И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 26
- Предыдущая
- 26/122
- Следующая
…Упругий кулак холодной воды ударил в лицо, рассыпаясь колючими брызгами по коже… Так, оказывается, я еще и совершенно голый! Ну да, правильно, зачем одежду-то портить?
Скрученные грубой веревкой запястья были вздернуты куда-то вверх, за голову. Плечи – на грани вывиха. Пальцы ног с трудом касаются утоптанной земли. Ну а щиколотки-то вы зачем спутывали? Я что, лошадь? Да куда я могу деться, если вишу на связанных руках в воротах чьего-то дома… Наверное, обиженная супружеская пара именно здесь и обитает. Хороший дом, добротный…
– А, мерзавец, очнулся, наконец! – А это, видимо, мой главный обвинитель. Он же – судья. И не удивлюсь, если буду лишен жизни его же руками…
Я предпочел не отвечать. Не потому, что мне нечего было сказать. Отнюдь. Просто озверелой толпе невозможно что-либо объяснить. А толпа, собравшаяся на улице, была именно такой. Озверелой. Даже дети смотрели на меня с неумелой яростью. Ох, не пускал бы я детей на такие представления… Ни к чему это – с детства приучать к жестокости. Мир и так достаточно плох, чтобы так рано узнавать самые неприглядные его стороны… Ох, и задал бы я вам трепку, селяне! Хотя бы за то, что вы приволокли детей смотреть на казнь. В том, что казнь состоится, я не сомневался. Во-первых, они формально имеют на это право, поскольку я заклеймен. Во-вторых, они полагают себя потерпевшими – еще бы, женщина в обмороке! Ну а в-третьих… Кто же откажется от дармового развлечения, когда до ближайшего праздника – целый месяц…
Староста (насколько я понял из обличающей речи, напуганная мной селянка приходилась ему дочерью), надувшийся от важности, как индюк, гордо сообщил собравшимся о том, что выполняет свой долг, избавляя народ от грязного отребья в моем лице. Собственно, я его не слушал, поскольку ситуация не располагала к потере времени на ерунду. Мысленно отсчитывая мгновения, оставшиеся до «счастливого и окончательного избавления от превратностей судьбы», я просматривал приходно-расходные книги своей жизни. Итак, есть ли у меня незаконченные дела? Пожалуй, что есть. Но они могут обойтись и без моего участия… Гномка никогда меня не найдет – обидно, конечно, но такова жизнь. Бэру и Мэтти я ничего не должен. Доктор вообще в счет не идет. Принц… Все равно я не могу ему ничем помочь – о чем же жалеть? Единственное, что меня слегка коробило, так это тень вины перед Мастером. А ведь ты потеряешь свои деньги ни за что… Но, можно сказать, сам виноват: незачем было отпускать меня под пригляд вечно занятого неотложными делами лекаря… Так что я чист перед богами и перед людьми и смело могу перешагнуть Порог – у Вечной Странницы не будет ко мне никаких претензий. Нужно постараться выровнять дыхание и расслабиться, пока есть такая возможность. Да-а-а, легко сказать – расслабиться! А вот как это сделать на практике? Мне больно уже сейчас от напряжения в растянутом теле, что же будет, когда эти простодушные, но весьма свирепые люди начнут экзекуцию? Да и как они собираются меня казнить? О, что-то мысли потекли совсем не в том направлении, которое способствует оптимизму… Что, Джерон, страшно? Э-э-э… пожалуй, да. Но боюсь я совсем не смерти. Точнее, не только ее. Страшно уходить, не оставляя След. Хотя бы в чьей-то душе… Если бы я был уверен, что кто-то спустя годы будет вспоминать меня – пусть даже ругая – я бы рассмеялся в лицо своему палачу, а так… Нет, только не плакать! А нос уже предательски шмыгает… Я поднял лицо к небу в надежде, что жаркое солнце успеет высушить намечающиеся слезы до того, как их кто-нибудь заметит. Я не хочу казаться слабым – мне достаточно ощущения, что именно такой я и есть – пусть все вокруг считают, что я холоден, как лед, и спокоен, как камень… Впрочем, это сравнение неудачное – в ином камне куда больше страсти, чем во мне…
Летнее небо такое глубокое, что взгляд, устремившись ввысь, может утонуть в темно-синем океане, по которому лениво скользят белые громады облаков и легкие тени птиц. В канун Праздника Середины Лета ты станешь еще ярче, еще прекраснее, но я больше не смогу тонуть в твоих бездонных глазах… Как странно: я не люблю синий цвет, но обожаю смотреть на небо. Магрит называла это Парадоксом Упрямого Разума. Интересно, что она имела в виду? Ответа я не узнаю. Да и к чему мне ответ, если я не могу задать вопрос? Крохотная точка в центре лазурного шатра. Птица? Скорее всего. Только птицы могут чувствовать себя так беззаботно и счастливо, качаясь в ладонях Владычицы Ветров… Наверное, я должен обратиться к богам? Но я не помню ни одной молитвы, и это терзает меня сильнее, чем предчувствие Шага за Порог. Есть ли там хоть что-то? Или, закрыв глаза в последний раз, я окажусь посреди Ничего?
И словно отвечая на мою мольбу, память услужливо подсовывает песню из далекого детства. Я почти забыл ее. Или думал, что забыл… Почему-то Последнюю Песню всегда поет ребенок… Тонкий, совершенно бесстрастный голос звенит в сознании…
Страх бьется под кожей жидким огнем. Я не хочу уходить, но если я и в самом деле должен это сделать, то почему, во имя всего Сущего, я должен провести последние минуты жизни в нелепом ожидании? Как трудно… Ну почему они тянут?
Староста все лопотал, багровея от осознания неожиданного статуса исполнителя королевской воли. Меня никто ни о чем не спрашивал – на деревенской сходке преступники права голоса не имеют. Как же они смешны, прямо как дети, получившие в руки игрушку, о которой могли только мечтать! Потому и не торопятся с исполнением приговора. Не наигрались… Ну ладно, хватит! Не знаю, как им, а мне уже стало жарко. И голова трещит – хорошо мне гном приложил. Душевно… Стоп! Гном?! Нет, это становится уже дурацкой традицией! Почему все мои беды начинаются с появлением этих недомерков? Я даже дернулся от возмущения, чем отвлек толпу от созерцания вещающего прописные истины старосты. Тот недовольно посмотрел в мою сторону и предположил, что убийце – то есть мне – уже не терпится проститься с жизнью. Эти слова были встречены селянами с воодушевлением – в самом деле, доколе еще торчать на горячем солнце? Прибить мерзавца, выпить за здравие справедливейшего из королей, да и разойтись по своим делам…
– …И властью, данной мне королевским указом, я приговариваю жестокого убийцу к смерти через побитие камнями! – завершил староста свою безразмерную речь.
Камнями? Мило. Лучше бы повесили, честное слово! Минута (а при удачном стечении обстоятельств – мгновение), и я свободен от идиотского времяпрепровождения в компании деревенских палачей. Навсегда свободен. А теперь что? Сколько мне придется терпеть? Вон, уже и тачку прикатили. Полнехонькая… Хорошо хоть камни речные, гладкие – и кидать их удобнее, и крови почти не будет… Ну, кто первый? Оскорбленный муж? Ну конечно!
- Предыдущая
- 26/122
- Следующая
