Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 128

• Предыдущая
• 128/235
• Следующая

Теперь шествие вступало в Большой цирк. Такого огромного сооружения Югурта никогда еще не видел. Он вытянулся во всю длину Палатинского холма и вмещал сто пятьдесят тысяч зрителей. Каждый из его деревянных ярусов был усеян орущими зрителями, которые приветствовали Гая Мария. Следуя неподалеку от триумфатора, Югурта слышал радостные выкрики, обращенные к победоносному полководцу. Никто не возмущался торопливостью шествия, ибо Марий поручил своим агентам и клиентам рассредоточиться по всему цирку и нашептывать всем и каждому в толпе, что он, Марий, так спешит свидеться с римлянами, чтобы поскорее отправиться навстречу новому врагу — в Заальпийскую Галлию, к германцам.

На великолепном Палатине, застроенном роскошными домами, тоже теснились зрители, они кричали и ликовали, бушевали и рвались вперед — все эти знатные женщины и няньки их детей, девушки и юноши из знатнейших и богатейших фамилий. И вот процессия выступила из Цирка на улицу Триумфаторов, огибавшую дальний конец Палатина. Слева были скалы и парки, а справа, у подножия Целиева холма, располагался еще один район высоких многоквартирных домов. Дошли до Церолиева болота в нижней части Карин — одного из самых богатых кварталов Рима. И вот уже поворот к высоте Велия, спуск к Римскому Форуму по стертым булыжникам древнего священного пути — Священной улицы.

Наконец-то Югурта видит его — центр мира, каковым раньше был Афинский Акрополь. Но, подняв глаза на Форум, Югурта почувствовал страшное разочарование: все здания оказались маленькими и старыми, построены они были как попало, и даже более новые постройки производили впечатление неряшливости. (Правду говоря, храмы, которые Югурта видел по дороге, выглядели намного массивнее, чище, богаче.) Жилища жрецов выделялись яркими пятнами — краска на них была совсем свежая, да и храм Весты, совсем небольшой, круглый, выглядел прелестно. Но лишь величественный храм Кастора и Поллукса и строгий дорический аскетизм храма Сатурна притягивали взгляд, являясь великолепными образцами в своем роде. Неряшливая и унылая площадь, утопленная в неприглядной и безотрадной низине.

Напротив храма Сатурна, с подиума которого важные должностные лица взирали на триумфальное шествие Гая Мария, Югурту с сыновьями и пленников поименитей вывели из колонны и отогнали в сторону. Они стояли и смотрели, как проходили мимо ликторы полководца, его музыканты, танцоры, носильщики курильниц, его барабанщики и трубачи, его легаты, а потом показался и сам победоносный военачальник на колеснице, совершенно неузнаваемый в своих регалиях, с покрытым киноварью красным лицом. Все они поднялись на холм, к подножию великого храма Юпитера Наилучшего Величайшего, и останавливались у той его стороны, которая обращена к Форуму. С той стороны — юг. Юг, где находилась Нумидия.

Югурта посмотрел на своих детей.

— Живите долго и счастливо, — произнес он.

Их отправят в заключение в отдаленные римские города, а его жен и соратников — домой, в Нумидию.

Ликторы потянули Югурту за цепь, и он двинулся по каменным плитам нижнего Форума, под деревьями вокруг Курциева пруда, мимо статуи фригийского сатира Марсия, дующего в свою дудку, по краю широкого ярусного колодца, где собирались на голосование трибы, вверх по холму. Наверху была крепость Капитолия и храм Юноны Монеты, где размещался монетный двор. И там же был древний ветхий дом Сената, а за ним — маленькая Порциева базилика, построенная Катоном Цензором.

Вот и все его путешествие по Риму. Впереди высилась Римская цитадель и Туллианская тюрьма — совсем небольшое серое строение из грубого камня, а рядом — ступени Гемонии, по которым крючьями стаскивают тела казненных. Высотой в один этаж, лишь с одним отверстием — открытой прямоугольной дырой в камнях, — такой была темница. Считая себя очень высоким, Югурта пригнул голову, чтобы войти, но прошел легко — отверстие оказалось выше человеческого роста.

