Спецназ, который не вернется - Иванов Николай Федорович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая

Подстраховал. Не хотел натыкаться на парочку, но в то же время забеспокоился: если он смог неслышно ходить вокруг лагеря, то почему на это не способен противник?

Про отношения Марины и Ивана думать не хотелось — все взрослые люди. А что ему самому нравится девушка — так то блажь. Он перетерпит, не впервой. Не впервой и кого-то прикрывать.

— Не спится. Я пока похожу, посмотрю, — соврал Зарембе, когда пришел поменять винтовку на автомат.

Подполковник, приученный дорожить каждой минутой отдыха, молча прикрыл глаза — смотри сам.

Как тяжело глядеть со стороны на амурные похождения того, кто тебе нравится — это Семен помнил еще по курсантским временам и особенно во время восхождения на двухсоттысячник советских Карпат — Говерлу. Восхождение планировалось массовым — по всей видимости, это считалось одним из достижений Прикарпатского военного округа в развитии спорта.

Имелась одна особенность — в команде курсантов числилась и преподаватель русского языка Ирина, сама сиявшая для курсантов неприступной вершиной. Из-за нее и полез мять горные бока и бить ноги он, без двух минут лейтенант Семен Дождевик. Этой малости до офицерского чина так ему все же не хватило. Именно у подножия Говерлы в ночь перед началом восхождения заместитель начальника училища, сам положивший глаз на преподавателя, принялся считать курсантов. Чисто дисбатовская привычка, тем более что полковник прибыл в училище, откомандовав дисбатом несколько лет и выведя его чуть ли не в отличные. Самая верная примета — негнущийся указательный палец, которым он безапелляционно тыкал в каждого встретившегося на пути.

Он и обнаружил отсутствие Ирины и… Нет, не его, Дождевика. Проведи он ту ночь с Ириной, пошел бы на все и ни о чем бы не пожалел. Преподаватель отсутствовала вместе с его другом Иваном Щербаком. А он, проклиная и ненавидя себя, подсматривал за их поцелуями со стороны. Интересно, где сейчас Щербак? Его, как сироту, в отличие от Семена после разборок в училище оставили, а перед самым выпуском он женился. Конечно, не на Ире. Ее увез с собой в Москву, в Академию Генерального штаба тот самый замначальника училища.

Но полюбила ли его Ира? Восприняла ли ее нежная и распахнутая душа негнущийся указательный палец бывшего командира дисбата? Несколько месяцев назад, уже в генеральских погонах, тот мелькнул на экране телевизора в репортаже из Чечни: как всегда, распоряжался и указывал. Значит, такие, как он, и ведут эту дурацкую войну. Неосознанно, по-детски даже позлорадствовал, в чеченской войне нет побед и она получается именно потому, что во главе армии стоят подобные генералы.

Однако, когда предложили слетать в Чечню, согласился мгновенно и именно из-за генерала: вдруг удастся ненароком столкнуться со своим обидчиком! Сцен и выяснения отношений не случится, не те ранги. А вот каким-либо образом узнать, где осталась Ира… Потому и не спится. Из — за нее, а теперь еще и из-за Марины. Неудачник, наверное, он по жизни, вот и все объяснения.

— Подъем, мужики. Встаем.

Будил группу Заремба, хотя крайним в списке охраны стояли Дождевик и Работяжев. Те колдовали над брикетиками сухого спирта, подогревая баночки из сухпайка над синеватой дерганой головкой пламени.

— А кофе в постель? — с полным пониманием невозможности подобного и заранее без претензий, но с долей женского каприза и мечтательности потянулась Марина.

И ошиблась в своем неверии!

Семен протянул ей хотя и не горячий, но достаточно теплый стаканчик кофе. Остальные выпили свои порции из термоса еще вчера, а вот он свой глоток не только сберег, но и успел подогреть.

Марина посмотрела на него пристально, и Семен смутился, впервые удостоившись такого внимания. Вздохнул зато Заремба, краем глаза поймавший все эти молчаливые знаки внимания. Его беспокоила эта атмосфера влюбленности.

Один Иван ничего не понял, уверенный в своей неотразимости и в том, что Марина отдает ему предпочтение, Тоже протянул руку.

— А остальным?

— Кто п-первым встал, т-того и т-тапки, — давней солдатской присказкой оградил Семена и его чувства Работяжев. Поддержал и Туманов:

— Нас послали решить проблему, но кто сказал, что кормить будут?

