Путь к Дураку. Книга первая. Философия Смеха. - Курлов Григорий - Страница 41

Просмеявшись несколько раз, Петя уселся на каменную лавку. Мыслей в голове не было, но вся суть Петина, как и прежде, была пронизана устойчивым намерением — найти старуху. Ощущая в себе этот настрой не один день уже и настойчиво поддерживая себя в Хозяйском состоянии, Петя почему-то не сомневался, что события неизбежно выстроятся самым благоприятным образом. Но хотелось, чтоб поскорее всё же…

Внутри у него раздалось громкое урчание, и в воздухе прямо перед ним обозначилась кошачья улыбка.

— Ну и как тебе Кощей-то? — спросил Мяв у Пети. — Хорош?

— Да ну… что же в нём хорошего-то? — скривился тот. — Только и того, что бессмертный. Но таким занудой быть бесконечно… уж лучше помереть смеясь…

— Ну, ну… — хмыкнул Мяв, — не признал, выходит…

— Кого? — удивился Петя. — Кощея, что ли?..

— Себя, Петя, себя, — засмеялся Мяв, — в Кощее-то… И растаял.

У Пети даже рот от удивления отворился. Кучу слов хотелось сказать Мяву вдогонку, таких… рыбацкой крепости…

Вовремя глянул в «зеркало внутреннее, озёрное» — буруны по нему пошли.

— Непорядок, — спохватился Петя, просмеивая волнение внутреннее.

— Мяв-то просто так не приходит, — молвил сам себе погодя, — раз заявился, значит, резон, в его речах был. Вот какой только?..

— Начнём-ка сызначала, — решил Петя. — А сызначала — это значит завсегда одно — Творец я, — не спеша, думу он думал, — то есть мир вокруг себя сам творю. Из себя же творю, из настроев своих, беспокойств суетных или, напротив, покоя и красы своей внутренней.

— Красив Кощей? — спросил себя и даже плюнул, скривившись. — Как бы во сне ненароком красоту эту не увидеть… И кто его такого придумал…

— …Стоп, — сказал себе же Петя, — это как — кто?.. Я же и придумал… Мамочка родная!.. Ведь я ж и есть творец-то его…

— Так, так… — растерянно мыслил он, продолжая. — Чем дальше в глаз, тем больше брёвен…

— А что это значит?.. А одно лишь и значит: пока в Кощее я себя не признаю, не соглашусь, таким же придурком и он останется и во мне кощейское что-то сохранится, не исчезнет. А там, глядишь, когда-то и наружу выскочит…

Петя посидел ещё немного, вспоминая Кощея во всех мелочах, и вновь поежился внутренне, не хотелось признавать всё то, что в мыслях выстроилось.

— А надо, — решился. Он вспомнил сизый бугристый нос Кощея с красными прожилками и, как в воду кинулся, — сказал вслух: — Это — я…

— Это — я… — повторил, прислушиваясь к себе.

— Это — я, …сказал уже увереннее.

Он представлял мутные глаза Кощеевы цвета непонятного, острые уши его волосатые, длинную, костлявую и сутулую фигуру и непрестанно повторял: «Это — Я… и это — Я… и это — Я… И все вместе — Я».

С каждым разом соглашаться становилось всё легче и легче… В какой-то момент Петя ощутил внутреннее: «Хватит», — и как-то странно почуял себя… Будто больше прежнего его стало. Словно расширился он за счёт Кощея, в себе его признав…

…Скрипнула дверь и на балкон вывалился сам Кощей Бессмертный. Бухнулся на скамью рядом и сидел так какое-то время молча. Петя глянул на него, а затем внутрь себя — «зеркало озёрное» не шелохнулось.

— Я это… — с удовлетворением подтвердил себе Петя.

Он вновь покосился на Кощея. Тот сидел и, запрокинув голову, смотрел в голубое небо.

— …Когда я родился, — неожиданно сказал он, — я посмотрел на небо, но увидел только потолок…

Он молчал какое-то время, затем добавил:

— И так в моей жизни было всегда… Сплошные потолки и стены… Сплошные запреты и обвинения… И каждый раз потом, как только хотел я небо бездонное в себе узреть, то видел лишь поеденный плесенью потолок…

Петя посмотрел на него удивлённо — что-то в Кощее стало другим, не говорил он такого прежде. Поддавшись внутреннему порыву и сам не зная почему, Петя стал вдруг рассказывать ему о внутреннем смехе.

Вначале Кощей досадливо отмахивался.

