Профилактика - Ильин Владимир Леонидович - Страница 48
- Предыдущая
- 48/106
- Следующая
Я потянулся и зевнул. Перспектива отвечать среди ночи на телефонные звонки из какой-то там больницы меня не прельщала. Небось кому-то я потребовался как медик, но удовлетворить этот запрос я все равно не смогу. Клизму — и то поставить не смогу, не говоря о чем-то большем!..
— И что же от меня надо шестой больнице? — спросил я, протирая глаза, словно засыпанные песком.
Женщина удивленно подняла брови. Потом поджала губы — видно, мои слова ее чем-то возмутили.
— Вам виднее, — сухо сказала она. — Подойдите, пожалуйста, они ждут... трубка у меня на столе лежит...
— А не могли бы вы сказать им, чтобы они перезвонили мне утром? — продолжал гнуть свою линию я. — Скажите, что вечером у меня было много работы, и я только что заснул... В общем, придумайте что-нибудь, а?
— Алик, ты что — с ума сошел? — изменившимся голосом осведомилась женщина. — Ты хоть отдаешь себе отчет, что говоришь?!
А что такого я сказал? И все-таки, наверное, в ее глазах допустил какой-то жуткий ляп, раз она стала обращаться ко мне, как мать к непутевому сыну. В принципе я действительно гожусь ей в сыновья, но, наверное, среди врачей принято называть друг друга по имени-отчеству...
— Я, конечно, не знаю точно, что они хотят вам сказать, — сдержанно продолжала женщина (кто она, кстати? Медсестра? Или тоже врач?). — Но думаю, что это связано с вашей мамой, Альмакор Павлович... Она ведь у вас, кажется, в шестой лежит?
Остатки сна слетели с меня в один миг. Мне показалось, что я ослышался. Этого не может быть!.. Ведь никогда еще изменения в моей судьбе не заходили так далеко, чтобы отменить ту проклятую катастрофу!..
— Что-о? — протянул я, вмиг оказавшись на ногах. — С мамой?! — Но Круговерть не прошла для меня даром, и я быстро опомнился. — Где? Где этот ваш чертов телефон?
— Я же сказала — у меня на столе, — покачала головой медсестра. — Идите быстрей...
Я уже шел. И не просто шел — летел мимо нее, чуть не сбив ее с ног. За дверью кабинета, естественно, оказался коридор. Длинный и слабо освещенный. Только в противоположном конце его светилась на столе за высоким барьером настольная лампа. Ага, значит, мне — туда...
Я подлетел к столу и, задыхаясь, схватил лежавшую трубку.
— Але? Ардалин слушает.
— Привет, Алька, — сказал в трубке незнакомый мужской голос. — Где тебя носит? Я аж устал ждать...
— Это неважно, — перебил я его. — Извините, не припоминаю ваш голос... трубка искажает, наверное...
— Вот так раз! — удивились в трубке. — Это Ефим, неужели ты меня забыл? Ефим Майзлин!
— А-а, — изобразил я озарение памяти. — Привет, Ефим... Так что там с моей... мамой?
Язык упорно отказывался произносить это сочетание — «моя мама». Бог ты мой, сколько же лет я не говорил о своих родителях как о живых?!
— Случилось? — усмехнулись в трубке. — Что ж, если можно так выразиться, действительно случилось... Надеюсь, ты помнишь ее диагноз?
Наверное, это была ирония со стороны этого неизвестного Ефима, но я ее не воспринял адекватно. Я почувствовал, как у меня все обрывается внутри, и мгновенно облился с ног до головы липким потом.
— Она... она умерла? — чужим голосом спросил я.
— В том-то и дело, что — нет! — вскричали в трубке. — Поэтому я и звоню тебе! Помнишь наш уговор?
Можно было сказать, что ни черта я не помню, потому что всего несколько минут тому назад появился в этом мире. Но я просто промолчал.
— В общем, так, — сказал Ефим. — Если хочешь использовать свой шанс, то это надо сделать сейчас. Иначе придётся долго ждать, потому что следующее мое дежурство будет только после Нового года... Ну, что молчишь? Решайся — да или нет?
— Я сейчас приеду, — сказал я. — И тогда мы с тобой поговорим, ладно?
— Я тебя понял, — произнесла трубка каким-то странным тоном. — Что ж, я тебя жду. Скажешь внизу охране свою фамилию — и тебя пропустят. Я уже их предупредил... Ну, давай... Кстати, будет лучше, если ты захватишь с собой свой халат... И не забудь это самое... ну, инструменты...
Я положил трубку и встал из-за стола.
Окна коридора были в морозных узорах, и от них несло еле ощутимым холодом. Если скоро Новый год, то сейчас должен быть декабрь.
— Простите, вы, случайно, не знаете, где моя одежда? — спросил я женщину, которая стояла, облокотившись на барьер перед столом.
— То есть? — не поняла она. — А сейчас вы что — голышом, что ли?
