Письма Скорпиона - Каннинг Виктор - Страница 33

• Предыдущая
• 33/52
• Следующая

Голос, раздавшийся внутри Джорджа, задорно спросил:

– Какого черта?

Лаборд одобрительно улыбнулся:

– Вот именно, друг мой. В этом кресле то же самое говорили люди и посильнее тебя. Взять хотя бы одного капитана немецкой танковой бригады, прошедшего и Африку, и Россию, твердого, как кремень. Он это тоже сказал. И еще много чего выболтал. Между тем вы в некотором роде исключение. Мы ничего не просим вас рассказать. – Он вынул сигару, не спеша раскурил ее, а когда она задымила, положил на край стола и спросил:

– Еще рюмочку?

И снова начался мучительный ритуал, от которого спирало дыхание и кружилась голова. А когда он закончился, Джордж уронил ее на грудь, задышал глубоко и шумно. Мысль об Аристиде не покидала его. При чем тут Аристид? Ах да, он может помочь, если захочет. Но чего от него хотел Джордж? «Генерал де Голль, Пале-Рояль. Я серьезно… Рене… золотые девочки…»

Константайн вскинул голову, мысли его на миг прояснились, словно в облаках появился просвет, и он бросил Лаборду:

– Сволочь! Лаборд рассмеялся:

– Не стоит ругаться при женщине. – Он с упреком покачал головой.

– Еще долго? – спросила Доротея.

– Уже нет, – отозвался Лаборд, вновь наполняя рюмку.

Просвет в облаках исчез. Джордж почувствовал, как на шее сжались чьи-то пальцы, ощутил запах коньяка, прикосновение к губам холодного края рюмки. В голове у него забухало, словно кто-то колотил там, как по барабану. Сквозь это буханье и шум Константайн слышал, как пустая рюмка звякнула о мраморную столешницу, потом его подхватили под локти, с силой подняли и вытащили со стула.

Джордж стоял, пошатываясь, полуприкрыв глаза, и вдруг пол начал опрокидываться так, что бутылки, казалось, вот-вот посыплются с полок.

Он качнулся назад, потерял равновесие и врезался спиной в стеллаж, сполз на пол, а Лаборд уже подходил с очередной рюмкой коньяку. Слова его Джорджу слышались как будто издалека:

– Выпей последнюю – для согрева.

Лаборд присел, и Джордж потерял его из виду. Коньяк хлынул в рот, так что он чуть им не захлебнулся. И вдруг Джорджу стало хорошо, он бы согласился лежать на этих твердых, влажных каменных плитах до конца жизни. И словно ребенок, грезящий с открытыми глазами, он видел трех человек, которые разгуливали по подвалу, стены его то сжимались, то расширялись, ходили ходуном, кренились, а под потолком вились мириады электрических лампочек.

Лаборд подошел к одной из полок, вместе с Марком потянул ее на себя. Она отошла от стены, словно дверь, запах застойной воды усилился. Джордж наблюдал за мужчинами с отрешенным любопытством. Лаборд и Марк вернулись к нему, подняли на ноги. Но как только отпустили руки, он вновь свалился на пол. И рассердился на себя за слабость. Мужчина обязан держаться на ногах после бутылки коньяку. Да, мужчина обязан не раскисать.

Его снова подняли.

– Готов, – сказал Лаборд.

Джордж спьяну кивнул. Конечно, он был готов. Наверно, они нахимичили с коньяком. Вот именно! В коньяк что-то подсыпали. Но Бог с ними! «Поставьте меня на ноги, – подумал Джордж, – поверните в сторону дома, и я доберусь туда на автопилоте».

Его подвели к ходу в метр шириной, открывшемуся за полкой-дверью. Ход уходил круто вниз и был сделан из камня, от сырости покрывшегося зеленой слизью. Джордж отшатнулся и упал бы, если бы его не поддержали.

– Не бойся, – сказал Лаборд. – Покатишься вниз как по маслу. Бесплатно доедешь до Сены и вынырнуть не успеешь.

Джорджа с силой толкнули в спину, и он головой вперед устремился в похожий на шахту ход. Плечом ударился о стену, отлетел в сторону, всем телом прогрохотал по скользким камням и быстро покатился во тьму, подняв руки, которые Марк развязал ему перед толчком, и бессознательно защищая ими лицо от острых выступов.

