Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров) - Капков Сергей - Страница 43

• Предыдущая
• 43/101
• Следующая

— Зато в его театр пришел ваш брат Павел Петрович.

— Да, и Акимов его безумно любил. И очень помог ему встать на ноги.

Мой брат после 10 класса попал на фронт. Их, ребят, погрузили на баржу и отправили в неизвестном направлении. Мы с мамой стояли и плакали. Я в это время как раз прорвалась в Ленинград, приехала буквально «зайцем» на поезде. И мы долго не имели от Павла никаких известий. Как потом выяснилось, ребят направили в какую-то школу, затем на фронт, там у брата были отморожены ноги. Их оттирали спиртом и давали спирт пить. Естественно, у мальчишки сложилось впечатление, что спирт — это спасение. И так он понемногу пристрастился, а потом стал пить ужасно. Ужасно пил! Единственная его колоссальная заслуга — а вы знаете, что когда человек пьет, он не владеет собой, он амортизирует какие-то свои моральные принципы, — вот этого у него не было. Он оставался на высоте, трезвый ли, пьяный ли. Причем Павел нашел в себе силы сделать перерыв — он не пил два года до рождения детей, чтобы у них не было никаких последствий. А под конец беременности жены вторым ребенком он опять сорвался.

И вдруг однажды Павел решил бросить. Его приятель, правда, помог устроиться в больницу, делал какие-то уколы, после которых брат целые подушки кислорода выдыхал. И я спросила: «Павел, а что тебя на это натолкнуло?» Он ответил: «Я пришел домой так пьян, что ничего не понимал. И вдруг увидел безумные глаза жены...» И это ему так запало, что он обратился к своему товарищу-врачу Лене Семенову за помощью. Последние 23 года, до самой смерти, он не пил. У него был короткий, но безумно тяжелый период питья. И к чему я веду — здесь большая заслуга и Николая Павловича Акимова, который в этот период его взял к себе и стал давать роль за ролью, роль за ролью... Это ведь великое дело, когда семья поддерживает, и театр поддерживает.

— Татьяна Петровна, должны ли быть у актера авторитеты, к которым хочется тянуться? Или все-таки человек сам по себе творческая личность и должен сам себя развивать?

— Нет, ну безусловно актер должен знать свои возможности и стремиться развивать себя, это само собой. Но я вспоминаю моего педагога Зубова, который после смерти Прова Садовского был художественным руководителем Малого театра. Он мне говорил: «Татьяна, я всегда могу своей властью дать вам роль в первом составе. Но я предпочитаю, чтобы вы шли за нашими стариками. Со мной вы прошли школу, с ними вы пройдете университеты». Так я и шла все время за Пашенной, Турчаниновой, Рыжовой. И это действительно было так. Подражать нельзя — и у меня не было таких способностей, я даже акцент не могу изобразить, не умею передразнить, я должна все делать по-своему. И, идя за нашими старухами, я понимала, что они такую дырку просверлили в спектакле своей ролью, своим пониманием роли, действием в спектакле, что надо ее достойно заполнять. Иногда это удается, а иногда и нет. А уж когда дотягиваешься до них в своих возможностях и не вредишь спектаклю — это уже праздник.

— Вы всегда влюбляетесь в новую роль?

— Да. Даже если это эпизод. Я не поклонник фразы «нет маленьких ролей, есть маленькие актеры», но я очень люблю и ценю маленькие роли. Они для меня все равно большие. Ведь я все равно должна прожить целую жизнь от младенчества моей героини до конца. Я знаю, чем ее кормили родители и чем она кончит. И этот процесс рассуждений, эта мыслительная работа насыщает пребывание на сцене и в кадре.

Я благодарю судьбу, потому что когда нет работы — это самое мучительное для актера. Что может быть хуже? Разве что плохо играть. Тогда очень трудно пребывать на сцене. Когда вы играете, освоив роль, — это счастье. И вы приходите в хорошем настроении, и вы можете делать все что угодно. Но играть плохо — а это бывает, ведь нет такого актера, который играет все хорошо, это уже ремесленник — очень трудно. Это такая мука, что не спишь ночами, и настроения нет, и кажется, что чуть ли не конец света.

Есть актеры, которые одним своим появлением вызывают смех. Есть актеры, обладающие фантастической способностью выдавливать из зрителей слезы. Есть всеобщие любимцы, а есть актеры настолько вездесущие и неразборчивые, что даже начинают раздражать. Но есть и такие, благодаря которым на душе становится как-то теплее. Они привносят в атмосферу фильма достоверность и уют. Порой мы не знаем их фамилий, но без них было бы скучно и тускло.

