Тайны гор, которых не было на карте... - Вихарева Анастасия - Страница 108

— Я же убрала Зов, — встрепенулась Манька, просматривая себя затылочным зрением.

— У тебя, Мань, в избе столько дерьма навалено, что жизни не хватит убрать. Вон Моисей, сто лет себя и полено искал, чтобы в землю посадить, но так не нашел ни землю, ни полено, — окончательно расстроил ее Дьявол. — Да, дерево тогда уже не росло, но земля все еще оставалась благодатной, вампиры не все поленья утопили, много их было, ждали своего часа. И кто-то находил, но люди в то время были не настолько уязвлены змеем, что не с чем им было сравнить замечательные свойства одной земли и другой. Полено нередко обогревало огород и поле соседа.

— И что? Однако, это маленькое "не достал" не мешает им считать себя богоизбранными… А ведь у них были люди, которые "достали"… Помог бы. Он через тернии к тебе шел и вел народ, который был ненамного лучше нынешнего… Если уж на то пошло, они единственный народ, у которых Бог хоть чем-то на тебя похож — такой же нематериальный.

— Собрал он народ к жизни на такой земле, где дерево растет, — но благ ли был человек перед Богом, если не смог полено рассмотреть? Почему же один? У Пророка Отца Бог тоже нематериальный. А те, которые в духов верят? Так что они не лучше и не хуже других. У них и Бога-то как такового нет, у них Бэгэ — вот пусть с Бэгэ и спрашивают! — досадливо отмахнулся Дьявол. — Тебе нельзя туда, этот город кишит вампирами, которые лично заинтересованы услужить Величествам. А билеты? У вас деньги есть? Простой народ сюда пока не вхож, больше иностранный, и вежливые все. Пусть Борзеевич своим горохом простит идеалы их! Иди, Борзеевич, придешь и скажешь: твою мать поминаешь ли? Мать есть у всех, а если скажет — сирота, похоронили его мать, прикроешься ошибкой. Мало ли кто на кого похож.

— Тьфу ты! — плюнул Борзеевич с досадой. — Манька, я с тобой, как человек стаю!

Он сразу же подул на свою ладонь и в ней появились яркие крупные горошины.

Чуть-чуть не успел Борзеевич к той тележке, в которой было нижнее отделение, прикрытое скатертью. Она досталась двум девушкам, но Борзеевич догнал их в воротах и уговорил обменяться. Как он это сделал, Манька знать не захотела, вздохнув с облегчением, когда Борзеевич благополучно прошел мимо досматривающей охраны. С помощью стрелы и веревки она взобралась на городскую стену, перебросила веревку, закрепив так, чтобы оставалась незаметной, спустилась вниз, нырнула под тележку и покатилась, рассматривая окружающую местность через небольшую дыру, проделанную в скатерти. Но даже так люди оглядывались на них, и летел горох Борзеевича в их сторону.

— Мать моя! — негромко и обреченно предупредила Манька: — Я сама ретранслятор!"

— Не кипишись, они или дерево чувствуют, или меч, — успокоил ее Борзеевич, толкая тележку вверх по галечной улице. — Или мой вид смущает… Съешь, лучше, пирожок…

— А с чем они? — полюбопытствовала Манька, принюхиваясь.

— Собак бездомных много… Сами себя родят, сами себя кормят…

— Иди ты! — послала она Борзеевича раздраженно.

Стояла необыкновенная в это время года жара, душный город утопал в пыли.

Вскоре начал накрапывать дождик — сразу стало прохладнее. Людей на улице осталось чуть меньше, но многие раскрыли зонты, продолжая рассматривать достопримечательности, обсуждая последние новости и находки. Все почему-то стремились на прием к мумии, обнаруженной в царской усыпальнице, рассказывающей о чудесных временах, когда Бог Род проклял род человеческий, а Сварог обвинил в этом двух своих ставленников Перуна и Валеса, обрекши их на уничтожение друг друга. История мумии шла в разрез со всеми официальными версиями древних сказаний и вызывала удивление, но как не поверишь мумии, которая была свидетельницей времен, когда народ был темен и не просвещен?

— Вот как вы думаете, кто выиграл? — спрашивала мумия, хитро прищуриваясь. — А выиграл наш Спаситель! — сама же отвечала она, прослышав про героическую жизнь Спасителя Йеси, На заре — Тяни и (пошли) На…

— А что со Сварогом стало? — спрашивали приходящие вопрошать.