— Какой там смех, какой оптимизм… Оптимизм — это недостаток информации, а ты поживи с моё…

Но затем, услышав что-то явно интересное для себя, буквально вцепился в Петю и не отпускал вопросами, покуда тот ему всё, что знал о смехе, не рассказал. Послушно смеялся, кудахча нутром. Рукой смеялся, ногой, печенкой своей…

Долго сидел потом молча. Наконец сказал:

— Ты никогда не думал, Петя, отчего это мосты завсегда поперёк течения строят?.. Так вот ты только что внутри меня мост такой по течению развернул… И знать того даже не можешь, что именно для меня сделал сейчас…

— Заколдован я, Петя, давно уже, — продолжал Кощей в порыве чувств, — вот уж и не думал не гадал, что именно ты мне ключ к спасению подаришь… Верно говорят — меньше пользуйтесь головой, от этого могут случиться неприятности по всему телу…

Петя, ещё раз глянув на Кощея, решил, что случились-таки…

— Двое меня, — говорил меж тем Кощей, — двое в одном обличий. Сам не знаю, когда наружу Кощей-придурок вылезет, а когда я появлюсь. Может и час пройти, и месяц… Заклятье такое… Сказано было: как дурак в тебе до тебя же умного подымется — дорастёт и как, напротив, ты Дурака в себе — умнике сыщешь, как встретятся они в тебе, сравнявшись, как двое одним станут, — так и проклятье пройдёт. Тыщи лет жду уже того… Неспешный процесс…

— Поначалу думал много, всё хотел хитростью взять, — изливал душу Кощей, — но мысли что, знания пустопорожние они, и только. А нужна мудрость была — то, что остаётся, когда забываешь всё, чему учился, когда мысли исчезают… Понял тогда, что значит Дурака найти в себе. Но понять и отыскать — разные вещи. Так и жил с понятием, но без Дурака…

— Наши мысли — они вместо мира, — поучал Кощей, разошедшись, — они меж нами и миром всегда встревают. Хотим мир пощупать, а натыкаемся лишь на мысли о мире… Сколь их на нас одето…

Он ткнул пальцем в Петю.

— Вот ты, — кто?

— Хозяин, — сразу вырвалось у Пети помимо воли. Но Кощей не удивился, то ли поняв, то ли вспомнив чего-то…

— Хозяин, — сказал он с нажимом, — хорошо, ладно. Тогда это что? — вновь ткнул пальцем туда же.

Петя напрягся. Нутром чуял, о чём говорит Кощей.

— Это — я… Петя… думающий, что я Петя.

— Правильно, — обрадовался Кощей, — на Хозяина одето знание о Пете, о кукле Пете, о том, какой он. Оболочка то есть. Дальше… На Петю надета ещё одежда… Откуда мы знаем об этом?

— Видим, — сказал Петя, — ощущаем.

— А где это всё? — спросил Кощей. — Видение, осязание?

— В голове, — сам же себе ответил, — а раз в голове, значит, тоже знание. Вот и выходит, что не одежда на Пете, а оболочка из знаний наших о том, что это одежда.

— Так и всё остальное, — продолжал, — не стены вокруг нас, а знание об этом, не небо и земля — а знание. То есть — ещё оболочки и ещё… Много их. И не разглядеть Хозяина под ними…

— А если убрать знание наше об оболочках этих, — говорил Кощей, — то ничего от них и не останется. Но как убрать? А признать, что из себя мы всё сделали, что и нет их в отдельности, а есть лишь Хозяин…

Петя удивился, Кощея слушая, — ведь только перед этим то же самое и он делал, с ним «Я-каясъ», себя в нём признавая…

Рассказал о том Кощею, спросил:

— Так отчего ж ты со своим Кощеем-придурком не проякался? Раз всё так хорошо понимаешь?

— Заклятье на мне особое — «Кощейское». Одного понимания мало. Вот ты когда «Я-кался», что выходило? Сердце тем большим становилось, обнимая собой всё… И всё к цельности возвращалось, к единству. А у меня через сердце заклятье проложено. Лишь когда единым стану — оживёт оно. Потому я и Кощей. Потому и Бессмертный… Сердцем за то заплачет…

— А ты мне смех дал, — говорил Кощей, за руку Петю взявши, — путь к спасению мне указал. Расчищает, рассыпает смех барьеры разные, оболочки рушит… Никакое заклятье не удержится. Сразу понял, враз почуял, что поможет он…

— Теперь работу смешную начну, — потирал руки Бессмертный, глазами навыкате поблескивая, — лишь бы успеть, пока вновь придурь не поспела…

— Э, э… — забеспокоился Петя. — Ты постой, ты погодь смеяться-то, а я — как же?.. А старуху помочь сыскать?