Ликторы сняли с царя его праздничные одежды и украшения и передали их служителям казны. Все эти вещи принадлежали государству. Ликторы получили расписку, в которой официально подтверждалось, что вся эта государственная собственность передана в казну в строгом соответствии с ранее составленной описью. Югурте оставили только набедренную повязку из простого льняного полотна — он надел ее по совету Метелла Нумидийского, который хорошо знал обычаи. Первоестество узника должно оставаться благопристойно прикрытым — мужчина выходит навстречу смерти достойно.

Единственным источником света служил вход в темницу, оставшийся позади, но Югурта все же смог разглядеть круглое отверстие в полу. Его бросят сюда. Сулла не солгал — его не задушат. Если бы царя собирались удавить, то прислали бы душителя и достаточное количество помощников, чтобы удерживать пленника, а потом сбросили бы тело в канализационную трубу. А те, кому суждено жить дальше, поднимутся по приставной лестнице и вернутся в Рим.

Сулла все же нашел время, чтобы отменить обычную процедуру. Душителя не было. Принесли лестницу, но Югурта отказался от нее. Он встал на край отверстия в полу и спрыгнул вниз, не издав ни звука. Какие слова нужны, чтобы отметить это событие? Звук его падения раздался почти сразу, поскольку камера была неглубока. Услышав этот звук, сопровождавшие молча повернулись и ушли. Никто не закрыл отверстие. Никто не запер вход. Ибо никому еще не удавалось выбраться из ужасной ямы под Туллианом.

Два белых вола и бык были долей Мария для жертвоприношений в этот день, но только волы приносились в жертву по случаю триумфа. В запряженной четверкой колеснице полководец остановился у подножия храма Юпитера Наилучшего Величайшего и сошел с колесницы. Марий пешком, в одиночестве проследовал в храм. Там он возложил к ногам статуи Юпитера все свои лавровые венки и боевые награды, после чего ликторы, войдя в храм вслед за Марием, также посвятили божеству свои лавровые венки.

Был еще только полдень. Ни один триумф еще не проходил столь поспешно. Но остальная часть шествия двигалась значительно медленнее, чтобы люди могли хорошо рассмотреть пышное зрелище — трофеи, солдат, платформы.

Наступал главный момент дня. В пурпурной с золотом тоге, украшенной пальмовыми листьями тунике, с покрытым красной краской лицом, со скипетром из слоновой кости в руке, триумфатор торопливо вошел в собрание сенаторов, желая, чтобы церемония закончилась побыстрее.

— Итак, приступим! — произнес он нетерпеливо.

В ответ на это требование наступило гробовое молчание. Никто не шевелился. Лица вокруг сохраняли по возможности бесстрастное выражение. Нынешний соратник Мария, Гай Флавий Фимбрия, и уходящий в отставку консул минувшего года Публий Рутилий Руф (Гней Маллий Максим прислал известие о своей болезни) застыли в неподвижности.

— Что это с вами? — раздраженно поинтересовался Марий.

Из толпы выступил Сулла — уже не офицер в серебряных доспехах, но патриций в подобающей случаю тоге. Он широко улыбнулся, взмахнул рукой — до кончиков пальцев предупредительный, изысканный, всегда преданный квестор:

— Гай Марий, Гай Марий, ты что, забыл? — заорал он по-солдатски, явно подражая своему начальнику, и, вплотную приблизившись к Марию, подтолкнул его с неожиданной силой. — Ступай домой, переоденься! — прошептал он.

Марий открыл было рот, чтобы обругать его, но, уловив насмешливый взгляд Метелла, провел рукой по лицу и увидел на своей ладони красную краску.

— Боги мои! — воскликнул он. Его лицо исказилось, как комическая маска. — Прошу простить меня, уважаемые сенаторы, за спешку, которая делает меня смешным, — я тороплюсь навстречу германцам! Прошу меня извинить! Я вернусь сюда так быстро, как только смогу. Военные регалии — даже триумфальные — не к месту на встрече с Сенатом в границах померия.

Уже на ходу он бросил через плечо:

— Благодарю тебя, Луций Корнелий!

Сулла поклонился безмолвным зрителям этой сцены и побежал за ним следом — настолько быстро, насколько позволяла ему тога, которая была очень красива, но сильно сковывала движения.

• Предыдущая
• 128/235
• Следующая