Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Глебов Николай Александрович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/47
• Следующая

Далеко над горами плыла луна, проливая бледный свет на кедровый лес, растущий внизу, и на засыпанную снегом избушку. Ни звука. Лишь иногда свалится снег с ветви, и чудесным фейерверком рассыплются искристые снежинки.

В избушке тепло и сумрачно. Медленно догорают угли, и трепетный свет огня отражается на закоптелых стенах, точно отблеск далёкого северного сияния. В углу на нарах спит Кирик. Он дышит ровно и глубоко. Возле дверей, свернувшись в клубок, чутко дремлет Мойнок…

Спрятавшись за облака, луна исчезла. В ущелье стало темно. Казалось, всё уснуло, только филин неслышно летал в поисках добычи. Вскоре его зоркие глаза заметили зверя. Филин покружился над ним и, услыхав предостерегающее рычание, скрылся в кедраче. Ночной гость — рысь остановилась на опушке леса и насторожила уши. Предутренний морозный воздух был по-прежнему чист и лёгок. Повертев круглой, как у кошки, головой, рысь стала приближаться к избушке. Здесь она когда-то находила остатки мяса и костей. Остановившись метрах в пяти от жилья, рысь обнаружила следы и вздыбила шерсть. Следы вели к жилью. Инстинкт предосторожности заставил её залечь в снег. В избушке было по-прежнему тихо. На востоке показалась бледная полоска света и, постепенно расширяясь, охватывала небосклон. Начало светать. Голодная рысь приблизилась к избушке и вспрыгнула на крышу. Мойнок зарычал, заскрёб острыми когтями дверь. Рысь притаилась. Кирик проснулся и стал прислушиваться. Мойнок рвался из жилья, заливаясь неистовым лаем. Кирик сообразил, что рядом был кто-то чужой, но выйти из избы и выпустить Мойнока он не решался. Если это враг, то в избушку он не попадёт: прочные стены и дверь, висящая на крепких петлях, служили верной защитой. Зарядив ружьё крупнокалиберной пулей, мальчик стал выжидать. Мойнок метнулся на нары и, задрав морду вверх, яростно залаял.

«На крыше кто-то есть. А что, если выпустить собаку?»

Кирик поспешно оделся и, держа ружьё наготове, подошёл к дверям. Мойнок, виляя хвостом, выжидательно смотрел на молодого хозяина. Когда тот распахнул дверь, собака перемахнула через порог и, обежав вокруг избы, остановилась перед зверем.

Свесив голову, рысь не спускала злобных глаз с Мойнока, а тот, поднявшись на задние лапы, заливался переливчатым лаем.

Рысь подобрала под себя лапы, готовясь к прыжку. Кирик прицелился и спустил курок. Гулкое эхо прокатилось по ущелью и замерло в горах. Когда рассеялся дым, мальчик увидел, что Мойнок с ожесточением треплет в зубах мёртвую рысь, оттаскивая её всё дальше от избы. Услышав голос хозяина, собака вильнула хвостом и бросила добычу.

Кирик долго рассматривал опасного зверя, его тёмно-рыжую шерсть, короткий, точно обрубленный, хвост и длинные кисточки ушей.

Как-то, взяв с собой ружьё и котелок и рассовав по карманам несколько кусков копчёного сыра, Кирик направился с Мойноком вверх по ущелью. У границы леса мальчик набрёл на куропаток и увлёкся охотой.

Птицы кружили небольшими стайками. Завидев мальчика с собакой, они падали в снег. Их белое оперение сливалось со снежным покровом, и, только вспугнутые Мойноком, они вновь поднимались в воздух, заманивая маленького охотника всё дальше и дальше — на белки.

К вечеру Кирик убил несколько птиц и, ловко лавируя на лыжах между камнями, возвращался домой. Когда он проходил самое узкое место ущелья, где гладкие отвесные скалы сжимали русло реки, неожиданно впереди раздался оглушительный грохот. Испуганный Кирик увидел, как снежная лавина сползла с горы и закрыла ущелье. Теперь оставался только один путь: через мёртвые, покрытые вечным снегом горы.

Ночь застала мальчика у костра под выступом большого камня. Вода и ветер образовали здесь углубление, похожее на небольшую пещеру, где было тепло и сухо. Уставший за день Кирик прислонился к стене и незаметно уснул. Мойнок улёгся возле выхода, оберегая хозяина.

Настало утро, но солнца ещё не было, только на вершинах сверкали снега.

