Crataegus Sanguinea. Время золота - Камша Вера Викторовна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/25
• Следующая

Это было бы неплохо, будь Элгелл женат на до чери Майкла и будь сам Майкл далеко от Дункана. Увы, лорд Бэнки привязан к королю, нужно соблюдать осторожность, осторожность и еще раз осторожность.

Майкл преданно взглянул на сюзерена.

– Я не верю в сказки про Деву! – рявкнул тот.

– Но чернь верит, Ваше Величество.

– Да, чернь верит! – Дангельт топнул ножищей в щегольском белом сапоге. В юности белое ему шло, но юность Дункана давно миновала. – Нам не нужен Джеральд – победитель гномов, Джеральд – Отважное Сердце, Джеральд – Благословенный! – Король свернул в штопор каминные щипцы, отбросил изуродованную вещицу и исподлобья глянул на лорда. Силы у него все еще хватало, хотя, если так пойдет дальше, Его Величество через пару лет хватит удар. Жаль, не сейчас.

Бэнки уставился на сюзерена со всей возможной преданностью и многозначительностью. Сейчас жизнь Майкла Бэнки в руках Дункана Дангельта, но кто знает, что будет через год?

– Но, Ваше Величество, вам нужна победа.

– Да, – угрюмо буркнул король, – победа мне нужна.

– Джеральд де Райнор обещает покончить с гномами к осени. За зиму может случиться всякое, пути Господни неисповедимы.

– Хорошо, – сведенные брови Дангельта разошлись, на мясистом лице проступило почти мечтательное выражение, – пусть наш верный вассал разобьет мерзких недомерков, мы не оставим его нашей благодарностью.

Надо полагать, благодарностью станет роскошная могильная плита. Впрочем, это дело Дангельта, граф Бэнки не желает иметь с этим ничего общего.

Серая кобылка вдохновенно сосала мать. Негодяйка стояла посреди разоренного огорода, предоставив себя в полное распоряжение возлюбленного чада. Морда у кобылы была сосредоточенно-счастливой, а рядом застыла восторженно-умиленная Дженни. Прелестная картинка, жаль, он не художник. Джеральд де Райнор невольно улыбнулся, хотя в последнее время ему чаще хотелось кусаться. Он устал, и устал безнадежно. Устал от жары, дурацких приказов и писем из Лоумпиана, крестьянских жалоб, беспрерывной беготни по холмам, шутовства, заменившего честную битву, и злости на себя, на то, что он думает о том, о чем думать нельзя, и вечно упускает из виду что-то важное.

Наевшийся жеребенок игриво топнул толстенькой ножкой, мамаша укоризненно фыркнула и потянулась к еще не обгрызенному кусту. Кобылка дер нулась было следом, но передумала и подбежала к Дженни.

– В Элгелле у меня тоже был пони, – тихо сказал Джеральд, – вороной жеребчик с белой звездочкой на лбу, его звали Блэкси. Мне было пять, ему восемь. Злюка был еще тот, после него мне ни один фаластымский скакун не страшен.

Дженни, не поднимая глаз, гладила жеребенка. Ты дурак, Джеральд, причем безнадежный. Заговорить о доме, когда дом Джейн сожгли гномы…

– Мой лорд, – она по-прежнему не поднимала глаз, – вы совсем не спите, почему?

Почему? Да просто не спится…

– Слишком жарко, моя леди.

– Жарко, – она медленно подняла голову, – но жара вряд ли помеха тому, кто вернулся из фаластымских пустынь. Ты устал от игры с гномами?

Он так и не привык к тому, что Дженни становится Девой, но с Девой, как ни странно, было проще.

– Я понимаю, что обычный доспех против гномьего то же… – Джеральд задумался, подыскивая сравнение. – То же, что пони против першерона, но как же хочется прекратить беготню и скрестить наконец мечи!

– Гномы не носят мечей, – тихо сказала Дженни, – но когда-то носили… После Весенней войны в обмен на разрешение вернуться в Петрию они поклялись не ковать себе мечей и не носить их… Это была ошибка эльфов.

– Ошибка? – Де Райнор слушал и любовался тонким профилем Девы, а та словно грезила наяву, задумчиво перебирая гриву жеребенка.

