Мир глазами Гарпа - Ирвинг Джон - Страница 102

• Предыдущая
• 102/157
• Следующая

— Я беж него так шкучаю! — признался Гарп.

— Ну конефно! — воскликнула Элис. — Конефно, ты фкуфаешь! — И обняла Гарпа, потому что он плакал.

После отъезда Флетчеров прошло уже довольно много времени, когда Хелен ночью вдруг вошла в комнату Гарпа. Она совсем не удивилась, увидев, что он не спит, потому что он лежал и слушал то же самое, что слушала она. И именно поэтому сама не могла уснуть.

Кто-то из числа недавно приехавших постояльцев Дженни принимал ванну. Сперва Гарп услышал, как ванна наполняется водой, потом — плеск воды и мыльное оскальзывание рук и ног. Потом послышалось даже что-то вроде негромкого пения: кто-то мурлыкал себе под нос невнятную мелодию.

Они оба, и Гарп, и Хелен, конечно же, вспоминали, как купался Уолт, он любил купаться один и делал это очень тихо, поэтому они прислушивались к любому тревожному звуку, точнее, к отсутствию каких-либо звуков из ванной. И, когда слышали только тишину, дружно кричали: «Уолт!» И Уолт отвечал: «Что?» А они кричали в ответ: «Ничего, все хорошо, просто проверка!» Им хотелось убедиться, что малыш не поскользнулся и не утонул в ванне.

Уолт любил лежать в ванне, держа уши под водой, чтобы было слышно, как его пальцы взбираются по стенкам ванны вверх или спускаются вниз, а потому часто не слышал, как его окликают родители. И всегда с удивлением смотрел на них, когда встревоженные лица Гарпа и Хелен вдруг склонялись над ним, перегнувшись через бортик ванны. «Вы чего? Со мной все в порядке», — бормотал он, садясь в воде.

«Ради бога, Уолт, отвечай, когда тебя окликают! — говорил ему в таких случаях Гарп. — Как услышишь, что мы тебя зовем, сразу ответь. И все».

«Я вас не слышал», — говорил Уолт.

«Тогда держи голову над водой», — говорила Хелен.

«А голову как же мыть?» — спрашивал Уолт.

«Это очень плохой способ мыть голову, — говорил Гарп. — Ты лучше меня позови, и я тебе голову помою».

«Ладно», — говорил Уолт. И когда они оставляли его одного, он снова погружал уши под воду и слушал свой мир.

Хелен и Гарп лежали рядом на узкой кровати Гарпа в гостевой комнате дальнего крыла огромного дома. В доме Дженни Филдз было столько ванных, что невозможно было даже определить, из которой в данный момент доносится плеск воды и приглушенное пение, но они все равно прислушивались.

— По-моему, это женщина, — сказала Хелен.

— Здесь? — удивился Гарп. — Ну разумеется, здесь это может быть только женщина!

— Сперва я подумала, что это ребенок, — сказала Хелен.

— Я знаю.

— Это, наверное, из-за пения, — сказала Хелен. — Помнишь, как он разговаривал сам с собой?

— Помню.

Они крепко прижались друг к другу: постель Гарпа всегда была чуточку влажной из-за близости океана и постоянно открытых окон и дверей, затянутых противомоскитной сеткой и хлопавших на ветру.

— Я хочу еще одного ребенка, — сказала Хелен.

— Согласен, — сказал Гарп.

— И как можно скорее, — сказала Хелен.

— Прямо сейчас, — сказал он. — Ну конечно, прямо сейчас!

— Если будет девочка, — сказала Хелен, — мы назовем ее Дженни — в честь твоей мамы.

— Хорошо, — согласился Гарп.

— Но вот если мальчик, то я не знаю… — протянула Хелен.

— Но не Уолт, — сказал Гарп.

— Да, — сказала Элен.

— Никогда больше у нас других Уолтов не будет, — сказал Гарп. — Хотя я знаю, что некоторые так делают.

— Мне тоже совсем не хочется другого Уолта, — сказала Хелен.

— Мы придумаем какое-нибудь другое имя, если будет мальчик, — сказал Гарп.

— Но я надеюсь, что будет девочка, — сказала Хелен

— Мне все равно, кто у нас будет, — сказал Гарп.

— Ну конечно! Мне, в общем, тоже все равно, — сказала Хелен.

— Прости меня! — сказал Гарп и обнял ее.

— Нет, это ты меня прости! — сказала она.

— Нет, ты меня! — сказал он.

— Мне ужасно жаль! — сказала она.

— И мне! — сказал он.

