Портреты гомеопатических препаратов, ( часть 2) - Култер Кэтрин Р. - Страница 50

Одной из черт его реформаторского рвения является назойливое вмешательство в чужие дела. Почти каждый раз, как только он изъявляет добровольное желание оказать свои непрошеные рыцарские услуги или старается защитить вдову или сироту в их нуждах, он только усугубляет все неприятности. Типичным тому примером может служить сцена, где хозяин порет мальчика-пастуха за невнимательность при выполнении его обязанностей. После того, как Дон Кихот вмешался, наказав хозяина, и ушел весьма довольный тем, что осуществил акт милосердия, бедный мальчик был выпорот в два раза сильнее.

Стремление Natrum muriaticum разрешить споры или облегчить жизнь других людей иногда носит этот оттенок назойливости.

Например, пациент, скрюченный артритными болями, будет жаловаться в основном на беспокойство, вызванное какими-то семейными или рабочими отношениями, в которых сам он непосредственно не участвует. Другие жалуются, что чувствуют себя эмоционально опустошенными от попыток уладить семейные неприятности брата или сестры; подавленными, потому что сын друга обманывает родителей; беспокоятся, потому что коллега причиняет неприятности хозяину. При этом сами жертвы, кажется, не слишком беспокоятся (к возмущёнию Natrum muriaticum), и это только укрепляет решимость Natrum muriaticum поставить всё на свои места. В таких случаях стоит напомнить пациенту, что эти дела, по сути, его не касаются. «Пусть другие решают свои собственные проблемы. А мы попытаемся помочь Вам. Научитесь, как Кандид Вольтера ухаживать за своим собственным садом, прежде чем пытаться искоренять несправедливость и неравенство в мире» (в отличие от Calcarea carbonica или Silicea, которым врач вынужден советовать: «Расширьте круг своих интересов. Мир гораздо больше, чем ваш собственный ограниченный двор»).

Очарование Дон Кихота в значительной мере держится на его прекрасном умении говорить. Он может быть умным, увлекательным, дающим знания, глубоким в своих речах, но он говорит только о странствующих рыцарях и ни о чем больше. Он ест, спит и дышит только одним предметом. Natrum muriaticum может быть таким же эксцентричным и, если и не всегда, то часто до такой же степени: он говорит только о предмете, который его интересует. Он произносит блестящие речи, но всё равно остаётся оратором одной темы. Точно так же, как эмоционально его чувства недвусмысленны и определённы, так и интеллектуально он может быть негибким. Его интерес чётко определён и односторонен.

Даже лучшие из умов Natrum muriaticum пробивают глубокую узкую колею для самих себя и остаются в ней. Положительной стороной такого фокусирования внимания на определённой цели является то, что оно помогает преодолеть все препятствия и добиться успеха. Его негативной стороной может быть неуравновешенность такого типа, как у Дон Кихота.

Такая же односторонность наблюдается и в художественных пристрастиях и вкусах Natrum muriaticum, которые могут быть на грани эксцентричности. Когда его спрашивают, какие книги он предпочитает, пациент признаётся, что читает только художественную литературу, или только историческую, или только книги биографического жанра, или только книги, связанные с его какой-то специфической областью деятельности (он, в основном, углубляет свою колею, а не расширяет её), или, что особенно характерно в наши дни, только книги по вопросам здорового образа жизни и самосовершенствования. Более не уверенные в себе типы бывают очарованы какой-нибудь одной книгой (очевидно, своего рода форма любви, не содержащая угрозы) и проводят многие месяцы, читая и перечитывая её иногда десятки раз. «Почему бы и нет? — объясняют они. — Если кто-то может слушать бесчисленное количество раз одно и то же музыкальное произведение». Таким же образом они могут смотреть один и тот же фильм снова и снова.

Natrum muriaticum может попытаться разнообразить знания вне области своего интереса, но без особого успеха. Он не может по-настоящему получить удовольствие или просто оценить что бы то ни было, на что он в настоящий момент не настроен, и с удовольствием и облегчением возвращается к своим испытанным и настоящим любимцам, на чье эмоциональное влияние он может полностью положиться, как на близких людей, с которыми чувствует себя свободно. Этим он отличается от Sulphur, который, если только он не ученый, не терпит перечитывать книги, если ему уже известен сюжет или он уже понял основную идею; он также не считает необходимым смотреть фильм больше одного раза, предпочитая что-нибудь новое, что может увлечь его своей новизной.

