Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 193

• Предыдущая
• 193/235
• Следующая

— Ты говоришь так, словно жалеешь, — тихо сказала Аврелия.

— Нет, правда.

— А он поправится, твой друг Метробий?

— О да! Это же только лихорадка.

Наступило неловкое молчание, которое он прервал, подойдя к открытому окну, выходящему во двор.

— А там красиво.

— Да, красиво.

— А твой сын? Как он?

Она улыбнулась:

— Скоро сам увидишь.

— Хорошо. — Он продолжал смотреть в окно.

— Луций Корнелий, о чем ты задумался? — спросила она.

Он повернулся, улыбаясь. Она подумала: какой привлекательный мужчина. Не такой, как все. Его глаза смущают, они такие светлые, а по краям — темные. Как глаза ее сына. И по какой-то причине эта мысль заставила ее вздрогнуть.

— Ни о чем, Аврелия, все хорошо, — проговорил Сулла.

— Хотелось бы этому верить.

Он открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент вошла Кардикса, неся младенца.

— Мы поднимемся на пятый этаж, — сказала она.

— Сначала покажи ребенка Луцию Корнелию.

Но если Сулла и интересовался детьми, то только своими собственными. Поэтому он, как полагалось, посмотрел на личико ребенка, потом взглянул на Аврелию — убедиться, что этого достаточно.

— Ступай, Кардикса, — приказала она, положив этим конец мучениям Суллы. — Чья сейчас очередь?

— Сары.

Аврелия повернулась к Сулле, приятно улыбаясь без всякого смущения.

— Увы, у меня нет молока! Поэтому моего ребенка кормит весь дом. Это одно из преимуществ проживания в инсуле. Всегда найдется по крайней мере полдюжины кормящих матерей, и каждая готова накормить моих детей.

— Он вырастет и будет любить весь мир, — сказал Сулла. — Наверное, у тебя жильцы со всего света.

— Да. Это делает жизнь интересной.

Он опять вернулся к окну.

— Луций Корнелий, ведь ты здесь лишь наполовину, — мягко пожурила она его. — Что-то с тобой все-таки случилось! Ты не можешь со мной поделиться? Или это касается только мужчин?

Он сел напротив нее.

— Просто мне никогда не везло с женщинами, — вдруг сказал он.

Аврелия моргнула:

— Как это?

— С женщинами, которых я люблю. С женщинами, на которых женюсь.

Интересно, что ему было легче говорить о браке, чем о любви.

— А сейчас это что? — спросила она.

— И то, и другое. Люблю одну, женился на другой.

Аврелия посмотрела на него с искренней симпатией. Совершенно чистой — сестринской. Ни тени желания.

— Я не буду интересоваться именами, потому что не хочу этого знать. Лучше ты спрашивай меня, а я буду отвечать.

Сулла пожал плечами:

— Да говорить-то особо и нечего! Я женился на Элии, которую подыскала мне теща. После Юлиллы мне требовалась идеальная римская матрона. Кто-нибудь вроде Юлии или тебя, только постарше. Когда Марсия познакомила меня с Элией, я думал: вот то, что нужно, — спокойная, тихая, добродушная, привлекательная, в общем, хорошая женщина. Наконец-то я нашел римскую матрону. Я подумал так: поскольку я не могу никого любить, пусть хоть женюсь на той, которая мне по душе.

— Наверное, тебе нравилась твоя германская жена, — сказала Аврелия.

— Да, очень. Я все еще скучаю по ней. Но она не римлянка, поэтому не подходит для римского сенатора, ведь так? Во всяком случае, я вообразил, будто Элия окажется похожа на Герману. — Он зло рассмеялся. — Но я ошибся! Элия оказалась тупой, надоедливой, скучной. Вообще-то она неплохая. Но пять минут в ее компании — и я уже зеваю!

— Она хорошо относится к твоим детям?

— Очень хорошо. В этом отношении никаких претензий! — Он опять засмеялся. — Мне следовало бы нанять ее няней. Она была бы идеальной няней. Она обожает детей, и они обожают ее.

Сулла говорил сейчас так, словно Аврелии не было рядом, — будто размышлял вслух.