Они были так нежны друг с другом! Хелен воображала себя Робертой Малдун, которая после операции пробует «на деле» свою абсолютно новенькую вагину. Гарп старался ничего себе не воображать.

Как только он давал волю воображению, перед ним возникало всегда одно и то же: залитый кровью «вольво», крики Дункана, крики Хелен снаружи и еще чьи-то крики. И как он с трудом выворачивается из-под врезавшегося в него руля и пытается приподнять залитое кровью лицо Дункана, а кровь все не останавливается, и никак не разглядеть, что же случилось с сыном…

«Все в порядке, — шептал он тогда Дункану. — Тише, тише, все будет хорошо». Но израненный язык не слушался, с губ не слетало ни единого звука, только мелкие капельки слюны и крови.

А Дункан все кричал, и Хелен тоже, и еще кто-то рядом стонал — странно так, словно собака во сне, когда она тявкает сквозь зубы. Но что же еще слышал Гарп, что до такой степени испугало его? Что он слышал еще?

«Все хорошо, Дункан, поверь, — шептал он, сам ничего не понимая. — Ты поправишься».

Он вытер рукой кровь с шеи Дункана; на шее, как ему показалось, не было ни единого пореза. Он вытер кровь со лба сына и не заметил ни одной вмятинки. Потом ногой пнул дверь, в машине тут же включился свет, и тогда он наконец увидел, что Дункан с отчаянием смотрит на него одним своим глазом. Этот глаз молил о помощи, но Гарп понял, что видеть этот глаз может. Он осторожно вытер рукой кровь на лице сына, но второго глаза так и не обнаружил.

«Все хорошо», — снова шепнул он Дункану, но мальчик закричал еще громче, через плечо отца увидев мать, возникшую возле открывшейся дверцы «вольво». Кровь из разбитого носа Хелен и изо рта с раздвоенным от удара языком лилась рекой, а свою правую руку Хелен держала так странно, словно у нее было сломано плечо. Но больше всего Дункана испугал отражавшийся в глазах матери страх. Гарп оглянулся и увидел ее. И тут совсем другой страх шевельнулся в его душе.

Его пугали не крики Хелен и не крики Дункана. И он отлично понимал, что громко стонущий Майкл Мильтон может стонать так хоть до смерти — ему, Гарпу все равно. Нет, страх порождало нечто совсем другое. Не стоны и не иные звуки. Звуков как раз не было. Было полное отсутствие звука.

«А где Уолт?» — спросила вдруг Хелен и перестала кричать, пытаясь что-то разглядеть в салоне «вольво».

«Уолт!» — крикнул Гарп. И затаил дыхание. Дункан перестал плакать.

Они ничего не услышали. А ведь Гарп знал, что Уолт простужен и так кашляет, что даже за две комнаты слышно, как клокочет у него в груди.

«Уолт!» — вскрикнули они все вместе. Оба, и Хелен, и Гарп, впоследствии шепотом признавались друг другу, что в тот миг им обоим показалось, что Уолт просто погрузился под воду и не слышит их криков, вода закрывает ему уши, а он внимательно слушает, как его пальчики бегают по стенкам ванны.

— Я все время вижу его перед собой, — прошептала Хелен на ухо Гарпу.

— Да, я тоже, — откликнулся он.

— Стоит только глаза закрыть, — сказала Хелен.

— Да, — прошептал Гарп. — Я знаю.

Но лучше всех сказал об этом Дункан. Дункан сказал, что порой ему кажется, будто выколотый глаз по-прежнему на месте и он может им видеть.

— Только это как бы воспоминания, не по-настоящему, — сказал Дункан. — То, что я вижу этим глазом.

— Может, ты теперь именно этим глазом и видишь свои сны? — спросил у него Гарп.

— Да, вроде того, — кивнул головой Дункан. — Но он видит совсем как наяву!

— Это глаз твоего воображения, — сказал Гарп. — А воображаемое может порой казаться совершенно реальным.

— Этим глазом я все еще вижу Уолта, — сказал Дункан. — Понимаешь?

— Понимаю, — сказал Гарп.

У многих детей борцов крепкие шеи, но не у всех детей борцов шеи достаточно крепкие.

Дункану и Хелен казалось теперь, что Гарп превратился в бездонный сосуд нежности и доброты; целый год он говорил с ними тихо и нежно, целый год ни разу не выказывал нетерпения. Наверно, им самим надоела эта нежность и деликатность. Дженни Филдз заметила, что им троим понадобился целый год, чтобы вынянчить друг друга.

• Предыдущая
• 102/157
• Следующая