Весёлая дорога - Арро Владимир Константинович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/23
• Следующая

Встреча знакомых капитанов на водной дороге, как я уже убедился, дело обычное. Особенно для таких «старичков», как наш Александр Иванович, ведь он бороздит воду уже восемнадцать лет.

— Куда идёте?

— В Ленинград, с угольком. А вы?

— Мы в Куйбышев из Петрозаводска. Лес везём. Комары заели!

Мне смешно, потому что я уже знаю: вместе с лесом всегда едут и комары.

Пока капитаны переговариваются, второй вахтеный матрос проходит на нос судна и становится вперёдсмотрящим. Мы его совсем не видим. Рубка в туманной мгле.

Две ярко-зелёные точки на экране локатора подходят друг к другу. Капитан легонько отстраняет рулевого и сам берётся за рукоятки управления.

Кажется, что зелёный и белый огни, появившиеся вдруг из тумана, движутся прямо на нас. Но вот они смещаются влево, влево… Встречное судно скользит совсем рядом. Мостики выравниваются. Капитаны машут друг другу.

— Кажется, разошлись…

— Разошлись, Александр Иванович.

— Ну, счастливого вам пути.

Через несколько минут теплоход выходит из полосы тумана. Берега снова принимают ясные очертания, видны огни.

Капитан вздыхает и отдаёт рукоятки рулевому.

— Ну вот, видели? А вы говорили — нет приключений. Спокойствие речного плавания — вещь мнимая. Ходить по реке очень нелегко, я даже думаю, что труднее, чем в море. Тут тебе и туманы, и мели, и свальные течения, и встречные суда, и узкие проходы. Приключения подстерегают на каждом шагу, только и знай — обходи…

Я и сам теперь думаю: бог с ними, с этими приключениями.

Хмурое, моросящее дождём утро застаёт нас уже на Волго-Балте — знаменитой судоходной лестнице. Один шлюз — № 7 — поднимает нас на высоту четырёхэтажного дома, шесть других по очереди опускают на восемьдесят метров вниз. Когда-то на старом Мариинском водном пути шлюзов было тридцать девять!

— Войдёшь в такое деревянное корыто, — вспоминает Александр Иванович, — а там всё еле держится, скрипит. Бабка-смотрительница кричит: «Бревно-то ты мне зачем оторвал, бревно, окаянный!..».

Позже, через несколько дней, наш теплоход покачивается на крутой волне Ладоги. На палубу хлещет дождь, струи воды подхватываются порывами ветра, бьют о стекло. На всём видимом пространстве озера — кипение волн и косая завеса дождя. Сразу чувствуется, что мы почти дома, — это дышит наш север.

Все свободные члены экипажа сидят в кают-компании и по телевизору смотрят футбол. А мне не сидится там, всё тянет наверх, в прохладную рубку — смотреть, прислушиваться к разговорам.

— Диспетчер, ответьте «Волго-Дону», диспетчер…

— Слушаю вас, «Волго-Дон».

— Как бы там Ленинграду заявочку передать на разгрузку, очень бы надо завтра выгрузиться!..

— А успеете под разводку мостов?

— Надеюсь, успеем. Должны успеть.

Вот такие разговоры ведутся в рубке, как же к ним не прислушиваться!

— Какой у вас груз?

— Уголёк, уголёк. Четыре с половиной тысячи.

— Ясно. Ленинград отвечает — на Первомайскую ТЭЦ ваш уголь пойдёт, в Автово…

Над разволновавшимся озером несутся голоса двух собеседников. В их разговоре, на первый взгляд будничном, служебном, — смысл и итог долгого плаванья.

Я примерно знаю, что делается в эту минуту в одной точке Каракумской пустыни, неподалёку от селения Геок-Тепе.

Три вагончика, прокалённые солнцем, иссечённые ветром и песком, промытые апрельскими ливнями, три видавших виды вагончика образуют букву «П», и в этом «П», как в кармане, на дощатом настиле, скрестив по-туркменски ноги, сидит Володя Година и ещё несколько парней из его бригады и едят плов. Может, и не плов они едят, а шурпу или, может быть, даже уху из наловленной только что рыбы. Да-да, уху. Из наловленной только что рыбы.

Неподалёку, в небольшом водоёме, стучит, колотит, беснуется великий пожиратель пустыни — земснаряд.