— Вернувшись из Италийской Галлии, я сразу попал на обед к Скавру, — продолжал он. — Я был слегка польщен, немного встревожен. Думал, что, может быть, они все сойдутся там — Метелл Свинка и остальные — и постараются оторвать меня от Гая Мария. А там была она, бедняжка, жена Скавра. Боги! Почему она вышла замуж за этого Скавра? Он годится ей в прадедушки! Далматика. Так они зовут ее. Способ отличать одного из Цецилиев Метеллов от тысячи других. Я только взглянул на нее — и влюбился. По крайней мере, я думаю, что это любовь. И еще жалость. Но я не перестаю думать о ней. Значит, это любовь, да? Она беременна! Разве это не отвратительно? Конечно, никто ее и не спрашивал, чего она хочет. Метелл Свинка просто отдал ее Скавру, как медовый пряник ребенку. «Вот, сын твой умер, — возьми это как утешительный приз! Сделай себе еще сына!» Отвратительно. Не могу я этого понять, Аврелия. Они еще более аморальны, чем я. И никогда не поймут этого!

Аврелия очень многое узнала с тех пор, как переехала в Субуру. Все, от Луция Декумия до вольноотпущенников на двух верхних этажах, посвящали ее в свою жизнь. И нравилось ей это или нет, но она, хозяйка дома, была вовлечена в такие дела, которые шокировали бы ее мужа, если бы только он знал.

Аборты. Колдовство. Убийство. Грабежи с насилием. Изнасилования. Сумасшествие. Отчаяние. Самоубийство. Все это случалось в каждой инсуле, и конец всегда был одинаков. Ни одного случая не было отправлено на рассмотрение претору по делам граждан. Все решали сами жильцы, и суд был скор и справедлив. Глаз за глаз, зуб за зуб, жизнь за жизнь.

Слушая своего гостя, Аврелия составила полный портрет Луция Корнелия Суллы, мало чем отличающийся от истинного. Аврелия была единственной из всех римских аристократов, знакомых с Суллой, кто отдавал себе отчет в том, из каких низов он поднялся. И еще она понимала, какие ужасные трудности он испытывал из-за своей натуры и воспитания. Он говорил о праве своего рождения, а сам постоянно позорил себя в публичных домах.

Пока Сулла рассказывал, мысли его бродили среди вещей, о которых он не смел заговорить с Аврелией. Как отчаянно хотел он маленькую беременную супругу Скавра. И не только из-за ее тела или ума. Она во всех отношениях была его идеалом. Но ее выдали замуж за Скавра confarreatio, по самому торжественному и священному патрицианскому брачному обряду. А он привязан к унылой Элии. Правда, на этот раз не было патрицианского брака, как с Юлиллой. Но развод — отвратителен. Далматика стала еще одним подтверждением давно выученного урока. Женщины. Он нутром чувствовал, что ему никогда не повезет с женщиной. Было ли это из-за его второй натуры? Чудесные, красивые, великолепные отношения с Метробием! И все же он хотел жить с Метробием не больше, чем с Юлиллой. Может быть, потому, что не хотел делить себя ни с кем. Слишком опасно. И все же Сулла страстно желал Цецилию Метеллу Далматику, жену Марка Эмилия Скавра, принцепса Сената! Омерзительно. Не то чтобы Сулла обычно был против стариков, женившихся на совсем молоденьких девочках… Это в принципе личное дело каждого. Но в Далматику Сулла был влюблен, поэтому Далматика была особенная.

— Ты понравился ей? — спросила Аврелия, врываясь в его мысли.

По крайней мере в этом Сулла не сомневался:

— О да! Без сомнения.

— И что ты собираешься делать?

Лицо его исказилось:

— Я слишком далеко ушел. Я слишком дорого заплатил! Я не могу остановиться сейчас, Аврелия! Даже ради Далматики. Если я заведу с ней роман, наши «добрячки» поставят себе целью погубить меня. Да и денег у меня еще не очень-то много. Достаточно только для Сената. Я получил кое-что после войны с германцами, но не больше, чем мне полагалось. И проделать весь оставшийся путь мне будет нелегко. Они относятся ко мне так же, как к Гаю Марию, пусть по другой причине. Ни он, ни я не отвечаем их жалким идеалам. Но они не могут взять в толк, почему мы — можем, а они — нет. Они просто чувствуют, что их используют, ими злоупотребляют. Я безусловно счастливее Гая Мария. По крайней мере, в моих жилах течет благородная кровь. Но она заражена Субурой. Актеры. Жизнь в низах… Я определенно не «добрячок». — Он глубоко вздохнул. — И все же я обскачу их, Аврелия! Потому что я — лучший конь на скачках!

• Предыдущая
• 193/235
• Следующая