Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 176

• Предыдущая
• 176/235
• Следующая

— Бойорикс мертв, — удовлетворенно улыбался Сулла. — Все закончилось, Гай Марий. Определенно закончилось.

— А что твоя женщина с ребенком, Квинт Серторий? — спросил Марий.

— В безопасности.

— Хорошо. Хорошо! — Марий оглядел всех присутствующих в командирской палатке. Казалось, даже его брови ликовали. — И кто хочет доставить известие в Рим? — спросил он.

Ответили десятка два голосов. Еще больше промолчали, но лица говорили красноречивее слов. Марий оглядел всех по очереди, и, конечно же, его взгляд остановился на том, кого он выбрал уже давно.

— Гай Юлий, ты выполнишь это поручение. Ты — мой квестор, но у меня есть большие основания послать именно тебя. Ты — часть нас, высшего командования. Мы должны остаться в Италийской Галлии, пока все не уляжется. Но ты к тому же шурин Луция Корнелия и мой. В наших детях течет и твоя кровь. А Квинт Лутаций — один из Юлиев Цезарей по рождению. Так что очень хорошо, что один из Юлиев Цезарей доставит в Рим весть о победе. — Он повернулся к присутствующим. — Это справедливо? — спросил он.

— Справедливо! — ответили все хором.

— Какой чудесный способ войти в Сенат! — сказала Аврелия, не в силах отвести глаз от лица Цезаря. Как он загорел, совсем стал мужчиной. — Теперь я рада, что цензоры не приняли тебя до службы у Гая Мария.

Он все еще находился в приподнятом настроении, все еще переживал те славные мгновения, когда Сенат воспринял известие. Письмо Мария — из рук в руки, от Цезаря к принцепсу… Угрозы германцев больше не существует! Аплодисменты, крики… Сенаторы танцевали, сенаторы плакали. И Гай Сервилий Главция, глава Коллегии народных трибунов, побежал, подхватив свою тогу, из курии к Форуму — чтобы с трибуны возвестить о победе. Такие заслуженные сенаторы, как Метелл Нумидийский и Великий Понтифик Агенобарб, торжественно обменялись рукопожатием, стараясь все-таки сохранить величественный вид.

— Это знамение, — сказал Цезарь своей жене, глядя на нее с дурманящим голову восхищением. Как она красива! Четырехлетнее проживание в Субуре на ней нисколько не отразилось. Она там была домовладелицей и сдавала в аренду квартиры в своем многоэтажном доме-инсуле.

— Когда-нибудь ты будешь консулом, — произнесла она уверенно. — Всякий раз, когда они будут вспоминать о нашей победе при Верцеллах, они вспомнят и о том, что это ты доставил известие в Рим.

— Нет, — возразил он, оставаясь справедливым. — Они сразу подумают о Гае Марии.

— И о тебе, — настаивала любящая жена. — Это твое лицо они увидели, это ты был его квестором.

Он вздохнул, устроился поудобнее на обеденном ложе и похлопал по пустующему месту возле себя.

— Иди сюда, — позвал он.

Сидя, как и полагается женщине, на стуле с высокой спинкой, Аврелия посмотрела на дверь столовой.

— Гай Юлий! — укоризненно воскликнула она.

— Да мы ведь одни, дорогая моя жена, и я не такой уж сторонник строгих правил. Не хочу, чтобы в первый же вечер моего пребывания дома нас разделял этот стол. — Он опять похлопал по ложу. — Иди, женщина! И немедленно!

Когда они поселились в Субуре, то сразу привлекли всеобщее внимание. Молодые супруги были любопытны решительно всем, кто жил на соседних улицах. Аристократы-домовладельцы — явление нередкое; но аристократы-домовладельцы в тех местах не жили. Гай Юлий Цезарь и его жена оказались редкими птичками и поэтому вызвали пристальный интерес. Несмотря на громадную территорию, Субура оставалась по сути дела многолюдной деревней, где обожали сплетни. Как говорится, хлебом не корми, только дай новую сенсацию.

Все предсказывали, что молодая пара проживет в Субуре недолго. Субура, этот ревностный нивелировщик притязаний и гордости, скоро разоблачит этих людей с Палатина. Какие истерики начнет закатывать эта госпожа! Как высокомерен и вспыльчив сделается господин! Ха, ха!.. Именно так всегда и бывало в Субуре. И соседи пребывали в веселом ожидании.

