Дочь оружейника - Майер Генрих - Страница 16

• Предыдущая
• 16/81
• Следующая

– Они согласны со мной. В наше время трудно разобрать, кто прав, кто виноват, и потому мы привязываемся к человеку, предоставляя ему отвечать за наши поступки.

– Да, вы правы, вы остались верны вашему начальнику… виноват один ван Нивельд. Вот письмо к нему от епископа. Желаю, чтобы он, прочитав его, одумался и не заслужил названия изменника.

– На все воля Божья, – проговорил старик. – Прощайте, мессир, вы едете опять в Дурстед?

– Нет, мне надобно побывать в лагере мессира Перолио.

– Уж не везете ли вы письмо епископа к начальнику Черной Шайки? – спросил старик с беспокойством.

– Да, ван Йост, разве и Перолио в Утрехте?

– Не знаю, мессир, только мне жаль, что такой благородный, добрый рыцарь отправляется один в лагерь итальянца.

– Благодарю за сочувствие, но Шафлер ничего не боится и смело идет, куда велит долг. Прощайте.

– Да хранит вас Бог, мессир граф! – проговорил с чувством ван Йост, следя глазами за удалявшимся рыцарем.

Через несколько минут Шафлер доехал до лагеря Перолио, расположенного в долине между рекой Лек и дорогой, которая вела из Дурстеда в Утрехт. Черная Шайка построила бараки и конюшни, и тут, точно так же как в лагере ван Нивельда, всадники и прислуга их чистили оружие и латы, готовились к скорому походу. Все это происходило тихо и в порядке, что означало близость начальника. Странно, что эти разбойники, для которых не было ничего святого, дрожали как дети перед капитаном. Никто не смел сказать ему ни слова, и приказания его исполнялись беспрекословно. Малейшая неосторожность или непослушание наказывались жестоко. Даже во время оргий, стоило только показаться Перолио, в минуту буря умолкала, хмель вылетал из головы и все готовы были умереть по его знаку.

В Черной Шайке было до двух тысяч человек и все всадники и солдаты высокого роста. Все вооружение их было черное, лошади тоже черные, так что один вид этого войска внушал ужас. Палатка Перолио стояла посреди лагеря, но сам он лежал на подушках под деревом, защищавшим его от солнечных лучей. Богатый костюм его выказывал атлетическое его сложение; левая рука была без перчатки, а правая, по обыкновению, в черной шелковой перчатке.

Возле него стоял паж и по временам наливал ему в кубок французского вина. Перолио, увидел приближающегося офицера, англичанина Вальсона, и проговорил как бы в полусне:

– Ризо, зачем идет сюда Вальсон, кого он ведет с собой?

– Двух всадников, мессир, только я их не знаю… Это рыцарь на службе епископа, потому что я вижу бургундский герб.

– Бургундцы! – проговорил зевая итальянец. – Хорошо, налей мне еще вина.

Вальсон, остановив Шафлера поодаль, подошел один и думая, что Перолио спит, сказал пажу:

– Ризо, граф Шафлер желает говорить с капитаном.

– Шафлер! – вскричал Перолио радостно. – Веди его, Вальсон, веди скорее.

И, привстав на подушках, он вежливо поклонился посетителю.

– Простите, мессир, что я встречаю вас не совсем учтиво… но меня извиняет жара. Ризо, помоги графу сойти с лошади.

– Я здесь на несколько минут и не сойду с лошади, – отвечал Шафлер.

– Очень жаль, мессир. В таком случае вы не откажетесь выпить бокал французского вина. Ризо, налей.

– Не беспокойтесь, я не буду пить, – возразил граф.

– Вы не похожи на ваших соотечественников, у которых всегда жажда и которые чаще держат в руках бутылку, чем меч.

И, не дав времени ответить Шафлеру, Перолио продолжал еще любезнее:

– Так я выпью, чтобы поблагодарить вас за ваше посещение.

– Напрасно благодарите, мессир, я здесь не по доброй воле, а по приказанию монсиньора.

– А! Достойный епископ беспокоится о моем здоровье! Меня очень трогает его внимание.

– Если бы монсиньор желал осведомиться о вашем здоровье, то прислал бы своего врача… а я взялся доставить вам его приказание.

– Его приказание? – вскричал Перолио, с бешенством вскочив с ковра.

– Да, его приказание, – повторил граф хладнокровно. – Разве мы оба не служим Давиду Бургундскому?

Начальник Черной Шайки в минуту успокоился и опустившись на подушки, проговорил:

– Любопытно знать, что мне приказывает монсиньор Давид.