Джордж шлепнулся в воду, погрузился с головой, оказался в полной темноте и с той секунды сознавал только, что пребывал совершенно один в странном забытьи: он как будто листал книжку с картинками – мелькали то краешек голубого неба и силуэт здания, то железная львиная голова с кольцом в пасти; вдруг тьму пронзил фейерверк и голову Джорджа словно в тисках сдавило, вода стала заливать легкие, потянула вниз, и постепенно исчезло все, остался лишь нескончаемый серый сон; сон, где ничто не нарушало тишины и серости, в которой Джордж согласен был находиться вечно.

На миг он выскользнул из сумерек и ощутил прикосновение чьих-то рук. Перед глазами мелькнуло бледное лицо, послышалось тяжелое дыхание. Тут он вновь погрузился в черный ручей, но сознание – еще искаженное, полное диковинных образов – все-таки уже вернулось к нему. Показалось новое лицо, пахнуло чесноком и вином, раздался скрип весел в уключинах. Где-то справа, в вышине, рядком висели освещенные окна, издалека донесся автомобильный гудок. Джордж отключился опять, но на сей раз тьму то и дело пронзали обрывки сна. Потом Константайн понял, что его везут в автомобиле – за сомкнутыми веками неустанно рождались и умирали огни. Потом кто-то совсем рядом сказал: «Второй поворот направо, мадемуазель».

Наконец Джорджа положили на траву, кто-то поддерживал его за плечи. Постепенно этот «кто-то» превратился в Николя, ее волосы были мокрые и болтались хвостиками. За ней стоял и курил какой-то мужчина, а дальше почему-то видны были ветви дерева и звезды.

Немного погодя Джорджа подняли на ноги и провели туда-сюда по газону. Жалобно запела ночная птичка, обеспокоенная присутствием людей. Николя все время говорила что-то, а Джорджу хотелось одного – спать, и собственная голова казалась ему свинцовой. Наконец он уснул, стоя между Николя и Аристидом, окончательно перестав чему-либо удивляться.

Когда Джордж пришел в себя – голова раскалывалась, но разум вернулся. Он лежал на кровати, одетый в пижаму. Рядом было окно с витражом, около которого Джордж увидел стоящую к нему спиной Николя. С улицы через открытую форточку доносились детские крики. На небольшой газовой плите дымилась кофеварка.

Джордж с трудом приподнялся. И Николя обернулась к нему.

– Где я, черт побери? И что со мной было? – спросил он, морщась от головной боли.

– У Аристида, – ответила она.

Николя принесла ему чашку кофе – черного, крепкого, горячего. Джордж отхлебнул немного, и страшная дрожь проняла его.

– А почему у Аристида?

Она взяла у него чашку, с улыбкой потянулась к нему, легонько поцеловала в щеку и сказала:

– Расслабься, дорогой, сейчас ты оправляешься от сильнейшего в твоей жизни похмелья.

Он вернул себе чашку и выпил еще кофе.

– Аристид не позволил мне отвезти тебя в отель, – продолжала Николя. – Мы прогуляли тебя по какому-то парку неподалеку от Винсенна и доставили сюда. Сегодня утром я забрала из отеля наши вещи и заплатила по счету.

– Почему?

– Потому что Аристид запретил нам оставаться там. Один из тамошних портье – Бьянери. И вчера он был на собрании, и, вероятно, может узнать тебя в лицо. Кстати, Аристид вел себя отменно. – Николя подсела к Джорджу на кровать и взяла его за руку. – Но и отсюда мы должны убраться, пока он не пришел со службы.

– Это он вытащил меня из реки? Николя покачала головой.

– Значит, ты? Она кивнула:

– Он догадался, что они с тобой сделают, и пришел ко мне. И слава Богу. Мы ждали тебя в определенном месте, ты вынырнул лишь на миг и тут же опять ушел под воду.

– И ты поплыла за мной? – Да…

Джордж обнял Николя за талию.

– Да благословит тебя за это Бог. Сволочи, они накачали меня коньяком.

Николя с нежностью взглянула на него и сказала:

– От тебя им до сих пор пахнет.

– И тебе противно?

– Нет.

Он поцеловал ее – сначала с теплотой и благодарностью, но постепенно поцелуй менял свой характер. Наконец Николя отстранилась от Джорджа.

– Надо собираться. Поспишь в машине, а когда наберешься сил, расскажешь, как было дело. Впрочем, Аристид мне почти все объяснил…

• Предыдущая
• 33/52
• Следующая