку, пытаясь удержаться, но не сумел и рухнул всем телом на зажатый в кулаке кинжал. Острое лезвие, с противным треском разрывая ткань сюртука, выступило у него из спины.

– Отосплюсь в коляске, – отказываюсь я, пресыщено ковыряя ножом недоеденный кусок поросенка. – Не удерживай меня, я и вправду очень спешу!

– Жаль, – вздыхает Заид, отчаявшись уговорить меня погостить. – Ну, тогда давай рассчитаемся. Вот деньги, а вот кольцо. Это кольцо королевы. Я всегда знал, что она не любит нас с Арематом. Это кольцо она получила от жрецов, не знаю, правда, за что. Если нужно что-то еще, только скажи. И приезжай, когда захочешь, мы с Талилой тебе всегда рады.

– Заидал, есть у меня одна просьба – признаюсь, задумчиво поглядывая на спутников, пирующих поодаль, – Этот мой раб, Алик, он певец. Попроси его спеть, а потом я тебе скажу, чего хочу.

Я не был, признаться, готов к тому, что привелось услышать. В моем мире очень много людей с прекрасными голосами, да и на других планетах я слышал, как поют лучшие певцы. Но после пения Алика с минуту сидел, не в состоянии говорить. Да и весь огромный тронный зал, где лесовики праздновали одновременно свадьбу и коронацию новой вершины, замер, потрясенный необычайно чистым и глубоким тембром голоса горца.

– Спасибо тебе за такой подарок, я еще не слышал такого пенья, – растроганно говорит Заидал, – но что ты хотела?

– Знаешь, он пошел на скалу, потому что нечем кормить детей. Жена продала последние платья. Алексарио слишком горд, чтобы брать деньги за пение, зато кормит всех, кто приезжает в замок его послушать. Если хочешь помочь, посылай его жене денег на еду, а он за это будет приезжать к тебе петь на праздники.

– Но ведь ты сказала, что он твой раб? – испытующе глядит Заидал.

– Ненадолго. – Качаю головой. – Доведу до дома и отдам жене.

– Мне вроде говорили, что ты обещала его никому не продавать?

– Обещала! – твердо подтверждаю я. – Не продавать! Не дарить – не обещала!

– Тогда договорились! – весело ухмыляется мудрая вершина.

В Трайне мы пересаживаемся из коляски на ожидающих нас на постоялом дворе верблюдов. Хозяин трактира и прислуга буквально стелятся, чтоб угодить нам. Да уж, в лесном краю слухи распространяются с быстротой молнии. Впрочем, так же быстро действовал сегодня и Заид. Еще не успело взойти солнце, а королева с сыном уже отбыли в дальний поселок на постоянное место жительства. Старого короля перенесли в другие, более подобающие покои, выбросив попутно все его пузырьки. Я сам, ругая себя за доброту, написал ему рецепт лекарства, незаметно для окружающих продиагностировав больного с помощью мику. Потом спешно была проведена церемония передачи власти, и к завтраку лесной народ уже имел законный повод пить пиво и медовуху за новую вершину мудрого дерева.

Поздно вечером останавливаемся на отдых в небольшой деревушке. Выбрав таверну почище, решаю переночевать здесь. Пока Ориз устраивает на заднем дворе верблюдов, занимаем в холле место за столом. Почти за всеми столами расположились торговцы рабами, возвращающиеся со скалы. Рабы сидят на полу, жадно поедая простой хлеб. Лето было засушливое, неурожайное, и, чтобы расплатится с долгами, многие пустынники, степняки и даже поморы продаются в рабство. Глядя на них, Алик притих, его брови горестно сдвинуты, а губы поджаты.

– Марта, а где мой ошейник? – болтая ложкой в супе, внезапно интересуется он.

– Не знаю, – чуть не поперхнувшись, выдавливаю я, вспоминая, что бросил символ рабства в окно повозки, когда Грас вернул его мне, – а зачем он тебе понадобился?

– Но я же раб! – горько усмехается он. – И должен носить ошейник.

– Ничего в законе про это не сказано! – холодно обрываю его, – как хозяин захочет, так и делает!

– Но Ориз же носит! – не сдается Алик. – Чем я лучше его?

– Ничем не лучше! – серьезно подтверждаю я, и прошу у пустынника, протиснувшегося к столу, – Ориз, дай-ка мне твой ошейник!

– А зачем тебе? – строптиво глядит пустынник.

– Нужно!

– Только не теряй, он удобный, я там дырочку по себе проколол, – хозяйственно ворчит Ориз, снимая ошейник.

– Ладно, не потеряю, – бурчу, пряча ошейник в карман, не забыть бы где-нибудь по пути выкинуть.

– Грас, скажи, а что в той стороне? – продолжаю осторожно расспрашивать горца, разглядывая открывшуюся перед нами панораму.