Параллельно с такой односторонностью художественных пристрастий существует односторонность в выборе пищи и одежды. Как уже упоминалось, Natrum muriaticum может питаться одним и тем же день за днем в течение месяцев или лет, веря в безопасность диеты и чувствуя себя дезориентированным любыми отклонениями от неё. У Arsenicum album повторения в диете обычно бывают продиктованы в большей степени любовью к порядку. И в одежде («всегда сделанной из чего-то ужасно натурального», как заметил один наблюдательный Lachesis) Natrum muriaticum предпочитает знакомую твидовую юбку и синий свитер, неизменный любимый браслет или ожерелье и удобную (чтобы не сказать, что явно практичную) пару туфель.

Natrum muriaticum также обладает односторонней или эксцентричной памятью. В то время как он может не помнить, в каком веке проходила Тридцатилетняя война, хотя он только прочел книгу по этой теме (Calcarea carbonica), его память на то, что человек сказал, может быть исключительной: он помнит целые куски разговора, проходившего несколько лет назад при какой-нибудь встрече; если он врач, то помнит (очевидно, навсегда) точные слова пациента, перечисляющего свои симптомы. Часто его расстраивает то, что пациент себе противоречит: «Но вы говорили раньше… ну, вы говорите мне… так что, это точно?» То, что пациент может быть в разном расположении духа и видеть ситуацию под разными углами зрения, очень беспокоит Natrum muriaticum, который больше всего ценит постоянство.

Женщина сорока с небольшим лет страдала от пищевой и возникающей от окружающей обстановки аллергии, хронически блокированных синусов, анемии, запоров, головных болей перед менструацией во время неё и после — и всё это в не очень выраженной форме тянулось в течение 15 лет. Но она обратилась за помощью к гомеопату только после того, как у неё начали появляться симптомы сердечных нарушении: прерывистое сердцебиение, когда она ложилась, и периодические приступы тахикардии (временами казалось, что всё её тело содрогается); по причине тахикардического состояния её один раз уже госпитализировали. Всё это было типичной картиной Natrum muriaticum особенно в свете одного ключевого симптома — слабого контроля сфинктера мочевого пузыря, вызывавшего необходимость часто мочиться и трудности с удержанием мочи при вставании из сидячего положения или ходьбе, особенно утром (после 10 или 11 часов утра она могла уже не опасаться весь день). Но психические черты не соответствовали патогенезу: женщина была общительна, дружелюбна, у неё отсутствовали видимые признаки невроза, она никогда не чувствовала себя подавленно, была счастлива в семейной жизни и наслаждалась своей работой, будучи учительницей начальных классов. Пациентка с уверенностью говорила о том, что она счастлива её жизнь позволяет ей выражать себя полностью и всё хорошо за исключением неважного здоровья.

Врач, однако, почувствовал, что за всем этим стоит какое-то состояние, характерное для Natrum muriaticum, и продолжал расспрашивать её об отношении к людям. «Я, в основном, терпима но одна вещь расстраивает меня всё больше: когда человек в один какой-то день выражает определенное мнение или чувство, а затем нечто прямо противоположное на следующий день. Это может быть что-то совершенно для меня не значащее, такое как, например, потратил ли он только 300 долларов на горючее в прошлом году или 1000 долларов, но по какой-то причине это меня совершенно сбивает с толку. Я при этом думаю. Как может он говорить это, когда в прошлом месяце он утверждал обратное?» Я пыталась оставить в стороне это отвращение, напоминая себе высказывание Эмерсона: «Постоянство — это дух-проказник для неглубоких умов», — но вот оно есть. Я гораздо более терпима к большим недостаткам у людей, чем к этому. Кроме того, я, кажется, помню каждое слово людей, которые мне небезразличны, будь то что-нибудь важное или вовсе незначительное, причем запоминаю без всяких на то усилий».