Сиротская доля - Лукашевич Клавдия Владимировна - Страница 4
- Предыдущая
- 4/20
- Следующая
Полураскрыв свои рты, слушали девочки Анюту. Они все завидовали ей и считали ее, ходившую по этим роскошным комнатам, каким-то высшим существом. Девочка рассказывала подругам, что графиня ест всегда на золоте и на серебре, что каждая чайная чашка у нее стоит двести рублей. Она рассказывала им о балах графини, как играет там музыка, как танцуют военные все в золоте и барыни все в бриллиантах и шампанское разносят во льдинах; сколько огней горит, какие наряды у барынь, а маленький брат Анюты, вымазанный и одетый арабом, в золотой тачке развозил букеты цветов… И дамы берут эти букеты и дают брату конфет.
— Счастливая ты, Анюта, все это видела своими глазами… Ах, хоть бы разок в щелочку взглянуть, — завидовали подруги.
— Вот где угощенье-то… Попробовать бы… Я бы все, что у меня есть, отдала, только бы меня хоть разок на балу попотчевали, — говорила Дуня Григорьева.
— А я бы согласилась хоть поломойкой быть у графини, лишь бы все это видеть… — возражала Соня Малкова.
— А я бы полжизни своей отдала, чтобы только меня графиней сделали, — замечала Надя Андреева.
— И я бы тоже, — вторила ей сестра Люба.
— Хоть бы годик так пожить… Эх, не всем дается такое счастье, — с грустью вторила ей сестра.
— Когда я кончу приют, то поступлю к графине камер-юнгферой. Я буду у нее жить в отдельной комнате буду ее одевать и причесывать, и у меня будет своя горничная. Графиня сама мне сказала, — хвасталась Анюта.
— Счастливая ты, Анюта! Вот какая жизнь хорошая тебя ждет. Заживешь ты барыней и нас всех забудешь, хором говорили девочки, завистливыми глазами посматривая на самодовольно улыбавшуюся подругу.
— Нет, я вас не забуду. Вы ко мне приходите и, может, еще я вам покажу, как живет графиня, — обещала Анюта.
Однажды, во время такого разговора, присутствовала Верочка. Она слушала Анюту и своих молоденьких сотоварок насмешливо, наконец рассмеялась и проговорила, покачав сомнительно головой:
— Ничего-то вы, девицы, не понимаете… Ничего не видели дальше своего приюта. Как будто все графини счастливые! Как будто всем у графинь жить хорошо?! Моя бабушка всегда говорила, что «через золото чаще всего слезы льются… Счастлив тот, кто молод, здоров, да у кого хлеб есть…»
Девочки были недовольны словами своей любимицы и стали громко возражать.
— Нет, Верочка, хорошо быть графиней… Что вы не говорите, а лестно на золоте да на серебре есть, на шелку спать, да на балах веселиться… Жить в богатстве это что ни на есть самое большое счастье… Все-то тебя любят, хвалят… Что хочешь, то и сделаешь.
Из темного уголка комнаты на Верочку смотрели восхищенные детские глаза, на которые никто не обращал внимания. Наташу Петрову никто не замечал, а она радостно кивала стриженой головой. Да, она думала точно так же, как и Верочка. Для ее счастья не надо ни золота, ни серебра, ни богатых палат, ни дорогих кушаньев… Она ничего этого не хочет и графиней быть не хочет. Если бы возможно было ей перелететь в маленькую тесную кухню. Прислонив ноты к кастрюльке и пригнув голову, чтобы смотреть в ноты, ее милый дядя Коля заиграл бы на флейте… Наташа стала бы петь «Среди долины ровные»… Потом бы они посмеялись, поговорили бы по душе… Или вдруг в следующее воскресенье к ней пришел бы дядя Коля. О, какое бы это было огромное счастье для девочки! Как мало надо иному для счастья… И даже это немногое не дается.
Так шла жизнь в приюте.
Подошло Рождество. Большая часть девочек разъехалась по домам. В приюте была сделана елка. Наташа видела ее в первый раз. Елка поразила девочку, но не обрадовала. Все воспитанницы получили гостинцы и книжки. Наташе приятно было получить подарок, но ей хотелось бы с кем-нибудь поделиться своей радостью, показать кому-нибудь… Среди девочек у нее подруг не было, и никто ею не интересовался. После елки девочке стало еще грустнее, а когда она легла спать, то долго и неутешно плакала.