Не смогли бы Жеглов и Шарапов обезвредить «Черную кошку», не сиди за рулем их старенького автомобиля добрый водила Копытин. Не смогла бы поднять колхозное хозяйство Саша Потапова, не болтайся у нее под ногами пьянчужка и тунеядец Гуськов. И мы в это верим, мы это чувствуем.

Не были бы столь интересны фильмы «Командировка», «Клятва Гиппократа», «Горожане», «Собачье сердце», «Мелкий бес», не участвуй в них Алексей Миронов.

— А надо просто попадать в яблочко, — делился секретами Алексей Иванович.

— Сказать-то легко. А как это сделать? Артистов тысячи, а в яблочко попадают немногие.

— Для этого нужно помнить основные принципы работы над ролью: знать предмет, найти, что играть, и чувствовать драматургический конфликт.

— Что-то уж больно замысловато...

— Ничего подобного. Вот смотри: если поставить в строй летчиков-испытателей трех актеров, я их сразу обнаружу. Потому что они ни разу не сидели за штурвалом и их лица не имеют ничего общего с остальными, одинаковыми. Надо понимать, чувствовать, что твои герои испытали. Это что касается предмета.

А теперь о том, ЧТО играть. Помню, снимался я в фильме «Юность Петра» в сцене, где мы, члены царского правительства, читаем письмо государя из Голландии. Просто читать — неинтересно, тем более что пишет он о каких-то невероятных чудесах. Нужно какое-то действие. Режиссер, Герасимов, молчит. Артисты нервничают. Тут меня осенило: Петр-то наш выдумщик, бабник, выпивоха! Что он еще может написать? Надо играть Петра! И вот во время чтения я хихикнул, Роман Филиппов захохотал, остальные подхватили и стали смеяться над каждой строчкой. Сергей Герасимов такого не ожидал и очень хвалил нас потом.

Режиссеры ведь, в большинстве своем, в нашей профессии «не чешут». Они ничего не понимают в актере, а только делают вид ну и иногда вмешиваются. А нельзя играть только то, что написано.

— Что ж вы так режиссеров-то?.. Получается, что они только мешают.

— Видишь ли, в чем дело... Когда у актера отсутствует личностное отношение к герою, к его поступкам, когда нет душевного и духовного слития с ним, начинается обыкновенное внешничание. То, чем сейчас грешат почти все театры: кривлянье, танцы, раздевание, яркие костюмы и декорации. Я же должен обнаружить готовый материал у себя, покопаться в памяти, вспомнить эмоции и переживания, схожие с сюжетом. Тогда я наигрывать уже физически не смогу. Так вот — за меня личное восприятие жизни не создаст ни один режиссер.

Вспоминаю историю, как Мария Осиповна Кнебель репетировала в Стокгольме с местными актерами. Она долго им рассказывала о своем видении спектакля, поясняла все тонкости и нюансы, объясняла задачи исполнителям главных ролей. В конце разговора один из них встал и спросил: «Ну а я-то вам зачем нужен?» Мария Осиповна удивилась: «Вы великолепный актер, я вас видела в трех пьесах, и вы подходите на эту роль...» И он ответил: «Ну тогда я сам ее и сыграю!»

У каждого актера, помимо всего прочего, обязательно должен быть и свой собственный монолог, который может и не звучать с экрана. Он должен быть внутри исполнителя. Великий Феллини требовал от актеров «как из тюбика, выдавливать жизнь». Необходимо личностное участие исполнителя как человека, необходимо проявление его чувств. Любовь ведь одними поцелуями не сыграешь.

— А о каком конфликте вы говорили, без которого никак нельзя?

— Вот взять американские картины. Их конфликты ярко выражены: полицейские и бандиты, хорошие и плохие. Но их фильмы бездуховны, все действия плавно текут по сюжету. А тот же Чехов создавал не только персонажей. У него обнаруживалась человеческая душа, которая менялась в зависимости от времени года, времени суток, по отношению к природе, людям... А это уже третье измерение! Об этом еще писал Сименон, которого я очень люблю. И если у актера есть это третье измерение, если он остро ощущает драматургическую конфликтность — он способен на многое. Вот взять того же Чаплина — в его фильмах всегда было содержание, несмотря на эксцентрику. И у него хватило гениальности это содержание передать, донести до зрителя.

• Предыдущая
• 43/101
• Следующая