Песни и сонеты - Донн Джон - Страница 2

     Я дважды дурнем был:

Когда влюбился и когда скулил

     В стихах о страсти этой;

Но кто бы ум на глупость не сменил,

     Надеждой подогретый?

Как опресняется вода морей,

Сквозь лабиринты проходя земные,

     Так, мнил я, боль души моей

Замрет, пройдя теснины стиховые:

Расчисленная скорбь не так сильна,

Закованная в рифмы - не страшна.

     Увы! к моим стихам

Певец, для услажденья милых дам,

     Мотив примыслил модный

И волю дал неистовым скорбям,

     Пропев их принародно.

И без того любви приносит стих

Печальну дань; но песня умножает

     Триумф губителей моих

И мой позор тем громче возглашает.

Так я, перемудрив, попал впросак:

Был дважды дурнем - стал тройной дурак. 

О, не печалься, ангел мой,

     Разлуку мне прости:

Я знаю, что любви такой

     Мне в мире не найти.

         Но наш не вечен дом,

И кто сие постиг,

Тот загодя привык

     Быть легким на подъем.

Уйдет во тьму светило дня -

     И вновь из тьмы взойдет,

Хоть так светло, как ты меня,

     Никто его не ждет.

     А я на голос твой

Примчусь еще скорей,

Пришпоренный своей

         Любовью и тоской.

Продлить удачу хоть на час

     Никто еще не смог:

Счастливые часы для нас -

     Меж пальцами песок.

         А всякую печаль

Лелеем и растим,

Как будто нам самим

         Расстаться с нею жаль.

Твой каждый вздох и каждый стон -

     Мне в сердце острый нож;

Душа из тела рвется вон,

     Когда ты слезы льешь.

         О, сжалься надо мной!

Ведь ты, себя казня,

Терзаешь и меня:

         Я жив одной тобой.

Мне вещим сердцем не сули

     Несчастий никаких:

Судьба, подслушавши вдали,

     Вдруг да исполнит их?

         Представь: мы оба спим,

Разлука - сон и блажь,

Такой союз, как наш,

     Вовек неразделим. 

Не умирай! - иначе я

Всех женщин так возненавижу,

Что вкупе с ними и тебя

Презреньем яростным унижу.

Прошу тебя, не умирай:

С твоим последним содроганьем

Весь мир погибнет, так и знай,

Ведь ты была его дыханьем.

Останется от мира труп,

И все его красы былые -

Не боле чем засохший струп,

А люди - черви гробовые.

Твердят, что землю огнь спалит,

Но что за огнь - поди распутай!

Схоласты, знайте: мир сгорит

В огне ее горячки лютой.

Но нет! не смеет боль терзать

Так долго - ту, что стольких чище;

Не может без конца пылать

Огонь - ему не хватит пищи.

Как в небе метеорный след,

Хворь минет вспышкою мгновенной,

Твои же красота и свет -

Небесный купол неизменный.

О мысль предерзкая - суметь

Хотя б на час (безмерно краткий)

Вот так тобою овладеть,

Как этот приступ лихорадки! 

     Тебя я знал и обожал

     Еще до первого свиданья:

Так ангелов туманных очертанья

Сквозят порою в глубине зеркал.

     Я чувствовал очарованье,

Свет видел, но лица не различал.

         Тогда к Любви я обратился

С мольбой: "Яви незримое!" - и вот

     Бесплотный образ воплотился,

И верю: в нем любовь моя живет;

     Твои глаза, улыбку, рот,

         Все, что я зрю несмело, -

Любовь моя, как яркий плащ, надела,

Казалось, встретились душа и тело.

     Балластом грузит мореход

     Ладьи, чтоб тверже курс держала,

Но я дарами красоты, пожалуй,

Перегрузил любви непрочный бот:

     Ведь даже груз реснички малой

Суденышко мое перевернет!

     Любовь, как видно, не вместима

Ни в пустоту, ни в косные тела,

     Но если могут серафима

Облечь воздушный облик и крыла,

     То и моя б любовь могла

         В твою навек вместиться,

Хотя любви мужской и женской слиться

Трудней, чем духу с воздухом сродниться. 

         Все короли со всей их славой,

         И шут, и лорд, и воин бравый,

     И даже солнце, что ведет отсчет

     Годам, - состарились на целый год,

     С тех пор, как мы друг друга полюбили,

     Весь мир на шаг подвинулся к могиле;

         Лишь нашей страсти сносу нет,

     Она не знает дряхлости примет,

     Ни завтра, ни вчера - ни дней, ни лет,

Слепящ, как в первый миг, ее бессмертный свет.

     Любимая, не суждено нам,

     Увы, быть вместе погребенным;

Я знаю: смерть в могильной тесноте

Насытит мглой глаза и уши те,

Что мы питали нежными словами,

И клятвами, и жгучими слезами;

     Но наши души обретут,

Встав из гробниц своих, иной приют,

     Иную жизнь - блаженнее, чем тут, -

Когда тела - во прах, ввысь души отойдут.

         Да, там вкусим мы лучшей доли,

         Но как и все - ничуть не боле;

     Лишь здесь, друг в друге, мы цари! - властней

     Всех на земле царей и королей;

     Надежна эта власть и непреложна:

     Друг другу преданных предать не можно,

         Двойной венец весом стократ;

     Ни бремя дней, ни ревность, ни разлад

     Величья нашего да не смутят...

Чтоб трижды двадцать лет нам царствовать подряд? 

В тумане слез, печалями повитый,

Я в этот сад вхожу, как в сон забытый;

И вот к моим ушам, к моим глазам

Стекается живительный бальзам,

Способный залечить любую рану;

     Но монстр ужасный, что во мне сидит,

     Паук любви, который все мертвит,

В желчь превращает даже божью манну;

Воистину здесь чудно, как в раю, -

     Но я, предатель, в рай привел змею.

Уж лучше б эти молодые кущи

Смял и развеял ураган ревущий!

Уж лучше б снег, нагрянув с высоты,

Оцепенил деревья и цветы,

Чтобы не смели мне в глаза смеяться!

     Куда теперь укроюсь от стыда?

     О Купидон, вели мне навсегда

Частицей сада этого остаться,

Чтоб мандрагорой горестной стонать

Или фонтаном у стены рыдать!

Пускай тогда к моим струям печальным

Придет влюбленный с пузырьком хрустальным:

Он вкус узнает нефальшивых слез,

Чтобы подделку не принять всерьез

И вновь не обмануться так, как прежде.

     Увы! судить о чувствах наших дам

     По их коварным клятвам и слезам

Труднее, чем по тени об одежде.

Из них одна доподлинно верна -

И тем верней меня убьет она!