В эту ночь она видела во сне, будто она сидит в маленькой кухне, на столе горит лампа, а около стола на табурете сидит дядя Коля и играет на флейте, а Наташа поет какую-то новую песню. Так им хорошо, весело… Вдруг дверь с шумом отворилась и на пороге показались тетя Маша и Липочка и еще какие-то неведомые страшные люди. Они вырвали у дяди Коли флейту и оторвали ему голову.
Наташа громко закричала и проснулась. Она вся дрожала и всхлипывала, вся ее голова была в поту, грудь давило; ей было очень тяжело и страшно.
— Петрова, Петрова, успокойся! Проснись! Что ты так кричишь? Что с тобой?
В полумраке спальни, около постели девочки стояла испуганная молодая учительница, Зоя Петровна, и трясла ее за плечи.
— Ты, наверно, неловко лежала, Наташа Петрова! Повернись на бок!
Девочка всхлипывая, перевернулась.
— Скажи, Наташа, ты видела дурной сон? Как ты страшно закричала.
— Да.
— Что же ты видела?
— Дяде Коле голову оторвали.
— Ну, успокойся и спи… Это пустяки. Перекрестись и скажи: «Господи, в руки Твои передаю дух мой!» Тогда наверно скоро и спокойно заснешь.
Этот ужасный сон поднял целый рой воспоминаний в душе маленькой девочки. Она опять мучительно затосковала о дяде Коле, вообще о близкой родной душе, о ласке и участии, которых ей недоставало. Мучительно тяжело живется ребенку без нежной ласки, как цветочку без красного солнышка.
Лежа с закрытыми глазами на постели, Наташа мечтала: «А вдруг, в это воскресенье придет дядя Коля или, может быть, дядя Петя. Он принесет ей, наверно, леденцов, пастилы, булок, денег. Она непременно поделится с подругами и Дуня Григорьева будет ее любить. На деньги она купит себе тетрадку и попросит написать стихи, как у Верочки Тимофеевой. Она ей показывала свой альбом со стихами. И какие там хорошие стихи. Например:
А дальше-то написать и нельзя… Вдруг придут тетя Маша и Липочка… Вдруг она, Наташа, вырастет. Она непременно попросится жить к той графине, про которую рассказывает Анюта Мухина. И дядю Колю возьмет с собой… Он будет у графини музыкантом или швейцаром, как дедушка Андреевых…»
Но действительность, однообразная и унылая, сменяла эти детские грезы.
Прошло уже шесть месяцев, а никто не приходил к Наташе. Написать, разузнать о своих родных — она не умела и ей в голову не приходило. Она только одиноко тосковала, худела и бледнела.
За последнее время произошел случай с флейтой, который переполошил весь приют. От девочки ничего не узнали, и она была наказана за произведенный беспорядок. Как вдруг случилось нечто неожиданное.
МОНАХ ПРИШЕЛ
В одно из воскресений, во время приема родных, Наташа сидела в столовой, углубившись в чтение. Подперев голову рукой, она водила пальцем по странице и что-то про себя шептала. Кругом нее жужжали, как пчелы в улье, девочки, веселые и радостные, нетерпеливо ожидавшие родных.
— Наташа Петрова, к тебе какой-то монах пришел, раздался чей-то громкий голос.
Девочка вскочила, вся изменилась в лице, прижала руки к груди и дрожащими побледневшими губами повторила:
— Монах?
— Ну да. Чего ты осовела?
— Нет… Вы шутите…
— Какая ты несносная, Петрова! Говорят тебе, пришел монах. Еще не верит… Там, в приемной… Иди ж скорее!
— Правда?! — выкрикнула Наташа и как будто захлебнулась — не то от слез, не то от смеха.
Ее лицо вспыхнуло, как зарево, большие глаза заблестели, и плача и смеясь, ничего не видя, не сознавая от безумной радости, бросилась она в приемную. Все кругом казалось ей в тумане: она не видела ни подруг, ни воскресных гостей… Вдали, около двери, мелькнул ей милый, дорогой образ. Робкий, сконфуженный стоял около двери монах, голова у него была набок, одежда плохая. Он застенчиво переминался с ноги на ногу и не решался сесть.
Всхлипывая, как-то странно качая головой, прижав руки к груди, промчалась Наташа через всю приемную и, зарыдав, бросилась на шею монаху.
- Предыдущая
- 4/20
- Следующая