– Ошибка, лорд Элгелл. У эльфов слово «клинок» означает холодное оружие. Любое. Дети Звезд знают копья, луки и «клинки», но люди перевели эльфийское «эскадэа» словом «меч». Гномы отродясь не были лучниками и всегда были хитрецами, как и положено помешанным на золоте. Король Алмирэль заставил гномьих вождей поклясться Сердцем Камня отказаться от «клинков» и копий и не вредить стране Доаделлинов. Цверги поклялись и сдержали клятву. На свой лад. Так вместо копий и мечей появилось то, с чем они пришли.

То, с чем пришли гномы… Нечто на длинном древке, сочетающее в себе секиру, молот и острия-наконечники на обоих концах древка. Хочешь – руби, хочешь – бей, хочешь – коли, но клятва исполнена, никто в здравом уме и твердой памяти не назовет это чудище ни копьем, ни мечом.

– Значит, дело в том, что эльфы не знали языка Гор?

– Переговоры шли на языке людей. – Дженни отошла от дочки Негодяйки и опустилась на высохшую грядку, обхватив колени, эта поза что-то напоминала, но что? – Алмирэль понял, что подгорным владыкам не стоит верить, когда их отпустили, а они принялись убивать друг друга, но обвинили во всем эльфов и ожившие деревья. Подлая выдумка, но в Петрии поверили, для подгорного карлика с топором и впрямь нет ничего страшней разгневавшегося бревна.

– Так вот почему они не сунулись в Намбирский лес… Я не понимал, почему их отпугнул десяток коряг, которые мы выволокли на дорогу.

– Они попали в сети собственного вранья, – покачала головой Дженни, нет, Дева, – и это вранье их душит, вранье всегда душит, и всех…

– Мы никак не уйдем от прошлого, – Джеральд задумчиво тронул эфес. – Весенняя война, Грэмтирская битва… Все идет оттуда.

– Все мы идем из прошлого. – Серебристый взгляд скользил все дальше и дальше. В такие мгновенья Джеральд терялся. Он был готов, преклонив колена, выслушивать волю Девы, вернее, не Девы, а тех, чьи голоса она слышит. Он был бы счастлив подхватить на руки и закружить тоненькую светловолосую Дженни, но вечерняя тоска и грусть, порой захлестывавшие леди Джейн, сводили его с ума.

Пару раз Джеральд задавался вопросом, уж не эльфийка ли она, но в Элгелле уцелело слишком много гобеленов и миниатюр, чтобы спутать деревенскую девочку с дочерью Звезд. Просто Дженни избрана и слышит неведомое другим, такое бывает. Аббат не видит в этом ничего удивительного: раз в столетие, если не чаще, ангелы говорят с людьми, избирая посредниками невинных дев и детей или благочестивых монахов.

В последнее Джеральд верил меньше, вернее сказать, не верил вообще. Видение преподобного Хэмфри Ангуса, в котором святой Дункан объявлял Малкольма Дангельта королем Олбарийским, было чистейшей воды надувательством, на котором святоша изрядно нажился. А вот в том, что, осматривая подаренный дворец, новоявленный епископ споткнулся, слетел с лестницы и сломал себе спину, и впрямь чувствовался божий промысел.

– Лорд де Райнор, – голос Девы вернул рыцаря в раскаленный предосенний день, – подожди еще немного, и ты сможешь поговорить с гномами.

Две сотни больных, четыре сотни раненых, сотня мертвых! И это не в первый раз, проклятье! Маэлсехнайли был готов убить Пиноваца с его новостями. Если так пойдет и дальше, армия растает, как соль в котле с водой.

Гном может располовинить человека в броне вместе с его конем, но что с того, если они носятся вокруг на своих проклятых тварях, не давая ни минуты отдыха, и еще эта жара! Гномам легче идти ночью, а отдыхать днем, но переростки днем отдыхать не дают! Не спать – это даже хуже, чем не есть. Они топчутся в этих лысых холмах третий месяц, ни воды, ни еды, ни добычи! Дошло до того, что приходится собирать какие-то гнусные колосья, а идти быстрее невозможно – когда перестаешь обращать внимание на преследователей, они нападают. Подло, трусливо, из засады! Нападают и сразу же откатываются, а спешно выстроенный боевой строй остается на раскаленной дороге.

Стрелы давно кончились, глупцы арбалетчики и не думали их беречь, новые достать негде. Теперь люди на своих тварях подскакивают к самому шарту и засыпают его стрелами. Сначала это казалось смешным – разве может стрела пробить хороший шлем?! Она и не может, но воины внешних рядов больше не могут поднимать забрала даже на привалах, а солнце превращает шлемы в орудие пытки!

• Предыдущая
• 15/25
• Следующая