Портреты гомеопатических препаратов, ( часть 2) - Култер Кэтрин Р. - Страница 26

В состоянии влюбленности Ignatia сохраняет лучшие надежды (в отличие от Phosphorus). Вот почему страдание её так обострено. В случае гибели любимого, она прекрасно осознаёт действительность, но просто не в состоянии принять её (неверие): «Я не хочу, чтобы это было правдой!» Таково её отчаяние. Повторим ещё раз, что она попадает в плен своих эмоций, вступающих в конфликт с действительностью. И хотя она не утратила способности объективно оценивать происходящее, но определённо их оценки и суждения временами затуманены «неспособностью управлять своей любовью» (Кент). «Любовь — самая нерациональная вещь на земле! Вы думаете, что я хочу его любить? — так мучительно вскричала одна пациентка. — Если бы я могла, я бы любила своего мужа, который намного лучше и более подходящий для меня человек».

«Любовь не зависит от восхищения, уважения или одобрения, — это слова другой пациентки. — Её уникальность именно в том, что она не считается с логикой и разумом. В противном случае, в чем было бы её достоинство? И поэтому как может какое бы то ни было лекарство побудить меня быть более «разумной», когда мы имеем дело в основном с иррациональной эмоцией?» Можно было бы с ней согласиться, если бы не тот факт, что гомеопатические лекарства излечивают так фундаментально эффективно именно благодаря тому, что их действие направлено и влияет на инстинкты и подсознательный уровень, который полностью управляет рациональным и сознательным.

Не имея цели для своих «отдающих» импульсов, романтически предрасположенная Ignatia часто выражает свою печаль в словах утраты: «Подумать только обо всём времени, бесплодных мыслях и чувствах, потраченных мною в попытках сделать нашу связь живой, — и все это впустую!» — жалуется она. Или, упрекая себя за иллюзии, которые помешали ей насладиться настоящим счастьем, говорит: «Я просто заболеваю, когда думаю обо всём том времени и усилиях, которые я вложила в это замужество. Что за смысл был во всём этом?» Или просто: «Что мне делать со всеми моими чувствами — они теперь просто ни для чего не нужны!»

Ignatia — это не лекарство для «мировой скорби» — романтической печали (Bryonia), которая неизлечима потому, что исходит из трагического мировосприятия. Это ближе к Natrum muriaticum. He подходит Ignatia и для общей интеллектуальной или экзистенциональной меланхолии (Sulphur, Lachesis и снова Natrum muriaticum). Романтическая печаль Ignatia полностью личная и конкретная, и всегда можно проследить её истоки в прошлом в какой-то определенной, ясно различимой беде, такой как разрыв ранней любовной связи, замужества или помолвки. Одержимая своей собственной страстью, при крайне индивидуалистическом восприятии мира, она видит и чувствует только своё собственное всеохватывающее горе. Вокруг неё может погибать весь мир в этот период, но это её ничуть не беспокоит.

В действительно серьезных случаях разрушенной или безответной любви разум становится «беспорядочным» (Кент). Литературные произведения полны таких, нуждающихся в Ignatia, героинь.

Одной из самых интересных среди них является мягкая, любящая и всё остро воспринимающая Нэнси Раффорд из произведения Форда «Хороший солдат» Она теряет рассудок из-за неоправдавшейся любви к своему дяде и опекуну и в своём безумии способна лишь без конца повторять снова и снова слова «игрушка судьбы», описывая своё состояние, когда её жестоко толкают то туда, то сюда собственная страсть, более сильные личности окружающих или безжалостная судьба.

В менее тяжелых случаях обычно вполне сдержанная женщина может стать торопливой и безрассудной, невнимательной в речи, вздорной и не способной управлять своими чувствами, навязчиво общительной («болтает» или «разговаривает сама с собой», Кент), короче, «подвержена странным поступкам и взрывам страстей» (Уитмонт).