Но ничего подобного не случилось. Они увидели, что госпожа не гнушалась сама делать закупки, не демонстрировала аристократического отвращения при виде какого-нибудь мужчины, который заговаривал с ней. Она не испугалась, когда местные женщины окружили ее на улице Патрициев и стали кричать, чтоб она возвращалась на свой Палатин. А что касается господина, он истинный патриций: спокойный, вежливый, проявляет интерес ко всему, о чем ему говорят окружающие, всегда поможет составить завещание, договор об аренде, контракты.

Очень скоро эти пришельцы с Палатина завоевали уважение. В конце концов их даже полюбили. Многое в них было жителям Субуры в новинку. Например, их желание самим вести свои дела и не совать нос в дела чужие. Они никогда не жаловались, не критиковали. Только заговори с ними — и можешь быть уверен: в ответ тебе улыбнутся, будут вежливы, проявят интерес. Хотя поначалу казалось, будто они притворяются, но потом соседи поняли: Цезарь и Аврелия таковы на самом деле.

Для Аврелии это признание было значительно важнее, чем для Цезаря. Ведь это она занималась делами в Субуре, она была хозяйкой инсулы. В первое время ей приходилось трудно, и только после отъезда Цезаря она поняла почему. Сначала она считала свои трудности результатом того, что дело это ей незнакомое и у нее нет опыта. Агенты, которые продали ей дом, предложили свои услуги. Они от ее имени будут собирать арендную плату и иметь дело с жильцами. Цезарь посчитал это хорошей идеей. И послушная жена согласилась. Спустя месяц после их переезда в дом она рассказала ему о жильцах.

— Такое разнообразие, даже не верится, — говорила она оживленно. От ее привычной сдержанности не осталось и следа.

Он решил подыграть ей:

— Разнообразие?

— На верхних этажах живут вольноотпущенники-греки, которые, кажется, стараются вести образ жизни своих прежних хозяев. Перебиваются кое-как и чаще держат при себе мальчиков, чем жен. Валяльщик сукна и его жена — римляне. Пастух с семьей… Ты можешь себе представить — пастух в Риме? Он приглядывает за овцами на Овечьем поле, где они ждут, пока их купят на убой. Интересно, правда? Я спросила его, почему он не живет поближе к месту работы, а он сказал, что он и его жена родились в Субуре и не могли бы жить в другом месте. Кроме того, ему нравится ходить пешком на работу, — рассказывала она.

Но Цезарь нахмурился:

— Я не сноб, Аврелия, и все же не уверен, что тебе подобает самой разговаривать с твоими жильцами. Ты — супруга Юлия Цезаря и должна придерживаться определенных норм поведения. Никогда нельзя говорить с этими людьми повелительным тоном, тем более грубо, или совать нос в их дела. Но я скоро уеду и не хочу, чтобы моя жена заводила себе друзей среди едва знакомых людей. Ты должна быть чуть выше тех, кто арендует у тебя квартиры. Поэтому я рад, что агенты от твоего имени получают арендную плату и ведут все дела.

Лицо ее погрустнело, она посмотрела на него с испугом и, запинаясь, проговорила:

— Я… прости, Гай Юлий, я… я не подумала… Правда, я с ними почти не разговаривала. Просто думала, что будет интересно узнать, чем все они занимаются.

— Конечно, это интересно, — смягчился он, поняв, что отравляет ей удовольствие. — Расскажи мне еще что-нибудь.

— Еще есть грек, преподаватель риторики, с семьей. Римлянин — школьный учитель, тоже с семьей. Он хочет арендовать дополнительные две комнаты, соседние с его квартирой. Чтобы в этих помещениях заниматься с учениками. — Она быстро взглянула на Цезаря и добавила: — Это агенты мне сказали. — Так Аврелия впервые солгала мужу.

— Это уже лучше, — похвалил он. — Кто еще у нас есть, любовь моя?

— Над нами живут странные люди. Торговец специями со своей страшно высокомерной женой. И изобретатель! Он холостяк, его квартира буквально завалена массой маленьких действующих моделей кранов, насосов, мельниц, — стала перечислять она, опять забыв об осторожности.

— Не хочешь ли ты сказать, Аврелия, что ты была в квартире холостяка? — спросил Цезарь.

• Предыдущая
• 176/235
• Следующая