Мир глазами Гарпа - Ирвинг Джон - Страница 101
- Предыдущая
- 101/157
- Следующая
— Я не сточная канава, — сказала Роберта.
— Ну, небось и не девственница-весталка? — усмехнулся ковбой. — И где, трам-тарарам, моя Лорел? — На нем была оранжевая майка с ярко-зеленой надписью на груди: «ЗАНИМАЙТЕСЬ ШЕЙПИНГОМ!»
Гарп пошарил по карманам в поисках карандаша и блокнота, но попадались ему только дурацкие старые записки со старыми обычными словами, которые для этого грубияна совершенно не годились.
— А разве Лорел ждет вас? — вежливо спросила у приезжего Роберта Малдун, и Гарп догадался, что у Роберты вновь начался разлад с сексуальным самоощущением: она нарочно дразнила этого ублюдка, надеясь, что своими могучими кулаками сможет без зазрения совести превратить его в кучу дерьма. Однако на взгляд Гарпа он был вполне способен дать Роберте достойный отпор. Ведь лошадиные дозы эстрогена, думал Гарп, изменили не только внешний облик Роберты, но и лишили ее той мышечной массы и той невероятной физической силы, какой обладал Роберт Малдун, причем сама Роберта то ли не подозревала об этом, то ли совершенно забыла.
— Слушайте, голубки, — наглец в ковбойских сапогах обращался к ним обоим, — я вам вот что скажу: если Лорел сию минуту не вынесет из этого паршивого домишки свою драгоценную задницу, я сам, лично наведу порядок в этом вонючем притоне. Все знают, что тут всякие извращенцы окопались. И я запросто выяснил, куда эта дрянь отправилась! Да любая захудалая шлюха в Нью-Йорке знает об этом гребаном «приюте»!
Роберта улыбнулась. Она так раскачала качели, что Гарпа начало подташнивать, и он снова принялся яростно шарить по карманам, выуживая одну бессмысленную записку за другой.
— Значит, так, клоуны, — сказал этот тип. — Мне прекрасно известно, что за помойные твари тут слоняются. Ведь здешнее заведение специально для лесбиянок устроено, верно? — Он пнул носком ковбойского сапога стойку качелей, и качели сбились с ритма. — А сами-то вы кто? — Он посмотрел на Гарпа. — Ты, что ли, хозяин? А может, придворный евнух?
Гарп вручил ему первую попавшуюся записку: «На кухне топится печка, это по коридору налево». На дворе стоял август. И записка была совсем неподходящая.
— Это еще что за дерьмо? — спросил ковбой. И Гарп вручил ему другую записку, снова первую попавшуюся, из тех, что шуршали у него в кармане.
«Не огорчайтесь. Моя мать скоро вернется. Здесь есть и другие женщины. Не хотите ли с ними познакомиться?»
— Так твою мать и разэтак! — сказал ковбой. И двинулся к широкой входной двери, затянутой сеткой. — Лорел! — крикнул он. — Ты здесь? Ах ты сука!
Но тут на пороге возникла Дженни Филдз.
— Здравствуйте, — сказала она.
— Знаю я, кто ты такая! — заявил ковбой. — Я эту форму проклятую хорошо знаю! Только моя Лорел тебе совершенно не подходит, золотко! Уж больно она трахаться любит.
— Возможно, но не с тобой, — сказала Дженни Филдз. Какое бы оскорбление ни хотел нанести Дженни
Филдз этот тип в майке с надписью «Занимайтесь шейпингом!», произнести его вслух он так и не успел. Роберта Малдун бросилась на него сзади и ударила под коленки. Блестящий бросок, вполне достойный того знаменитого пенальти, когда Роберта играла за «Филадельфия Иглз». Ковбой с такой силой грохнулся на серые доски веранды, что подвесные горшки с цветами чуть не оборвались и еще некоторое время продолжали качаться. Он попытался встать и не смог. Похоже, повредил при падении колено — весьма распространенная травма среди футболистов и самая что ни на есть естественная причина для наказания четырнадцатиметровым штрафным ударом. У ковбоя, впрочем, недостало храбрости выкрикнуть еще хоть какое-нибудь оскорбление; он лежал на полу со спокойно-отрешенным выражением на побледневшем от боли лице.
— Ну это уж ты чересчур, Роберта, — спокойно заметила Дженни.
— Я позову Лорел, — сказала Роберта, покорно потупившись, и пошла в дом. В потаенных глубинах своей души Роберта, как отлично знали и Гарп, и Дженни, была куда больше женщиной, чем любая другая; но тело ее во всех своих проявлениях по-прежнему оставалось отлично тренированной горой мускулов.