— Я имею в виду верхнюю одежду, — нетерпеливо пояснил я. — Ну, пальто там какое-нибудь... или куртку... Не помните, где я обычно их оставляю?
— В кабинете, где же еще? А вы что — собираетесь уходить?
— Мне очень надо, поймите!
— А дежурство?
Мысленно я возопил: «Да плевать я хотел на ваше дежурство! Там же — моя мама, понимаете? Мама, которую я видел только в раннем детстве!»
Но вслух я лишь сказал:
— Не бойтесь, я отлучусь ненадолго. Слетаю до шестой больницы — и обратно.
— Там что — совсем плохи дела? — почти шепотом спросила она, с сочувствием глядя на меня.
— Хуже не бывает, — мрачно сказал я, устремляясь в кабинет.
— Может, в отделении «Скорой» попросить дежурную машину для вас? — спросила она. — Где вы ночью такси будете ловить?
А она оказалась лучше, чем я ожидал. К тому же, я понятия не имею, где находится эта шестая больница, а уж водитель «Скорой» наверняка знает...
— Если можно, попросите, — сказал я. — Спасибо вам за все!
Эх, знать бы еще, как ее зовут, а то обращаюсь к ней, как к неодушевленному предмету. Но напрямую спрашивать неудобно, а рыться в бумагах в «своем» кабинете некогда.
— Дай бог, чтобы у вас все хорошо закончилось, — пожелала мне женщина, украдкой смахивая слезу.
Ефим оказался примерно моих лет, высоким, чернявым, с давно не бритым лицом и пухлыми губами. Он встретил меня у входа в отделение, которое располагалось на третьем этаже старого, явно требовавшего ремонта здания. Видимо, охранник из вестибюля предупредил его о моем появлении.
В больнице все спали, и я невольно старался ступать потише. Пахло несвежим постельным бельем, лекарствами и подгоревшим молоком.
— Ну, здорово, Алька, — протянул мне руку Ефим. — Быстро же ты добрался...
— Я на «Скорой» приехал, — сообщил я. — Медсестра, которая со мной дежурит, помогла с машиной...
Он вдруг сморщился, как будто я ляпнул какую-то глупость.
— Это ты зря, — посетовал он. — Надо было лучше ехать своим ходом, а сестру не посвящать, куда ты поехал...
— Почему?
— На всякий случай, — многозначительно поднес он палец к губам. — Ладно, будем надеяться, что шума не будет... Зайдем ко мне на минутку.
Мы прошли по коридору — почти полной копии того, который был и в нашей больнице, только с тем отличием, что пол тут был не покрыт линолеумом, а выложен грубой кафельной плиткой. И за барьером дежурной по отделению никого не оказалось. А где-то в противоположном конце коридора кто-то стонал так, что шел мороз по коже. В перерыве между стонами женский голос вскрикивал: «Ой. мамочки!.. За что же мне такие муки?.. Сделайте же что-нибудь, прошу вас!.. Больно!..»
Кабинет у Ефима оказался гораздо просторнее, чем «мой». В углу даже мигал экраном телевизор с выключенным звуком, а на столе имел место довольно шикарный ноутбук.
Ефим плотно прикрыл за мной дверь и показал мне на диван:
— Располагайся. Чай-кофе, надеюсь, ты не будешь распивать? — Я мотнул отрицательно головой. — И это правильно. Мы лучше с тобой как-нибудь в другой раз посидим, более основательно... Ну, что, ты готов?
— Конечно, — решительно сказал я. — Только ты мне вот что скажи — как она? Скоро поправится?
Он скривился в мрачной усмешке:
— Думаешь, в такой стадии может быть надежда? Ты Ведь вчера здесь был и сам видел, что ей все хуже и хуже...
— Значит, она скоро умрет? — упавшим голосом спросил я.
— В том-то и дело, что мы не можем ждать милости от природы! — Он подошел, сел рядом и обнял меня за плечи. — Алька, я отлично тебя понимаю как человека... Хоть она была и не подарком, но это все-таки твоя мать. Но мы же с тобой оба врачи, и мы-то знаем, что в таких случаях надлежит делать... Если бы те, кто принимает законы своими глазами ежедневно видели наших больных — они давно бы санкционировали эвтаназию. Сволочи! — Он нервно закурил. — Кстати, не вздумай потом мучиться угрызениями совести, а то я тебя знаю как облупленного еще с универа, гуманист ты наш!.. В принципе, я мог бы сам это сделать, но подумай — зачем мне лишние проблемы, а? А что касается последствий, то тут ты можешь не волноваться. Все будет шито-крыто. Петрович, наш завотделением, — в курсе и, в случае чего, прикроет... С моргом я тоже договорился насчет заключения. Да, кстати, с тебя потом бутылка — нашему патологоанатому нужно проставиться... Поэтому делай спокойно свое дело и не сомневайся!..
- Предыдущая
- 48/106
- Следующая