Кирик вылез из-под укрытия и направился к месту обвала. Снег и камни сплошной стеной перегородили ущелье, и мальчик с грустью повернул обратно. Он миновал пещеру, где провёл ночь, и пошёл вверх по течению Яргола. В одном месте крутизна скал казалась меньше, и Кирик попытался выбраться из ущелья.

Цепляясь за кусты каменной таволожки, чтобы не свалиться в Яргол, он осторожно стал подниматься выше и выше. Из расщелины, которая виднелась метрах в трёх, над головой свисал могучий корень кедра. Он как бы протягивал мальчику свои длинные отростки. Но как ухватиться за них? Из расщелины, видимо, глубокой осенью вытекала почвенная вода. За зиму она застыла огромными сосульками, которые преграждали путь. «Надо, чтобы выбрался отсюда хотя бы Мойнок. Если он найдет Темира, я буду спасён», — подумал Кирик. Подняв Мойнока, мальчик резким движением подбросил его на ближайший выступ. Собака легко перепрыгнула на камень и стала карабкаться вверх.

Вскоре послышался её радостный лай, возвещавший о том, что Мойнок находится на просторе тайги. Кирик, прижавшись к обрыву, посмотрел вниз. Обвал спрятал от него знакомые места, где была избушка.

Кирик решил спускаться, но сверху посыпалась мелкая галька и мокрый снег. Подняв голову, он увидел, что Мойнок ползёт вслед за ним.

— Нельзя! Иди домой!

Мойнок заскулил.

— Домой!

Пёс неохотно поднялся вверх и, следя за движениями хозяина, улёгся на краю обрыва.

Спустившись, Кирик побрёл на белки. Подъем становился всё труднее. Ущелье постепенно расширялось, но зато было сплошь покрыто толстым слоем льда. Лыжи были уже не нужны: чем выше поднимался мальчик, тем сильнее тянули они вниз. Отвязав ремни, мальчик взял лыжи под мышку.

Он внимательно оглядывал голые скалы в поисках выхода, но гладкие, точно обтёсанные, стены гнали его дальше на ледник. И вдруг он увидел впереди себя Мойнока.

Пёс полз на брюхе, виляя виновато хвостом, и, поравнявшись с Кириком, опрокинулся на спину, задрав лапы вверх.

Кирик обрадовался собаке и, присев на корточки, погладил её по голове.

«Если Мойнок спустился в ущелье, значит где-то есть выход», — мелькнуло у него в голове. Поднявшись на ноги, он подал голос:

— Мойнок!

Собака вскочила.

— Домой!

Пёс метнулся в сторону и вильнул хвостом.

— Пошли домой! — Кирик сделал шаг вперёд.

Мойнок, скользя по льду, повёл своего хозяина влево от основного русла.

Между двумя скалами чёрной лентой протянулась вверх узкая полоска мелкой россыпи камней. Видимо, Мойнок и спустился по ней. Так и есть. Пёс уверенно стал подниматься вверх, оглядываясь на хозяина. Вскоре мальчик выбрался из ущелья и увидел темневший внизу кедрач.

Усталости как не бывало. Став на лыжи, Кирик поспешно заскользил к лесу и в сумерках достиг избушки. Не раздеваясь, он повалился на нары и уснул.

Проснулся Кирик от настойчивого стука в дверь и радостного повизгивания Мойнока.

Мальчик быстро поднялся и открыл дверь.

Перед ним стояли Темир и улыбающийся Янька.

Прошла весна 1916 года. Наступал месяц малой жары — июнь. Кирик и Янька жили в избушке Яргольского ущелья. Изредка их навещал Темир с Мойноком, и каждый его приход был для ребят настоящим праздником. Однажды Темир пришёл особенно радостный:

— На фронте солдаты не хотят воевать за царя. А у нас тоже новости! Теньгинский волостной старшина Сапок устраивает на днях конские состязания, заезд на пятнадцать вёрст. Соберутся лучшие борцы и наездники Алтая. Ждут из Бийска исправника. Сапок объявил народу, что первый наездник получит всё, что попросит; второй — двух лошадей и десять овец; третий — лошадь и корову. Большой будет праздник!.. Я готовлю Буланого, — добавил Темир после минутного молчания.

Кирик знал небольшого сухопарого коня Темира с развитой грудью, тонкими жилистыми ногами и чёлкой, доходившей до тёмных, агатовых глаз.

Сдерживая охватившее его волнение, Кирик спросил:

— А кто поедет на Буланом?

— Ты, Кирик. Ведь, если Буланый придёт первым и этот проклятый Сапок сдержит свое слово, ты будешь свободен от Зотникова.

• Предыдущая
• 8/47
• Следующая