Бесноватые - Карр Джон Диксон - Страница 26

• Предыдущая
• 26/56
• Следующая

– Он предложил вам жениться? Каков же был ответ?

– Я сказал, что скорее перережу себе горло. Вы сильно ошибаетесь, доктор, если сочтете Мортимера Ролстона эдаким деревенским сквайром, на говядине выросшем. Хотя он таковым и кажется, но он хитрее любого ростовщика, а уж скрытен, как… как судья Филдинг. Совершенно очевидно, что чем-то миссис Крессвелл ему пригрозила, но он это отрицает. И во мне зародились такие же подозрения в его искренности, как раньше – в искренности Пег.

– А так ли существенна его искренность; ведь вы были влюблены в девушку?

– Поверьте, весьма существенна, – сказал Джеффри. – Все с удовольствием станут говорить об удачной женитьбе бедного молодого человека на богатой наследнице, о том, что он теперь распоряжается ее состоянием. Формально так и будет. Но вы видели хогартовскую серию картин «Модный брак»? Женщина понимает, что эти узы – всего-навсего прихоть закона. Если и муж и жена – не две бесчувственные колоды, очень скоро эти узы ей надоедят. И после первой же ссоры она станет презирать мужа.

– Даже если это брак по любви?

– Особенно если это брак по любви! Посмотрите вокруг и попробуйте со мной не согласиться.

– Вы говорили все это сэру Мортимеру?

– Нет. Я не мог поверить, что Пег действительно в опасности. Не мог поверить, что Лавиния Крессвелл осмелится осуществить свои планы или что сэр Мортимер не воспрепятствует ей, если она на такое решится.

– И вы снова ошиблись?

– Вплоть до сегодняшнего утра я и сам так думал. Уже там, в «Золотом Кресте», когда брат с сестрой вошли и сообщили, что Пег сбежала, они вели себя, словно владыки мира или по крайней мере хозяева Мортимера Ролстона. А он не возражал. Я выяснил, куда, по всей видимости, ушла Пег, и отправился за ней.

– А почему она побежала туда, в комнаты над «Волшебным пером»?

– Она думала, что Ребекка Брейсгердл, или Грейс Делайт, – старая служанка нашей семьи. Встреть она эту женщину еще живой, она, возможно, не оставалась бы в этом заблуждении.

Джеффри взглянул поверх головы доктора Эйбила за окно.

– Миссис Анна Брейсгердл и миссис Ребекка Брейсгердл – сохраним из вежливости это «миссис», как перед именами актрис – так вот, хотя они и были сестрами, но совершенно не походили друг на друга. Ребекка была на двенадцать лет моложе. Обе начали рано готовить себя к сцене, но у Ребекки дарования не было. В шестнадцать лет, к негодованию сестры, она стала торговать фруктами. В семнадцать, к еще большему негодованию Анны, она вышла замуж за простого столяра. Ее истинный талант проявился в девятнадцать лет, когда на нее обратил внимание милорд Моррмейн. А двумя или тремя годами позже ею полностью завладел сумасшедший Том Уинн. Да, если бы Пег встретилась с этой женщиной…

– Все это не имеет к нам отношения, – вскричал доктор Эйбил и снова ударил кулаком по столу. – Я не обсуждаю поведение мисс Ролстон. Другое дело – ее дядюшка. Если он честный человек, мог он подать на нее жалобу и отдать в руки этих людей?

– Он вовсе не хотел отдавать Пег в их руки. Он проделал все это, чтобы спасти ее.

– Спасти ее? Упрятав в тюрьму?

– Да. И этого я никак не мог сообразить своей глупой головой, пока не поговорил с судьей Филдингом.

Они поднялись со своих мест и посмотрели друг на друга.

– Сегодня рано утром, доктор, я снова встретился с Лавинией Крессвелл. Встреча происходила в доме сэра Мортимера на Сент-Джеймсской площади, куда я зашел с визитом, но так и не был допущен к хозяину.

– Миссис Крессвелл тоже пришла туда?

– В этом не было надобности. Эта дама живет там – уже некоторое время. Наша с ней встреча не заслуживает подробного описания. Но за ночь все ее поведение коренным образом изменилось. Впервые у меня возникло впечатление, что передо мной – просто другая женщина.

– Новые уловки-увертки?

