Портреты гомеопатических препаратов, ( часть 2) - Култер Кэтрин Р. - Страница 49

Типичным примером в этом отношении является Авраам Линкольн, который демонстрировал прекрасное понимание людей, свойственное Natrum muriaticum, что видно по сформированному им кабинету и другим политическим решениям, включая сюда назначение Улисса С. Гранта на пост командующего Армией Союза. В Линкольне проявились и другие черты этого типа, описанные в этой главе. Он потерял мать в раннем возрасте и никогда не мог забыть эту утрату. Хотя его мачеха была ему очень хорошим другом, тем не менее он традиционно связывает свою печаль со смертью матери. Одиночество («Одинокий человек в Белом доме»), трагедии и горе — всё это сделало его личностью, способной вынести на своих плечах основную тяжесть Гражданской войны.

Неуклюжий в манерах и простоватый во внешности, Линкольн ещё был известен своей любовью к хорошей шутке и готовностью посмеяться. Он редко уступал своей хронической меланхолии, которая была значительной частью его натуры, находя вместо этого облегчение в юмористических рассказах, которые постоянно читал и цитировал. Сцена, когда Линкольн сидит в своём кабинете, читает и смеётся в самый напряженный момент Гражданской войны, хорошо всем известна. Когда его спросили, как он может смеяться, когда вокруг умирает так много людей, он ответил: «Если бы я не смеялся, я бы погиб». Сдержанный Линкольн не мог сказать такие слова с легкостью. По иронии судьбы автор «Второй инаугурационной речи» и «Геттисбургского обращения» после этого добавил, что он бы с радостью отдал всё, чего достиг, чтобы писать так, как (теперь давно забытый) незначительный юморист, которого Линкольн тогда читал. Кроме того, Линкольн прославился своей преданностью и любовью к ясене, несмотря на то, что с ней было трудно, а временами просто невозможно общаться. Она была тщеславна, истерична, постоянно хотела быть в центре внимания на публичных церемониях и в личной жизни, но чем хуже она себя вела, тем больше терпения и преданности он проявлял. Он был так неловок с женщинами и обращал так мало внимания на тех из них, кто присутствовал на публичных церемониях в Белом Доме, что друзья его спрашивали: «Почему ты их игнорируешь? Они тебе не кажутся привлекательными?» «Наоборот, — отвечал им Линкольн, — я нахожу их слишком привлекательными».

В то же самое время осознание Линкольном своей миссии, всё возрастающее восприятие Гражданской войны в религиозных, апокалипсических выражениях (Sulphur), его точное предчувствие собственной смерти (Aconitum, резкая противоположность Sulphur), характер его остроумия и глубокие морщины на изможденном лице (Lycopodium), заставляют предполагать, что Sulphur и Lycopodium составляли значительную часть его натуры.

Несмотря на свою хорошую работу, Natrum muriaticum часто ощущает, что потерпел в жизни неудачу. Это лекарство назначается тем, кто устал от долгого стремления к успеху и разочарован, не получая признания за свой упорный труд, — тем, кто похож на пророка Иеремию, вопиющего в пустыне, жалующегося на своё одиночество, на невнимание своего народа к его предостережениям и учению, на невозможность встретить «пусть одного честного человека» и на то, что Бог не смог вознаградить его праведность. И поскольку Бог предал его, он ищет спасения от неблагодарного мира.

«Увы, увы, моя мать, которая меня родила когда-то. Человек обречен бороться со всем миром, встающим против меня… Все люди обижают меня… Никогда я не водился с компаниями, творящими бесчинства, и не веселился с ними… Так как ты наполнил меня возмущёнием… Потому что я чувствовал, что ты ведешь меня, и я оставался одиноким. Почему же тогда боль моя не проходит, рана моя безнадежна и неизлечима? Ты же не маленький ручеек, на который нельзя надеяться, чьи воды не достигают цели», и т. д. (Иеремия, XV, 10–18).

Может пройти много времени, прежде чем Natrum muriaticum найдет своё настоящее жизненное призвание. Это гадкий утенок, который становится лебедем только в зрелом возрасте, преодолев наконец-то своё «отсутствие независимости» (Ганеман) и пройдя свою «промежуточную стадию», или когда, пересмотрев свои высокие идеалы, он станет более реалистичным в своих запросах. Когда Lycopodium или Phosphorus уже прожили полноценную продуктивную жизнь и начинают готовиться к смерти, Natrum muriaticum только в это время может найти своё настоящее место в жизни, которое, как точка опоры Архимеда, даёт ему возможность перевернуть мир.

