Третья террористическая - Ильин Андрей - Страница 21

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая

В их жизни ничего не изменилось — он завтракал, обедал и ужинал, не очень задумываясь, откуда берутся продукты и сколько они стоят. Потому что никогда об этом особо не задумывался. Его обязанностью было добывать деньги, за продукты отвечала жена.

Он ел и шел работать. Он наверстывал то, что не успевал делать, когда работал в НИИ, — читал и переводил специальную, по его тематике, литературу, чтобы не выпасть из темы, так как считал, что его трудности временные и что о нем обязательно вспомнят. Как поначалу считают все.

Но очень скоро он начал замечать, что отношение его близких к нему изменилось. Или ему стало казаться, что изменилось. Жена за едой, вздыхая, жаловалась на цены на продукты в ближайших магазинах, возможно, просто так жаловалась, а может быть, намекала… И вообще, в последнее время она стала какой-то нервной, срываясь из-за каждого пустяка на крик и слезы. И дети стали менее приветливы, чем когда он работал в НИИ…

Детей понять было можно. Всю жизнь живя за спиной папы-ученого из почтового ящика, без пяти минут членкора, они горя не знали. Наука была в почете, и поэтому деньги в семье водились. А импортные шмотки папа привозил из-за границы с конференций и симпозиумов, причем такие, какие их одноклассники не имели. Дети привыкли жить легко и жить трудно не хотели. Но высказывать свое недовольство в открытую боялись, предпочитая выражать его отсутствием прежней любви.

Что Петр Степанович чувствовал.

— Вам не хватает денег? — поставил он как-то вопрос ребром.

Жена промолчала.

Дети красноречиво фыркнули.

Петр Степанович не поленился, зашел в ближайший магазин. И понял, что не хватает. И стал искать работу.

Но где бы мог найти работу сорокапятилетний без пяти минут членкор, который ничего не умел делать, кроме как изобретать новые теории и делать какие-то там открытия. Бесполезные они люди — членкоры…

Он прошел службы занятости, где ему предложили заполнить анкеты. В графе «ваше образование» он указывал свое первое высшее, второе высшее, звания, полученные в Германии и Швейцарии, кандидатскую и докторскую диссертации и… На чем графа обрывалась, потому что была очень коротенькой. Как видно, анкеты на «почти членкоров» рассчитаны не были. Зато в графу «на какую работу вы согласны» он вписывал лишь одно слово — на любую.

Но на «любую» его не брали.

На физическую — потому что рынок труда был наводнен безработными двадцатилетними молодцами, с которыми было трудно конкурировать. А для «умственной» работы — продавать в киосках водку или колготки — он был «чересчур умным» И чересчур интеллигентным. Такие товар впаривать не умеют.

Все это не способствовало миру в семье. Теперь каждый косой взгляд, каждое слово он истолковывал как упрек себе. Которые считал несправедливыми.

— Что я могу сделать, я же не виноват, что меня никуда не берут! — разводил он руками.

Хотя жена его ни в чем не упрекала, а лишь только качала головой и вздыхала.

Но он истолковывал ее вздохи по-своему.

— И нечего тут вздыхать! — возмущался он. — Раньше, когда я хорошо зарабатывал, ты не вздыхала!..

Как будто дело в деньгах…

— Если ты считаешь, что я живу за твой счет, — так и скажи! Я могу съехать!..

Загнанные жизнью люди напоминают брошенных в банку пауков — они кусают и жалят друг друга, вместо того чтобы наброситься на тех, кто загнал их в банку.

Жена плакала. Но не при нем, после, чтобы не нарваться на новый скандал. Плакала, жалея его, себя и детей. Которым было так же плохо, как ей, и которым она ничем не могла помочь.

Дети не плакали, они были более жестоки и на жалобы отца реагировали не слезами.

— Другие как-то выкручиваются… — ворчали они.

Другие выкручивались по-разному — кто-то воровал, кто-то продавал, кто-то продавал себя. Воровать «без пяти членкор» не умел — вовремя не научился. Торговать собой ему не позволило бы государство, потому что он был носителем важных оборонных секретов. Оставалось продавать товар. Что, как он считал, не трудно. Уж коли можно рассчитать напряжения в Т-образной балке несущей конструкции стыковочного узла третьей ступени межконтинентальной ракеты в момент пиковых нагрузок, при преодолении сверхзвукового барьера, то загнать косметику уж как-нибудь.

