Временщики. (Судьба национальной России: Ее друзья и враги) - Власов Юрий Петрович - Страница 43

В последних словах за внешней почтительностью скрыт горький упрёк англичанам – об этом я размышлял, долго стоя у вестминстерской плиты и стараясь при этом не мешать людям, ведь плита помещена на самом проходе. Черчилль, Сталин, Рузвельт, Чан Кайши, Мао Цзэдун, нашествие Великогерманского рейха на Россию, Гитлер, Муссолини, Петэн, Антонеску, Хорти, Павелич, Квислинг… наша радость победы – я хорошо помню то утро 9 мая сорок пятого (как и день 22 июня 1941-го)… Движения громадных масс разных народов… Трибунал в Нюрнберге… Сталин… А теперь неохватное горе обрушения нашей Родины…

Аки прах, аки дым…

Остаётся добавить, что рядом с Черчиллем его политический победитель лейборист Клемент Ричард Этли (1883-1967), который в годы второй мировой войны занимал посты лорда-хранителя печати, а позже и заместителя премьер-министра по делам доминионов в правительстве Черчилля, явил собой очевидное ничтожество – народ нередко позволяет себе странные решения, причём не всегда себе на пользу. Утверждают, будто победа лейбористов была ответом английского народа на черчиллевскую проимпериалистическую политику, пренебрегающую интересами простых людей. Может быть. Но я думаю, что это было желание сотен и сотен тысяч английских семей, мужчин которых Черчилль не торопился распускать по домам после победы над Великогерманским рейхом.

Мои родители, будучи в Бирме в начале 1950-х годов, столкнулись на дипломатическом приёме с Этли; по единодушному мнению обоих, он производил впечатление заурядной, скорее даже серой личности…

1 декабря 1917 года газета "Революционная Ставка" обнародовала пространное "Положение о демократизации армии" (правильнее бы назвать "О деморализации армии"). Оно утверждало выборность командного состава. Власть в Вооружённых Силах переходила к выборным комитетам. Упразднялись офицерские чины, звания, ордена и погоны. Вколачивался могильный крест во всё то, что было русской императорской армией.

11 декабря всё того же года Общеармейский съезд единогласно избрал Н. В. Крыленко Верховным главнокомандующим.

"Крыленко, эпилептический дегенерат, будущий общественный прокурор и самый отталкивающий тип из всех, с кем мне приходилось встречаться среди большевиков…" [100] – отозвался о нём английский разведчик Брюс Локкарт.

В 1938 году Николай Васильевич Крыленко будет казнён Сталиным за "ненадобностью", а между прочим, душа первых поддельных (подставных) сталинских процессов. Вождь возьмёт и зачеркнёт его имя в списке синим карандашом (вождь любил синие карандаши – я видел подлинники документов с его рукой; там очерки толстовато сделаны именно синим карандашом; читать сталинскую руку легко, он писал разборчиво). И поехала горбатенькая "эмка" с чекистами к дому, где обдумывал свое житие Николай Васильевич.

"Кто в тереме живёт?…"

В тех же воспоминаниях читаем о ленинском любимчике Радеке (я уже приводил данный отзыв Локкарта в своём "Огненном Кресте": "Еврей, его настоящее имя Собельсон… Маленький человечек с огромной головой, с торчащими ушами, с гладко выбритым лицом (в те дни он ещё не носил этой ужасной мочалки, именуемой бородой), в очках, с большим ртом с жёлтыми от табака зубами, в котором всегда торчала большая трубка или сигара, он всегда был одет в тёмную тужурку, галифе и гетры… По внешности он был нечто среднее между профессором и бандитом…

Когда мир (Брестский. – Ю.В.) был ратифицирован, он чуть ли не со слезами восклицал: "Боже! Если бы в этой борьбе за нами стояла другая нация, а не русские, мы бы перевернули мир…" [101] Им бы всё мир переворачивать…

И это был ближайший сподвижник Ленина, назначенный им среди немногих в вожди русского народа. Вождь, презирающий русский народ…

Ленин народ не презирал, но относился к нему, народу, как средству, которое должно обеспечить торжество его утопических планов.

После разгрома Ставки Михаил Константинович Дитерихс командовал армией и фронтом у Верховного правителя России адмирала Колчака. По отстранении от командования генерал получил 17 января 1919 года приказ правителя руководить расследованием убийства отреченного императора и его семьи. Без настойчивости Дитерихса вряд ли мир проведал бы, что стряслось в действительности тогда, в угольно-тёмную, сатанинскую ночь с 16-го на 17 июля 1918 года в пышущем летним жаром Екатеринбурге. Пять месяцев следствие возглавлял такой юрист как Николай Алексеевич Соколов (1882-1924). Весь добытый следственный материал до последнего слова Михаил Константинович обнародовал летом 1922 года во Владивостоке ныне в ненаходимой книге "Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале" (у меня были самые широкие связи в букинистической Москве 1950-1960-х годов, но я эту книгу выудить не сумел, а её искали для меня по-настоящему; правда, был риск получить за такое "срок" – сие, безусловно, могло сдерживать розыск, но мне находили политически не менее опасные книги. Ю.В.)".

В предисловии Дитерихс отмечал:

"… убийство это выдвигается из ряда обычных большевистских злодеяний той эпохи на степень события национального значения (то есть события, имеющего прямое отношение к национальной судьбе русского народа. – Ю.В.)… эти убийства совершенно исключительны и не только для русского народа, но и для всего мира.

Мир часто не видит правды, не хочет правды и не любит правды… Заставить мир убедиться в правде – это задача, кажется, бесцельная…

Убийства Членов Царской Семьи и других Членов Дома Романовых представляются убийствами совершенно исключительными…

Это были преступления идейные, фанатичные, изуверские, но совершавшиеся скрытно, в тайне, во лжи и обмане от Христианского русского народа.

Это было планомерное, заранее обдуманное и подготовленное истребление…

Прямая линия династии Романовых кончилась: она началась в Ипатьевском монастыре Костромской губернии и кончилась – в Ипатьевском доме города Екатеринбурга…

Мы знаем, что Германия не смогла одолеть своих противников в честном, открытом бою; тогда, не брезгуя средствами борьбы, она бросила на наш фронт и тыл подлейшее из орудий борьбы, ужаснейший из ядов – яд политический, яд большевизма, заразу анархии. Но сама стала жертвой нанятых ею для этой борьбы рабов.

Мы знаем, что народ советской России и до сих пор не знает, что совершили его властелины; какие кровавые, зверские преступления навязаны ему ныне историей и волей его теперешних вождей. Но мы знаем и то, что над Романовыми не было народного суда, и вожди не посмели прибегнуть к нему для своих целей ‹…›

С политически-гражданской точки зрения в мире бывают Цари, которые по своей натуре призваны царствовать, но бывают Цари, которые по своей натуре призваны быть мучениками царствования. Ко вторым относится и покойный бывший Имератор.

Но с точки зрения идеологии русского народа, есть ещё и другая сторона духовный символ, олицетворяемый в фигуре Царя… свержение Царя, который в мировоззрении народа является ещё и Помазанником Божьим, представляется преступлением "по духу", затрагивающим всё историческое, национальное и религиозное мировоззрение народа и выбивающим из-под его ног нравственные устои жизни и быта. После этого он, естественно, легко впадает в крайности… МЫ ВСЕ ПОВИННЫ В ТОМ, ЧТО НАРОД ОКАЗАЛСЯ НЕ С НАМИ, А С ПРИШЛЫМИ, ЕМУ СОВЕРШЕННО ЧУЖИМИ НЕХРИСТЯМИ…" [102]

Народ был доведен ленинской пропагандой и агитацией до исступления, до истерии, до какого-то психического угара и потери человеческого облика. Помните, как и что кричал вокзальный комиссар в Екатеринбурге Василию Васильевичу Яковлеву (будет казнён Сталиным 16 сентября 1938 года под фамилией Константина Алексеевича Стояновича), что с рассветом 30 апреля 1918 года доставил из Тобольска царя, царицу и их дочь Марию. Я забыть эти слова не могу. Вокзальный комиссар выкрикивал: "Яковлев! Выведи Романовых из вагона. Дай я ему в рожу плюну!" [103]