Из ассортимента — лишь радость от нового дня. Утро только начиналось. Что ему до людских слабостей и тонкостей: не спеша, с невероятной выдержкой размывало черную пустоту, а в ней, в постепенно проявляющейся туманной бледности уже сам по себе прорисовывался лес. Хороший художник одним мазком восстановил бы порядок на холсте, а рассвет суеты не любит. Рассвет мудр, он знает, что после его воцарения мир опять помчится в своем угаре впереди паровоза… А из Москвы паровоз вышел еще вчера, и сейчас тянет за собой состав где-то в пределах Ставрополя. В силах Зарембы сделать так, чтобы он беспрепятственно, по графику дошел до места назначения. Но…

О попавших на войну людях рассуждать труднее, чем о явлениях природы. Здесь действуют другие категории. Какие-то документы в сейфе Одинокого Волка стоят дороже содержимого вагонов, которые ограбят через несколько часов. Дороже людей, сопровождающих состав и подвергающихся риску. Без бумажки ты букашка…

— А мне-то какой сон снился, — вернул внимание к себе не думающий сдаваться Волонихин. — Сплю среди чего-то воздушно-легкого, рядом скрипка играет. Запах кофе опять же. Все, думаю, в раю. Открываю глаза, вижу Работяжева и понимаю, как глубоко прокололся: не может быть Юры в раю. Значит, это я в Чечне.

— И п-правильно понял, — не обиделся сапер. — Спать б-будешь в раю.

Подергались, разминаясь и согреваясь. Зарембы даже почистил зубы: разжевал маленькую веточку, посыпал ее солью и с натужным удовольствием освежил рот. Куда там «Блендомексам», «Диролам» с кселитом и щеткам с нестандартной поворачивающейся головкой из телевизионных роликов! Заремба на войне — лучший рекламный ролик года.

Марина к радости спецназовцев разрешила каждому отпить по полглотка из свалившегося с неба стаканчика. Не досталось, как водится, самому Семену, но он купался в счастье из-за того, что сумел угодить девушке.

Логово разворошили, остатки пищи прикопали — не было здесь никого. Нет никого в тылах Ичкерии, пусть до поры до времени успокоится и упьется своим снобизмом. Все равно придет час, когда и хвост подожмется. и коготки обломаются. Комар слону тоже ничего не может сделать, а вот ежели сам попадет под гнев великана — ни мокрого места, ни пыли, ни воспоминаний. Вообще-то счастье всех маленьких и злющих в том, что исполины толстокожи и добры по своей сути…

— Попрыгали, — традиционно заставил подчиненных подполковник, когда все собрались и приготовились к возврату в семнадцатый квадрат.

Кое-что подтянули, перепроверили — и вот теперь в самом деле в путь. Оружие на изготовку. Охота пошла…

А птицы свиристели так, будто не существовало никаких артобстрелов, воя авианалетов, взрывов и стрельбы. Солнце незащищенно — без бронежилета, каски и маски-чулка — развалилось в поднебесье, совершенно не боясь, что в такую-то мишень самый плохонький солдат и то не промахнется, всадит пулю из любого положения точнехонько в лоб.

И лес, неженка, все никак не мог окончательно сбросить с себя дремоту. Как и Волонихин, видимо, не веря в то, что просыпается не в раю.

Заремба ткнул пальцами в разные стороны, рассредоточивая отряд на видимое расстояние. Подозвал к себе Марину, которая могла пригодиться в первую очередь со своим знанием языка. Вениамин Витальевич все же не зря хлеб свой жует: как бы то ни было, а группу подобрал не с бухты-барахты, каждый получается при деле.

Как и вчера, сначала учуяли дым костра, а затем стали различать и негромкие голоса часовых. Марина остановилась, вслушалась:

— Через пять минут собираются будить отряд.

— Быстрее, — поторопил своих подполковник.

Позицию требовалось занять до того, как начнется хождение в лагере. Только бы артиллерия не села на любимый конек: «боги войны» подгадывали время первого утреннего намаза и начинали стрельбу-разминку. Заодно проверяя, что важнее чеченцам: летящий снаряд на земле или Аллах в небе. Как правило, выходил снаряд, потому что молитвы забывались на первых секундах свиста и боевики разбегались по норам и щелям. Им же, спецназовцам, сейчас бежать некуда. Да и не великое это счастье — попадать под собственый артобстрел. Если Вениамин Витальевич такой уж всесильный, может, догадается и сумеет предотвратить стрельбу хотя бы в семнадцатом квадрате,

• Предыдущая
• 11/46
• Следующая