Временами страдающая от любви Ignatia теряет не только душевное равновесие, но и здоровье, и начинает болеть. В литературе XIX столетия и, вероятно, в действительности чувствительные молодые женщины (и мужчины) тосковали по своим любимым так, что заболевали туберкулезом (и действительно, Tuberculmum — это ещё один «романтический» конституциональный тип). Однако в более прозаический XX век самыми распространенными физическими симптомами страдающей от любви Ignatia стали бессонница, потеря аппетита с тошнотой и ощущением пустоты в желудке, частые неуправляемые рыдания, учащённое сердцебиение, даже внезапное начало болей в спине («меланхолия из-за разочарования в любви часто сопровождается болями в спине», Геринг) и, наконец, дрожь, колотье или трясение какой-либо части тела.

Тем не менее многие пациенты и сегодня жалуются на то, что романтическая любовь или её влияние на них похоже на неизлечимую болезнь — с такими же ужасающими предчувствиями, безнадёжностью на выздоровление и неспособностью остановить стремительное развитие опустошающей душу болезни. «Не может ли Ignatia, если принимать её профилактически, противодействовать моей тенденции влюбляться самым неподходящим образом?» — умоляюще спрашивала одна женщина своего врача. Но обычно для того, чтобы так чудесно изменить характер, одной Ignatia недостаточно, и могут понадобиться конституционально прописанные глубоко действующие Natrum muriaticum, романтический Phosphorus или Tuberculmum или даже вызывающий безумие Hyoscyamus.

Личности типа Ignatia, страдающие от безответной любви, демонстрируют бесчисленные варианты поведения, и здесь мы предлагаем два случая, просто два взятых наугад примера, один — открыто, а другой — молчаливо страдающий пациенты.

Женщина лет тридцати пяти, которая недавно порвала со своим любовником, не могла ни есть, ни спать, ни сосредоточиться на своей работе, ни заинтересоваться чем-либо ещё. Она только могла, как одержимая, бесконечно думать о своей потере и в своём измученном состоянии стала «капризной» (Геринг) и «мрачной» (Беннингхаузен), превращая жизнь дома в несчастье для самой себя и окружающих. Она выходила из себя, если ей в чем-то возражали, — черта, которая очень выражена у Ignatia. Когда на неё находило вновь осознание потери, она разражалась громким плачем.

Сначала она отказывалась принимать гомеопатическое лечение, обвиняя врача в сговоре со своей семьей, чтобы заставить её забыть своего возлюбленного, и объявляя, что, поскольку жизнь без её привязанности не имеет смысла, она не хочет принимать лекарства, чтобы его забыть. «Я никогда в своей жизни не была так счастлива, как с ним, и я знаю, что никогда больше не буду так счастлива в будущем. Вы хотите лишить меня воспоминаний, которые сейчас единственный оставшийся у меня источник счастья?»

«Вам не нужно забывать его, — уверил её врач — Гомеопатические лекарства не скрывают настоящих чувств. Они просто помогают пережить горе и не утонуть в нём Ignatia поможет вам отодвинуть его во времени и поможет вам стать восприимчивой к другим прекрасным сторонам жизни.»

«Но я не хочу никаких других прекрасных сторон. Мне нужен только он, и в этом мне никто другой не может помочь!»

«Вы правы, никто другой, кроме времени, не может вам помочь. Только вы сами излечите себя. И в этот период лекарство вам поможет лучше есть и спать, придавая силы для выздоровления.»

«Но мое горе правильно, — запротестовала она. — Вы не должны стремиться устранять его. Вы должны позволить ему идти своим путем, независимо от того, как долго оно продлится» (мало какой из конституциональных типов может быть таким «логичным» в нелогичных поступках, как Ignatia).

Врач ничего не сказал.

«Ну, ладно, — ворчливо согласилась она после целой минуты молчания — Попытайтесь. Но если я его забуду, я подам на вас в суд.»[3]

Врач получил возможность быть вызванным в суд, а пациентка получила Ignatia 50M сначала дважды в неделю, чтобы пройти через хорошо установленные стадии выздоровления от безответной любви: отчаяние, затем гложущая боль, затем злость и самоосуждение своего ошибочного суждения, за которым следовало недоумение по поводу того, как она могла отдать свою любовь такому человеку. По мере того, как она переходила от мучения и горя к возвращению управления над чувствами и к более уравновешенному взгляду на своего бывшего возлюбленного, она начала получать лекарство реже до тех пор, пока она, наконец, не перешла в такое состояние, что уже могла принимать помощь от преданных друзей и семьи и бальзам оздоровления в виде работы и художественных занятий.