Дневник пани Ганки (Дневник любви) - Доленга-Мостович Тадеуш - Страница 27

Я задумалась и покачала головой.

— И все же для меня остается непонятным, почему она писала Яцеку по-польски… Если ей пришлось доставить себе столько хлопот, копируя чье-то письмо, почему она просто-напросто не написала письмо на английском или французском языке, которым хорошо владеет? Ведь она должна знать, что Яцек также их понимает. Нет, дядюшка, все это дело кажется мне загадочнее и сложнее, чем вам. И вообще, в мире происходят вещи слишком сложные и неожиданные…

Мне очень хотелось рассказать дяде, о своих неприятностях в связи со злосчастным Тоннором. Однако пришлось промолчать.

Дядя согласился, что все это выглядит весьма подозрительно. Я видела, что он серьезно встревожился. Это очень поколебало мою веру в него.

Я вернулась домой в подавленном состоянии. А тут еще узнала от Яцека, что он в ближайшее время будет очень занят. В Польшу приезжает маршал Геринг. Он несколько дней пробудет в Варшаве, а затем поедет на охоту в Беловежи. Мы будем присутствовать на рауте в министерстве и на приеме в немецком консульстве.

Интересно, узнает ли меня Геринг. Когда я в прошлом году познакомилась с ним в Берлине, он очень долго со мной разговаривал и был удивительно мил. Если пойду в посольство, нужно будет сделать гладкую прическу. Они там любят, чтобы женщины выглядели поскромнее. Яцек, кажется, должен будет ехать с ними в Беловежи.

Яцек был немногословен, но я поняла, что этот визит Геринга чрезвычайно важен. Речь идет якобы об Австрии — чтобы мы не препятствовали ей объединиться с Германией. Тогда немцы не будут препятствовать нам в нашем продвижении к Балтийскому побережью. Лично я не понимаю, почему бы мы должны были им препятствовать. Я никогда не чувствовала к венцам никакой неприязни. Очень милые, веселые люди. Я нигде так не развлекалась, как в Вене.

Я пыталась выяснить у Яцека, почему у нас придают такое значение Балтике. Ну понятно, что морская торговля, Гдыня, что с экономической точки зрения это имеет большое значение. Но если говорить об обществе, то оно не будет иметь с того почти никакой пользы. Редко выпадает такой год, чтобы на польском побережье можно было высидеть два месяца. Вода очень холодная, часто идут дожди, о каком-либо комфорте кроме Юраты нечего и мечтать, а в той же Юрате ужасное общество. Одна плутократия низшего сорта.

Я, как можно старательнее, пыталась убедить Яцека, чтобы он, пользуясь присутствием Геринга, подсказал ему такую идею: пусть они за наше согласие на аншлюс лучше дадут нам выход к Черному морю. Где-то между Румынией и Россией наверняка есть местечко, где мы могли бы найти такой выход. Правда, Яцек делал вид, будто смеется над моим предложением, но мне кажется, что эта идея ему понравилась.

В конце концов, я не остановлюсь на Яцеке. Сегодня же поговорю об этом на приеме у пани Собанской.

У меня столько своих забот, а тут еще приходится ломать себе голову над будущим государства.

Вторник

Боже мой, что мне теперь делать? Как поступить? Если я сделаю так, как велит мне совесть, — совершу преступление. Если так, как велит долг — совершу подлость, да еще и подлость по отношению к человеку, который не только никогда не причинил мне ничего плохого, но и любит меня так искренне и глубоко.

Утром с почты принесли посылку. Я была очень удивлена по двум причинам. Во-первых, посылка была продовольственная, а во-вторых, ее прислала из Ковеля какая-то неизвестная мне Зофья Патрич. Это меня так заинтриговало, что я решила открыть ее сама. Но еще больше удивилась, когда я обнаружила внутри две ощипанные курицы. Я уже хотела позвать Юзефа, чтобы он забрал их на кухню, как вдруг увидела под той гадостью конверт. Сердце мое забилось сильнее. Я уже знала, что это от Роберта. И не ошиблась.

Я долго колебалась, не зная, что с ним делать (с тем конвертом). Адреса на нем не было. Я еще раз посмотрела на обертку. Адрес, бесспорно, писал кто-то другой. Какая-то женщина с неразборчивым почерком. Да еще и противным химическим карандашом.