Честолюбивый индивидуум ищет скорее моральной власти, чем материального достатка или личного признания. Некоторые обретают её довольно легко, и примером тому может служить Чарльз Диккенс, чье детство окрасило в определенные краски все его последующее восприятие мира (как это видно и по его биографии, и по его художественным произведениям). Он был способен вызвать общественное возмущёние большинством социальных институтов и промышленной ситуацией в Викторианской Англии, и его влияние на реформы было, по этой причине, безгранично. Гораздо чаще, однако, Natrum muriaticum остаётся непризнанным, так как защищает непопулярные идеи. И хотя нравственно он прав, но он либо опережает, либо отстаёт от своего времени. Впрочем, сам Natrum muriaticum считает, что это весь остальной мир идёт не в ногу со временем.

Даже нападая на существующий порядок, Natrum muriaticum полагает, что все немедленно станут приветствовать тот противоречивый или нетрадиционный флаг, который он поднял. Он хочет свободно критиковать общество («для его же пользы»), но ожидает, что его за это поблагодарят. Natrum muriaticum чувствует себя плохо, когда мир его игнорирует, но продолжает идти своим обычным путем Этим он отличается от других типов. Sulphur или Lycopodium, связывая себя с непопулярным делом, ждут сопротивления, могут даже приветствовать его, и поэтому, не получая признания, остаются неуязвимыми и пожимают плечами: «Это печаль тех, кто со мной не согласен, а не моя. Я найду других, кто поддержит мои взгляды». Arsenicum album расталкивает всех вокруг себя и воспринимает их несогласие как вызов. Решительный реформатор-Lachesis убеждён, что другие уже на его стороне, он едва ли замечает, что это не так. Но Natrum muriaticum, ищущий всему одобрение и все воспринимающий лично на свой счет, прекрасно видит отсутствие у других сочувствия и болезненно чувствителен к их неодобрению.

Идеализм этой натуры, нетрадиционность личности, ощущение своей правоты и реформаторский пыл — всё это отражено в Дон Кихоте Сервантеса.

Его ученая эрудиция по вопросам странствующих рыцарей и его помешательство на идее спасения мира через возрождение странствующего рыцарства обнаруживают также сильно выраженный патогенез Sulphur. Но мы остановимся на его чертах, характерных для Natrum muriaticum.

Этот испанский рыцарь, постоянно вступающий в борьбу с ветряными мельницами, является типичным представителем Natrum muriaticum, который, выбрав себе какую-то цель, неустанно защищает её от всех врагов. Если же нет врагов, с которыми необходимо бороться, то он их выдумывает (ветряные мельницы, например, это враги-великаны; мирные монахи или ослики — это разбойники, стремящиеся насильно увезти добродетельных девушек, и т. д.). Это происходит потому, что ему нужно защищать кого-то так же, как Arsenicum album необходимо беспокойство. Если у него нет для этого законного повода, то он создаёт его в своём воображении, пытаясь заполнить вакуум, противный его природе.

Поэтому и фантазирует Дон Кихот, что его добродетельная возлюбленная Дульсинея (простая деревенская девушка, ничего не ведающая о его существовании) отвергла его, поэтому-то он и подвергал себя самобичеванию и постился, писал трагические стихи и вообще занимался всеми известными классическими делами, которые совершаются в ответ на отвергнутую любовь.

Рассматривать Дон Кихота как сумасшедшего значило бы не понимать его характера. Он может быть энтузиастом, одержимым идеей, но он чётко понимает реальность: когда ему нужно, например, он воспринимает деревенских девок девками, несмотря на попытки заставить воспринимать их по-другому. Просто дело в том, что если он выбрал себе идеал, то готов играть роль до конца. Но с типичным для Natrum muriaticum резким изменением его первоначальных чувств, он внезапно бросает эту роль и разоблачает своё «дело» и свою страсть. «Сейчас мое мнение ясно и ничем не сковано, темное облако невежества рассеялось, то облако, которое нависло над моим разумом от постоянного чтения тех безвкусных книг о рыцарстве. Теперь я вижу их глупость и обман… Я теперь заядлый враг Адамиса де Гюля и его бесчисленного выводка…» и т. д.