– Вы это узнаете из его письма.

Ван Шафлер подал бумагу Генриху, который хотел вручить ее Перолио, но Ризо успел выхватить ее из рук оруженосца и, став на одно колено, протянул письмо своему господину. Итальянец посмотрел на печать епископа и, не развертывая пергамента, отвечал с дерзкой иронией:

– Можете поблагодарить вашего епископа и сказать ему, что я рассмотрю в другое время его послание и отвечу на него.

И бросив письмо с презрением на пол, он опять лег. Шафлер дрожал от досады, но старался удержать свой гнев.

– Я требую, именем монсиньора Давида, чтобы вы прочитали его послание и дали мне тотчас ответ.

– Это невозможно, мессир… здесь нет никого, кто бы умел читать… Мы не занимаемся науками.

– Я умею читать, – возразил Шафлер. – Дайте мне письмо.

– Я не могу сделать этого; если бы ваш епископ хотел доверить вам то, что заключается в этом послании, он не написал бы письма.

– Приказываю вам, именем епископа, прочитать письмо и отвечать на него, – вскричал рыцарь.

– Вы слишком смелы, мессир, – сказал Перолио, приподнимаясь на подушках. – Неужели вы думаете, что у меня есть время и охота заниматься разбором писания вашего незаконного епископа… Поговорим лучше о другом. Ризо, вина! Я хочу выпить в честь красоты и верности той, которую любит граф Шафлер. Здорова ли дочь оружейника, хорошенькая Мария? Знаете ли, что такую красавицу редко можно встретить. Я видел ее в Амерсфорте… в тот самый день, как вы там были, и чуть не влюбился в нее… Право, белокурая Мария мне очень понравилась, но я узнал, что сердце ее уже занято и, может быть, двумя…

– Мессир, опомнитесь! – проговорил Шафлер бледнея.

– Я не люблю идти по следам других, – продолжал бандит, злобно смотря на молодого человека. – Мне сказали, что вы хотите на ней жениться… я не поверил этой сказке. Можно позабавиться с хорошенькой мещаночкой, но дворяне не женятся на подобной дряни. Это бесчестье!

– Дворянин не может себя обесчестить тем, что дает свое имя честной девушке, – сказал с усилием Шафлер, терпение которого приходило к концу.

– Вы судите совершенно справедливо, мессир, но я не такой мудрец, как вы, и лучше выпью еще за белокурую красавицу. Неужели вы не выпьете со мной?

Шафлер молча оттолкнул бокал, поданный пажом. Перолио засмеялся.

– Как вы хладнокровны, мессир, – продолжал он. – Ничто не может вас тронуть… Можно в ваших глазах оскорбить предмет вашей любви – и шпага ваша останется в ножнах.

– Я здесь не жених девушки, достойной уважения, – вскричал Шафлер громовым голосом, – а посланный епископа. Если же вы осмелитесь в другое время произнести ее имя, я заставлю вас замолчать.

– А отчего же не теперь? – спросил Перолио. – Мне надоело лежать, вынимайте ваш меч, храбрый рыцарь, потому что я не раз оскорбил вашу красавицу.

Шафлер хотел бросить свою перчатку в лицо бандита, но вспомнив обещание, данное епископу, остановился.

– Ты можешь оскорблять меня безнаказанно, – проговорил он глухо. – Ты отгадал, что епископ запретил мне отвечать на вызовы.

– И вы сдержите это обещание?

– Надеюсь, что Бог даст мне на это силы.

– Ваше счастье, что мне лень и что так жарко, а то я бы нашел средство заставить вас драться.

– Ваши старания были бы напрасны.

– А если бы я оскорбил вас, назвал трусом, подлецом?

– Я презираю ваши оскорбления и не хочу отвечать на них.

– Но будете ли вы молчать, когда я плесну вам в лицо бокал с вином, потому что рука моя не достанет до вашей щеки?

И Перолио, смеясь, поднял бокал.

– Если вы посмеете это сделать, я в ту же минуту убью вас, как собаку.

– А! Так вот храбрость здешних дворян. Вы не хотите сразиться честно, а любите убивать безоружных. Вальсон! – вскричал он, обращаясь к своему офицеру. – Позови сюда товарищей, пусть они посмотрят на этого рыцаря, закованного в железо, которому епископ приказал быть подлецом. Можно оскорблять его и его красавицу, можно плевать на него и он будет молчать. Его латы и оружие защищают его только от мух.

• Предыдущая
• 16/81
• Следующая