– Напротив: мед и сахар. И это не было притворством: она вела себя совершенно искренне, насколько она вообще может быть искренней хоть в чем-то. Я так внимательно следил за ней, ожидая ловушки, так старался поймать ее совсем на другом, что не понял значения столь простой вещи, каковой является любой завтрак, состоящий из бифштекса с устричным соусом. Она недооценила меня и разоткровенничалась. Накануне вечером, по ее словам, она еще не знала о чувствах, которые я питаю к Пег.

И в тот же миг образ Лавинии Крессвелл возник здесь, в этой комнате с дощатым полом и красными решетками на окнах, и так явственно, будто она сама присутствовала здесь во плоти и халате с меховой опушкой.

– Она вкратце упомянула мое письмо. Поскольку она, конечно же, уже давным-давно прочла эту идиотскую писульку из Парижа, я решил, что она имеет в виду нечто совсем другое, и стал думать, что же именно. Она, кроме того, была так возбуждена, произнося слова вроде «ваш вопрос связан с тем, что мы узнали о ней», или «вы бы сами женились на ней сейчас?», что я решил, будто речь идет о какой-то тайне, связанной с происхождением Пег.

– Да, – согласился доктор Эйбил. – Об этой стороне дела мы оба забыли.

– Не забыли, доктор. Ни на минуту не забыли. Когда я прибежал к судье Филдингу на Боу-стрит, я узнал правду. Было только одно письмо. Но Пег должна была оказаться в тюрьме, и я дал им необходимые для этого улики.

Мне стали понятны перемены в поведении миссис Крессвелл. Прочитав письмо, она решила, что Пег не выйдет ни за меня, ни за кого-то, кто подходит сэру Мортимеру. Мы исключались даже как охотники за приданым. Добрая наша Лавиния могла теперь сеять свою злобу, как ей заблагорассудится.

Однако, если она познакомилась с письмом уже после того, как мы встретились в «Золотом Кресте», каким образом оно попало к ней? Кто показал это письмо миссис Крессвелл и зачем? Ответ один: сэр Мортимер. Он получил его через своего банкира и держал про запас. И прежде чем отнести письмо на Боу-стрит к судье Филдингу, он нарочно показал его миссис Крессвелл.

– И таким образом он защищал свою племянницу? Посылая ее в Брайдвелл? – удивился доктор Эйбил. – Хотя постойте! – неожиданно воскликнул он.

– Не в Брайдвелл, заметьте! В Брайдвелле ей пришлось бы встретиться с унижениями, которым он не мог ее подвергнуть. Даже судья Филдинг заколебался и выдал их игру.

Доктор Эйбил медленно развел руками и сел на место.

– Мортимер Ролстон, – продолжал Джеффри в восхищении, – добьется своего любым путем. Он знал, что я люблю Пег; он знал, что я не слишком боюсь сплетен и не слишком дорожу репутацией. Знал, что, если он прикажет, я вытащу Пег из тюрьмы, женившись на ней, и двое подлых заговорщиков не смогут тогда до нее добраться.

– А судья Филдинг?

– Судья Филдинг не хуже меня осведомлен о том, что за люди – Лавиния Крессвелл и Хэмнит Тониш. И он не упустит случая сыграть роль Господа Бога, если будет уверен, что таким образом послужит правосудию. Не боюсь соврать, предположив, что он почувствовал себя польщенным, когда сэр Мортимер пришел к нему и изложил свой план. Я, конечно, не ждал, что этот папа римский в образе судьи выдавит из себя хоть слово. Но сэр Мортимер – он-то мог бы мне сказать! Если он такой хитрый, так чего было со мной хитрить? Мог хотя бы намекнуть.

– Если мне не изменяет память, – отозвался доктор, – он не просто намекнул. Он умолял вас спасти девушку. А вы ответили, что скорее перережете себе горло.

– Черт возьми, доктор! Если и вы присоединитесь к этому хору…

– Ладно, рассказывайте дальше. Кто же повинен в ее несчастьях, если не вы?

– … и если и вы отказываетесь помочь?

– Разве я сказал, что отказываюсь? Но как?

– Этот старый черт заболел и передан на попечение доктора Хантера. Так они говорят, и я этому верю. Конечно же, он окружен слугами, больше похожими на тюремщиков. Мне к нему не подобраться. Это может сделать только врач.

– На что он жалуется?

– Не знаю.

– Ну ладно, это мы как-нибудь обойдем. И утрясти это дело с Билли Хантером тоже сумеем. Но, допустим, я окажусь у его постели, что я должен делать?

• Предыдущая
• 26/56
• Следующая