— А, этот?! — мумия ложилась в саркофаг, прислушивалась к суше своей. — Чего ему сделается! — и, заметив недовольный взгляд Отца церкви Спасителя, приставленному к разговорчивой мумии, принималась торопливо обрекать и Сварога, и Перуна, и Валеса, и всех прочих Богов и само язычество на немыслимые муки, исторгая из своих бинтов шепелявые проклятия. Мумия умерла задолго до Спасителя, Пресвятейшему Отцу церкви приходилось приобщать ее к человеколюбию на ходу. Она старалась изо всех сил, но многие его наставления вызывали у нее умопомрачительные состояния. Например, как Бог мог лечить людей снаружи, если болезнь исходит изнутри, и сам он во внутренностях рассматривает?

Обо всем этом Манька узнала, слушая горячие споры, которые порой доходили до скандалов. Поверить мумии не всякий был готов. Однажды вампир и еще один вампир с тюрбаном на голове чуть не опрокинули тележку, закидывая друг друга помидорами и яйцами, расстраиваясь, что среди них не нашлось тухлого. У Борзеевича, который как раз торговал и тем и другим, торговля шла бойко. После третьей разборки Манька начала подозревать, что скандалисты обрели горох Борзеевича в своем уме.

На край площади их пустили, но дальше ни-ни. Даже горох не помогал. Для входа на центральное место нужна была дополнительная лицензия или хотя бы пустое место в плотных торговых рядах. Народу на площади было так много, не протолкнуться.

— При громе и молнии они бы разбежались, а мы бы встали! — пустил по рядам торгующих свою мысль Борзеевич, подкрепляя слова горохом.

Молния с неба шарахнула, но как-то вяло. Все торговые точки понимали, что если будет большой дождь, то торговля не пойдет. Но к вечеру разразился настоящий ливень — молчаливое согласие: "вот и день прошел!" В местных ресторанчиках, расположенных в домах-экспонатах заиграла музыка. Прохаживающаяся мимо пресная и пристойная публика кинулась под крышу и по гостиницам. Служивый народ все еще торопливо прошмыгивал, дождь ему был нипочем, не сахарный, не таял, но не задерживался. На площади остался разве что Борзеевич. С него потоками стекали струи воды, которые лились сверху.

Наконец, он приблизился к тому месту, где лежала статуя и лампа, вплотную приблизившись к границе огороженного участка. Слава Богу, к раритету не приставили охрану, видимо никому не пришло в голову, что можно унести то, чего как будто не существует. Копать было неудобно. За день, в скрюченном состоянии, Манька затекла, руки не слушались, копать было неудобно, а добытую из ямы землю уносили ручьи. Приходилось прорубать в земле одну дыру за другой, в основном используя лишь кинжал, меч под лотком не умещался. Закапывали яму сразу же, чтобы не выказать место и не выдать себя, пока, наконец, руки ее не нащупали обожженную глину.

Кувшин все еще был в земле, но дыра оказалась слишком маленькой, чтобы вытащить его. Ударили мечом и, лишь вытащив меч, сообразили, что зацепили свиток, который висел на нем, как пельмень на вилке.

Попав на воздух, свиток загорелся.

В дыре, под столом, было темно, Манька чуть-чуть посветила посохом: ключ был на месте, но чуть выше обозначенного уровня земли.

— Чего делать?! — в ужасе простонала она, рассматривая ключ.

— Ну, к статуе и лампе вон с каким почтением, обнесли красной ленточкой, столбики каменные поставили! — постарался успокоить ее Борзеевич, немало переволновавшись сам. Он тоже рассматривал ключ, который теперь был на виду у всех. — Зато мы точно знаем, что свиток был здесь… Успели…

— Статуя к драконам отношение не имеет! — сердито вполголоса ответила Манька, уплотняя землю, и укладывая обратно щебень. — Думаешь, дракон не почувствует, что за него каждый запинывается?

— Не трать время! — торопливо посоветовал Борзеевич, высматривая кого-то. — Хозяин тележки идет!

— Борзеевич, снимай портянки и дай им какой-нибудь приказ утопить ключ, они же пространственные, пусть обвалят его! — прикинула Манька.

— Ты не забыла, что настоящий ключ лежит на горе? — напомнил Борзеевич, погладив портянку.