Вдобавок от кур пахло сырым мясом или они просто были несвежие. Мне стало дурно. Я оставила их в столовой и заперлась в своей комнате.

Конечно, я имела право вскрыть конверт. Ни майор, ни полковник не могут предъявить мне никаких претензий. Разве могла я подумать, что это от Роберта? Какой бы мужчина послал даме из высшего света дохлых кур?

Я разорвала конверт, и из него выпал ключик. Маленький изящный ключик. Кроме него, внутри было какое-то удостоверение и письмо. Поскольку я еще не знаю, как поступлю и что со всем этим сделаю, а письмо это едва ли не лучшее из всех, которые я когда-либо получала, то я переписываю его сюда.

«Ганка!

Это ужасно, когда мужчина, даже очень сильный мужчина, должен протягивать руку за помощью к женщине, которую стремился бы защитить от любой опасности, от всего, что могло бы поразить ее весьма деликатное воображение, нарушить ее покой, внести диссонанс в ее беззаботные дни.

Я впадаю в отчаяние, когда думаю, что должен это сделать, и ничто в мире не оправдывает меня, даже то, что я так сильно, так безумно тебя люблю. Скорее это можно считать еще одним камнем, который падает на мою бедную голову и мою изуродованную жизнь. Я вынужден так поступить.

А теперь выслушай меня. Совершенно неожиданно меня постигло несчастье. Несчастье, глубины которого я еще сам не могу осознать. Мне пришлось внезапно бежать из Варшавы, чтобы спасти свою жизнь. Я не смог взять даже дорожный несессер. Даже деньги. Только благодаря случайным людям я еще не умер от голода. А что со мной будет завтра или через час — не могу предсказать.

А тут еще любовь, которая сжигает мое сердце, эта огромная и безнадежная тоска по тебе. Любовь, которую я должен подвергнуть такому страшному испытанию. Я знаю, что ты мне не откажешь. Но вместе с тем знаю и то, что подвергаю тебя, тебя единственную, мое самое дорогое сокровище, на возможные неприятности. Поэтому прошу тебя, будь как можно осторожнее. Заклинаю тебя, пусть никто не узнает об этом письме ни слова.

Просьба моя такая: в Северо-Восточном банке у меня есть сейф. Посылаю тебе ключик от него, а также удостоверение с паролем. Пойди туда и забери все, что там лежит. Там есть два пакета. В одном техническая документация на фабрику, которую я намеревался строить, во втором — деньги. Забери их и тщательно спрячь. По дороге в банк и в самом банке старайся не привлекать к себе внимания. Эти пакеты для меня чрезвычайно важны. Может, даже не меньше жизни.

Если услышишь обо мне что-то плохое, можешь верить всему. Можешь проклясть меня и вычеркнуть из своей памяти. Я готов ко всему. Возможно, я даже заслужил это, хотя, зная тебя, я уверен, что ты никого не осудишь, предварительно не выслушав, не приняв во внимание трагического стечения обстоятельств, которое могло толкнуть не на тот путь, к которому стремилось сердце. Я испытал в жизни немало катастроф, но наибольшую переживаю теперь, когда надо мной нависла угроза потерять тебя в тот момент, когда я уже собирался устранить все препятствия, которые нас разделяли. Я люблю тебя, и если ты узнаешь о моей смерти, знай одно: я умер с твоим именем на устах.

Роберт».

Когда я дочитывала это письмо, у меня дрожали руки. Да, я не ошиблась в этом человеке. Я знала, что меня в нем привлекает. Он настоящий мужчина. Подумать только, за все то время, пока ему везло, он ни разу не сказал, что любит меня. А мог же тогда на многое надеяться. Вот и из этого письма видно, что он связывал со мной немалые надежды. Возможно, даже рассчитывал, что ради него я расстанусь с мужем. Но на признание решился только сейчас, когда уже все надежды рухнули. Это человек с характером.

Я чувствовала, что должна без раздумий сделать все, о чем он просит. К этому стремилась моя женская душа. Только бог знает, какие ужасные обстоятельства могли толкнуть его на скользкую дорожку. Только бог знает, сколько добра я могу для него сделать, как могу облегчить его возвращение к честной жизни. Имею ли я право даже размышлять об этом?..