Гарп извлек другую записку и бросил ее на грудь незваному гостю из Нью-Йорка, прямо на то место, где говорилось, что надо заниматься шейпингом. Записка была та самая, которую Гарп предусмотрительно написал во многих экземплярах.
«Привет, мое имя Гарп. У меня сломана челюсть.
— А мое имя Гарольд, — сказал ковбой. — Сломанная челюсть — это просто ужасно.
Гарп отыскал карандаш и написал другую записку: «Сломанное колено — тоже просто ужасно, Гарольд». Наконец появилась Лорел.
— Ой, детка, — сказала она, — ты все-таки меня нашел!
— Вряд ли я смогу вести эту гребаную машину, — сообщил ей Гарольд. Спортивная машина Гарольда у обочины Оушнлейн до сих пор подпрыгивала и икала, словно животное, которому очень хочется отведать песка под ногами.
— Так ведь я сама могу сесть за руль, детка! — воскликнула Лорел. — Ты просто никогда мне не позволял!
— Теперь позволю. — Гарольд застонал. — Можешь мне поверить.
— Ой, детка! — заверещала Лорел. Роберта и Гарп отнесли ковбоя в машину.
— Думаю, Лорел мне по-настоящему нужна, — доверительно признался он им. — Гребаные сиденья! Глубоченные, черт бы их побрал!
Они осторожно усадили Гарольда. Для своего спортивного автомобиля он был слишком велик. А Гарпу казалось, что он впервые за очень-очень много лет очутился в непосредственной близости от машины. Роберта положила руку ему на плечо, но Гарп отвернулся.
— По-моему, я нужна Гарольду! — гордо сказала Лорел, обращаясь к Дженни Филдз, и слегка пожала плечами.
— Но ей-то он зачем? — сказала Дженни, ни к кому конкретно не обращаясь, когда машина уже тронулась с места. Гарп побрел прочь. Роберта, наказывая себя за столь легко отброшенную женственность, пошла искать Дункана, чтобы тренировать на нем свои материнские чувства.
Хелен разговаривала по телефону с Флетчерами; Харрисон и Элис непременно хотели их навестить. Возможно, это всем нам пойдет на пользу, думала Хелен. Она была права, и новое сознание собственной правоты явно придало ей уверенности в себе.
Флетчеры гостили у них целую неделю. В доме наконец-то появился ребенок, с которым Дункан мог поиграть, хотя дочка Флетчеров и была немного помоложе, да к тому же девчонка. Зато они были давно знакомы, и она все знала про его глаз, и Дункан на время почти забыл о своем увечье и повязке на лице. После отъезда Флетчеров он стал гораздо охотнее ходить на пляж, даже один и даже в такое время дня, когда там бывали и другие дети — которые вполне могли начать его дразнить или задавать дурацкие вопросы.
Харрисон дал Хелен возможность наконец откровенно излить душу — он ведь и прежде был ее конфидентом. Ему она смогла рассказать такие вещи о Майкле Мильтоне, которые для Гарпа оказались бы чересчур болезненными, а ей совершенно необходимо было хоть кому-то их рассказать. Кроме того, ее очень тревожило теперешнее состояние их брака; да и к самой аварии она относилась совсем иначе, чем Гарп. Харрисон предложил ей завести еще ребенка. Забеременей, посоветовал он. И Хелен призналась, что давно уже перестала принимать противозачаточные пилюли, но тем не менее не сказала Харрисону, что Гарп с того дня больше с нею не спит. Впрочем, не было нужды сообщать об этом, Харрисону: он наверняка заметил, что они с Гарпом спят в разных комнатах.
Элис уговаривала Гарпа набраться смелости и покончить с этими дурацкими записками. Он может вполне нормально говорить, если постарается и если, конечно, не будет так переживать из-за того, что пока плохо выговаривает слова. Если уж она может говорить, доказывала ему Элис, то и он безусловно сумеет выплюнуть слова изо рта — челюсть у него скреплена проволокой, язык поджил, значит, все уже почти в порядке, надо просто заставить себя начать.
— Элиш, — сказал Гарп.
— Хорофо! — сказала Элис. — Так меня фовут. А как фовут тебя?
— Арп, — выдохнул Гарп.
Дженни Филдз, белым привидением проходившая в это время мимо его комнаты, вздрогнула, услышав это слово, и проследовала дальше.
- Предыдущая
- 101/157
- Следующая