Он обошел знакомых докторов и академиков, которые, пряча глаза, одолжили ему кто по три, кто по пять тысяч под гарантии его честного слова. Они даже расписок не просили, они бы и так ему эти деньги дали, без возврата, да только знали, что милостыню он не возьмет. Набралось несколько тысяч долларов. Которые стали его стартовым капиталом.

Место он выбрал тоже очень удачное — бывшее свое НИИ. Где взял в аренду квадратный метр пола под микроприлавок как раз напротив лаборатории, где был когда-то заведующим. Он выложил тот же самый, что и все, товар и стал ждать прибыли.

Напрасно. Потому что возле него никто не останавливался — покупатели окидывали его и его товар быстрым взглядом и бежали дальше. Бежали к его соседям. Покупатели не любят продавцов, которые выглядят умнее их и держатся независимо. Наш закомплексованный, забитый жизнью и семейными обстоятельствами покупатель любит, чтобы перед ним за его деньги поклоны до земли били. Как за эти же деньги был вынужден бить он. Чего «почти членкоры» делать не умеют. Даже когда честно пытаются!

Ставить за прилавок интеллигентов — это все равно что попросить вымыть домашний сортир фотомодель, спокойно при этом наблюдая, как она возит тряпкой по полу. Не получится спокойно! будешь чувствовать себя гораздо менее уютно, чем если бы то же самое делала тетя Фрося.

Но Петр Степанович всего этого не знал. Он думал, что люди выбирают на рынках товар, а не продавцов!

— Это чего это такое? — спрашивали его, крутя перед глазами и обнюхивая предлагаемые им носки.

— Это носки, — чувствуя себя идиотом, отвечал он.

— Да я вижу, что носки, — удивленно глядел на него покупатель. — Чьи они? Поди, Китай?

Ему бы сказать:

— Ну что вы, какой Китай! Это же Армани. Вы примерьте и сразу сами увидите…

Намекая на то, что имеет дело со знатоком мировых тенденций в высокой моде.

А этот честно говорил:

— Ну да, Китай. За такую цену может быть только Китай.

Хотя на соседних прилавках за ту же цену можно было купить эксклюзивные модели лучших домов моды мира!

Кто же станет покупать Китай, если за те же деньги можно взять пару носков от Версаче, а в придачу к ним, немного поторговавшись, блузон от Юдашкина и вечернее платье от Славы Зайцева, которые не подошли их женам. Не для того покупатель сюда пришел, чтобы себя любимого обряжать в дешевый китайский ширпотреб!

А то, что настоящие, от Армани, носки будут стоить столько же, сколько подержанные «Жигули», на которых покупатель сюда приехал, он знать не знает. Вернее — знать не хочет!..

В первый день Петр Степанович наторговал на пятнадцать рублей. Из которых сто пятьдесят ушли на аренду, сто на транспорт и еще двести на различные согласования и разрешения… А тут еще к вечеру к нему подошел смуглый молодой человек кавказской национальности.

— Давай! — сказал он.

— Чего давай? — не понял Петр Степанович.

— Как че? «Бабки» давай.

Значение слова «бабки» Петр Степанович уже знал, потому что всякий культурный человек должен знать и любить свой родной язык.

— А почему я должен вам что-то давать? — удивился Петр Степанович.

Обращение на «вы» вызвало неожиданно бурную одной из сторон реакцию. Молодой человек вздрогнул, словно его последними словами покрыли, и воровато стрельнул по сторонам глазами. На «вы» к таким, как он, обращаются только менты во время крутых облав и выносящие приговор судьи.

Что было воспринял как оскорбление, которое нельзя стерпеть!

— Ты че, в натуре? — попер «бычок» на нового продавца. — Ты че, фраер драный, борзый, да?!

Молодой кавказец владел русским разговорным языком лучше «почти членкора», отчего тому должно было быть стыдно.

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая