Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 158
- Предыдущая
- 158/235
- Следующая
Когда они достигли Рена, то увидели, что по берегам живут люди. Людей этих не интересовали длинная повозка и одинокая германская женщина с рыжеволосыми близнецами. По реке регулярно ходила баржа, достаточно большая, чтобы на нее можно было поместить повозку. Цена — кувшин пшеницы, самая большая ценность. Лето было относительно сухим, река спокойной, и Сулла за три кувшина пшеницы смог переправить через реку повозку и весь скот Германы.
Оказавшись в Германии, они стали быстро продвигаться вперед. Земля в низовьях Рена очищена от лесов, здесь высеивали мелкую поросль в основном на корм скоту. На третью неделю октября Сулла нашел племя Германы и оставил жену на попечение ее родичей. И заодно заключил договор о мире и дружбе между германцами-марсиями и Сенатом и народом Рима.
Затем, когда наступил самый миг расставания, они оба плакали от горя. Разлука оказалась тяжелее, чем они думали. Держа на руках близнецов, Германа шла следом за конем Суллы, потом остановилась и долго стояла, горестно воя, пока его конь не исчез навсегда. А Сулла многие мили ехал на юг, доверившись инстинкту своего коня, ослепший от слез.
Люди Германы дали ему хорошую лошадь. В конце дня он смог обменять ее на другую, свежую, и так продолжал он ехать двенадцать дней, от истоков реки Амисии, где располагались поселения марсиев, до лагеря Мария за пределами Гланума. Он пересек всю страну, избегая высоких гор и густых лесов и продвигаясь вдоль рек — от Рейна до Мозеллы, от Мозеллы до Арара, от Арара до Родана.
На сердце было так тяжело, что ему приходилось заставлять себя отмечать, по какой местности и среди какого народа он едет. Однажды он с удивлением поймал себя на том, что машинально отвечает местному жителю на галльском языке друидов, и подумал: «А ведь я бегло говорю на нескольких германских диалектах, на карнутском диалекте галльского… Я, Луций Корнелий Сулла, римский сенатор!»
Ни он, ни Квинт Серторий так и не смогли разузнать о диспозициях германцев среди атуатуков. Это стало известно лишь с наступлением весны, спустя много времени после того, как Сулла и Серторий покинули Германию. Тысячи повозок двинулись в путь, разделившись перед вторжением в Италию на три большие группы. Кимбры, тевтоны, тигурины, херуски и маркоманы добросовестно постарались, чтобы защитить атуатуков. Они оставили шесть тысяч своих лучших мужчин, дабы атуатуки не пострадали от набегов других племен. И еще оставили сокровища своих племен: золотые статуи, золотые колесницы, золотую упряжь, золотые приношения по обету, золотые монеты, золотые слитки, несколько тонн чистейшего янтаря и многое другое. Когда они двинулись в путь, у германцев осталось только то золото, которое они носили на себе. Все остальное было спрятано у атуатуков.
Когда Сулла снова увидел Юлиллу, то сравнил ее с Германой и нашел свою римскую жену неряшливой, умственно отсталой, непоследовательной и — противной. Она хотя бы усвоила по его предыдущим возвращениям, что не следует кидаться ему на шею в присутствии слуг. Но, подумал он с горечью в первый же день своего возвращения, за ужином, то, что она избавила его от этой пытки, было результатом присутствия в доме Марсии, а не желания Юлиллы доставить мужу приятное.
Марсия — прямая как палка, строгая, нелюбящая, непрощающая. Старость не красила ее, а после стольких лет счастья быть женой Гая Юлия Цезаря вдовство легло на нее тяжелым бременем. Сулла, кроме того, подозревал, что ей ненавистно было считаться матерью такой дочери, как Юлилла.
С другой стороны, у Суллы не имелось резона отказываться от жены. Юлилла была не из тех матрон, что вступают в связь без разбору — даже с людьми низшего класса. Да и с мужчинами своего круга она не водилась. Верность оказалась, наверное, единственным ее достоинством. К сожалению, пристрастие Юлиллы к спиртному не достигло еще того уровня, когда все в Риме сочли бы ее алкоголичкой. Марсия прилагала максимум усилий для того, чтобы скрыть это. Следовательно, развод (даже при согласии Суллы пройти через подобную мерзость) был невозможен.
И все же жить с Юлиллой стало для него неприемлемо. Ее физические претензии в постели были настолько неистовы и грубы, что он не мог испытывать каких-либо эмоций, кроме сильного смятения. Стоило ему лишь взглянуть на Юлиллу, как каждая клеточка его тела, способная возбудиться, сжималась, свертывалась в клубок, словно змея. У него не возникало желания даже дотронуться до нее, и он не хотел, чтобы и она дотрагивалась до него.
Женщина легко может симулировать сексуальное желание, но мужчина не в состоянии имитировать ни желания, ни тем более удовольствия. Если по природе мужчины более правдивы, чем женщины, думал Сулла, так это потому, что у них между ног есть такой поборник истины, который в вопросе секса никогда не обманет. И это каким-то образом окрашивает все аспекты жизни мужчины. Если и существует рациональная причина возникновения тяги мужчины к мужчине, так это потому, что тут в истинности желаний партнера сомневаться не приходится.
Эти мысли были не в пользу Юлиллы, которая понятия не имела, о чем думает ее муж. Две ночи подряд Сулла отвергал ее. Его терпение истощалось, его отговорки становились все небрежнее. А на третье утро Юлилла поднялась даже раньше Суллы, чтобы обильно позавтракать вином, и была поймана на месте матерью.
В результате разразился скандал — такой ожесточенный и язвительный, что дети заплакали, рабы разбежались, а Сулла заперся в кабинете, проклиная всех женщин на свете. Из того, что ему удалось разобрать из их воплей, он понял: предмет ссоры не нов, и ссора эта — не первая. «Дети совсем заброшены! — кричала Марсия, да так громко, что ее слышно было у храма Великой Матери. — Что ты за мать, если не обращаешь на них внимания!» Юлилла в ответ визжала так, что слышно было аж в Большом цирке: «Ты украла любовь моих детей, так что же теперь ждешь?»
Эта битва длилась дольше любой словесной перепалки — еще один знак, решил Сулла, что тема и аргументация тщательно разработаны в многочисленных предшествующих стычках. Казалось, обе повторяют текст, заранее выученный наизусть. Ссора завершилась в атрии, как раз у дверей кабинета Суллы. Марсия сообщила Юлилле, что берет детей и няню на прогулку, гулять они будут долго, она не знает, когда они вернутся, но Юлилле к их возвращению лучше быть трезвой.
Заткнув уши, чтобы не слышать рыданий детей, которые умоляли маму и бабушку помириться, Сулла постарался направить свои мысли в другое русло. Какие хорошие у него дети! После такой долгой разлуки он очень рад был снова их увидеть. Корнелии Сулле шел уже шестой год, а маленькому Луцию Сулле было четыре. Еще малыши, но все же достаточно большие, чтобы страдать. Он слишком хорошо знал это по собственному детству, схороненному в глубине души.
Если и находилось какое-то оправдание тому, что Сулла покинул своих германских близнецов, так это то обстоятельство, что они еще были младенцами, еще даже головок не держали, лишь пускали пузыри. Расстаться с римскими детьми будет куда труднее, потому что они уже были людьми. Он испытывал к ним сильную жалость. И любил он их сильно. Это было совсем другое чувство, не такое, как он испытывал к мужчине или к женщине. Бескорыстное и чистое, неиспорченное и всепоглощающее.
Дверь кабинета распахнулась. Юлилла ворвалась в комнату как вихрь, со сжатыми кулаками, с лицом, побагровевшим от злости. И от вина.
— Ты слышал это? — закричала она.
Сулла отложил перо.
— Как я мог не слышать? Весь Палатин в курсе, — устало ответил он.
— Старая дура! От этой высохшей мумии только одни неприятности! Как она смеет упрекать меня, что мои дети заброшены?
«Что же мне делать? — спрашивал себя Сулла. — Почему я терплю ее? Почему бы мне не достать ту маленькую коробочку пизанского литья с белым порошком и не сыпать ей в вино, пока у нее не выпадут все зубы, пока язык не свернется в кольцо, а груди не распухнут и не лопнут? Почему бы не поискать симпатичный дуб, не набрать под ним безобидных на вид грибов и не скормить ей, пока из всех пор ее тела не начнет сочиться кровь? Почему бы мне не подарить ей поцелуя, которого она так жаждет, и не сломать ее тощую, противную шею? Скольких людей убил я мечом, кинжалом, стрелой, ядом, камнем, топором, палкой, ремнем, руками! Что в ней такого, чего бы не было в других?»
- Предыдущая
- 158/235
- Следующая