Две собаки лежат на песке в почтительном отдалении, дожидаясь своей доли.

Из спального вагончика доносится музыка и радостный голос: «В эфире — радиостанция «Юность»!»

Для комаров, для мошкары и всякой летающей нечисти устроена световая ловушка. Яркий свет её не ослепляет глаза, поэтому можно, откинувшись, полулёжа, видеть небо. Звёзды в пустыне крупные — горячие восходящие токи усиливают их свечение.

Кто-то говорит:

— А вон спутник полетел.

Все смотрят в небо, но скорей по привычке, из вежливости. Их спутниками не удивишь, за ночную вахту они не один проводят глазами.

Между прочим, если бы инопланетный корабль пролетал над этим районом Земли, то первое слово, которое произнесли бы его обитатели, глядя вниз на пустыню, было бы слово «канал».

И это был бы не мнимый канал, не результат оптического обмана, наподобие тех, что разглядели астрономы на Марсе, а канал реальный, Каракумский канал, Каракум-дарья, Каракумрека, Чудо-река — выбирайте какое угодно название.

А теперь про рыбу.

Уж чем-чем, а рыбой в этих местах, как вы понимаете, пахло меньше всего. Я думаю, что многие коренные жители пустыни и запаха такого не знают.

Правда, говорят, что однажды возле одного аула с неба во время грозы выпали лягушки и мелкие рыбки, поднятые мощным потоком ветра из Амударьи. Но это, как говорится, бог послал.

В пустыне Кара-Кум не до рыбы!

Огромные пространства суши, на которых разместились бы Австрия, Бельгия, Голландия, Греция, Дания, Португалия и Швейцария, вместе взятые, лишены питьевой воды — какая несправедливость!

Воду здесь добывают с большим трудом и искусством из-под земли.

Некоторые колодцы бывают глубиной до двухсот метров.

Воду, выпавшую в виде дождей, собирают в специально отрытые и оборудованные хранилища — сордобы.

Воду возят в бурдюках на верблюдах, в бочках на машинах, в цистернах на поездах.

Воду, солёную воду Каспийского, моря или пустынных колодцев опресняют с помощью мороза, электричества, солнечной энергии.

И всё равно не могут утолить жажду пустыни.

Овцы, которые дают здесь, под жгучим солнцем, особый каракулевый завиток, те кое-как приспособились — пьют солёную воду. Верблюды тоже пьют солёную воду или вообще не пьют. Это их дело.

А ведь человек хочет пресной холодной прозрачной водички. Ведь человек этот живёт не на простой земле, а на песке, который летом нагревается до 75 градусов. Человек хочет напиться, сварить мясо и чай, вымыться, постирать — да мало ли что!

Но и солёную воду достать, чтобы напоить овец, тоже проблема. Поэтому их поголовье сокращали. Представляете — сознательно сокращать поголовье ценнейших каракулевых овец.

Но дело не только в этом.

Пропадали огромные массивы плодородной земли. Пропадало самое длинное и самое солнечное лето. Без полива здесь ничего не могло вырасти. А плодородная земля + южное солнце + вода — это, как известно, хлопок. И не простой хлопок, а самый драгоценный — тонковолокнистый.

Вот какие вставали проблемы. Но и это ещё не всё.

На Западе пустыни, в недрах земли, когда хорошенько поискали, не нашли ни капли пресной воды. Зато нашли: нефть, газ, йод, бром, сульфат натрия. В других районах пустыни поискали, не нашли ни капли пресной воды. Зато нашли: нефть, газ, мирабилит, свинец, серу. Нефти и газа нашли в пустыне столько, что Туркмения теперь стала одним из самых крупных нефтегазоносных районов страны.

Но как же это все освоить без пресной воды? Ведь её, как в насмешку, ни капли. Ведь прямо гримаса природы, можно сказать, издевательство — самые дорогие вещи природа дала, а воду припрятала.

Возили (и сейчас возят) пресную воду в танкерах с того берега Каспия. Стоит она, эта вода, от полутора до четырёх рублей за кубический метр. А надо её Красноводску, Небит-Дагу, Челекену — 700 кубометров в сутки. Ничего себе водичка получается. Прямо какое-то «водное золото».

Опресняли (и сейчас опресняют) морскую солёную воду. Стоит это один рубль за кубометр. Тоже дорого.

• Предыдущая
• 7/23
• Следующая