Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 203

• Предыдущая
• 203/235
• Следующая

Меммий остановился, пораженный.

— И куда же ты направляешься в такой одежде? — спросил он, глядя на toga candida — белоснежную тогу Главция. Такую тогу отбеливали специально: она несколько дней висела под солнечными лучами, выгорая, потом ее начищали до слепящей белизны порошком мела. Такую тогу мог носить лишь тот, кто представлялся в качестве кандидата на государственную должность.

— Я — кандидат в консулы, — заявил Главция.

— Ты же знаешь, что это не так, — сказал Меммий.

— Но это так!

— Гай Марий сказал, что ты не можешь выставлять себя.

— Гай Марий сказал, что я не могу выставлять себя! — жеманно передразнил Главция. Он нарочито повернулся к Меммию спиной и обратился к своим спутникам. Громким голосом, сюсюкая, как педераст, он сказал: — Гай Марий сказал, видите ли, что я не могу баллотироваться! Ну и что? Несправедливо, когда настоящие мужчины не могут выставить свою кандидатуру, а женоподобные недоростки могут!

Перебранка собрала зрителей. Это не было необычным явлением при выборах, ибо частью общего развлечения в такие моменты становились стычки между соперничающими кандидатами. Число наблюдателей все увеличивалось, по мере того как люди выходили из города на Широкую улицу.

Болезненно воспринимая присутствие зевак, Гай Меммий опустил голову. Всю свою жизнь он страдал из-за того, что был слишком красив. Его преследовали насмешки: он слишком хорошенький, ему нельзя доверять, он любит мальчиков, он несерьезный человек — и все в том же роде. Сейчас Главция насмехался над ним в присутствии всех этих людей, выборщиков. О, не надо бы в этот день напоминать о старом ярлыке гомосексуалиста!

Вполне понятно, что Гай Меммий рассвирепел. Прежде чем сопровождавшие смогли его остановить, он сделал шаг вперед, положил руку на левое плечо Главции и сорвал с него белоснежную тогу. И когда Главция резко обернулся, чтобы увидеть, кто нанес ему такое оскорбление, Меммий со всего маху дал ему в левое ухо. Главции упал, Меммий — на него. Чистые тоги обоих теперь были измазаны в грязи. Но люди Главции прятали на себе дубинки. Они набросились на онемевшие ряды меммиевской свиты, с безудержным весельем нанося удары направо и налево. И вот уже спутники Меммия лежат на земле, взывая о помощи.

Сторонние наблюдатели, как водится, стояли не двигаясь и только глазели с откровенным любопытством. Однако стоит отдать им должное: никто из зрителей даже не подозревал, что в глупой потасовке крылось нечто большее, чем простая драка между двумя кандидатами. Дубинки оказались сюрпризом для всех, но сторонники кандидатов и раньше носили оружие. Об этом все знали.

Двое крупных мужчин подняли Меммия и держали его, яростно отбивавшегося. Главция встал, отбросил ногой свою приведенную в негодность тогу. Не сказав ни слова, он выхватил палку у рядом стоявшего и долго смотрел на Меммия. Затем поднял палку, держа ее обеими руками, как молот, и со всего маху опустил ее на красивую голову Меммия. Никто даже не попытался вмешаться. А Главция наклонился над упавшим Меммием и колотил, колотил эту голову, которая уже больше не была красивой. И только когда она превратилась в сплошную кровавую массу, Главция перестал бить. Выражение невероятного ужаса появилось на его лице. Он отбросил окровавленную палку и уставился на своего друга Гая Клавдия, который стоял рядом, мертвенно-бледный.

— Можно я поживу у тебя, пока не сумею скрыться? — спросил он.

Клавдий кивнул, не промолвив ни слова.

Зрители начали что-то бормотать, подходить ближе. Другие бросились бежать. Главция повернулся и поспешил к Квириналу. Его свита последовала за ним.

Новость дошла до Сатурнина в септе, когда он расхаживал туда-сюда, агитируя за кандидатуру Главции. Кое-кто бросал на него сердитые взгляды — весть об убийстве Меммия начала распространяться, а Сатурнин считался лучшим другом Главции. Среди молодых сенаторов и сенаторских сыновей вспыхнуло яростное недовольство. Некоторые из отпрысков наиболее влиятельных всадников собрались вокруг своих сенаторов-патронов. В их числе был и этот загадочный человек — Сулла.

— Нам лучше уйти отсюда, — сказал Гай Сауфей, только вчера выбранный финансовым квестором.

— Ты прав, я тоже так думаю, — согласился Сатурнин, чувствуя себя все более неуютно среди всеобщего негодования.

В сопровождении своих пиценских сторонников, Тита Лабиена и Гая Сауфея, Сатурнин спешно покинул септу. Он знал, куда мог пойти Главция, — в дом Гая Клавдия на Квиринале. Но когда Сатурнин явился туда, дверь была заперта. Гай Клавдий открыл дверь и впустил троих друзей только после того, как узнал голос Сатурнина.

— Где он? — строго вопросил Сатурнин.

— В моем кабинете, — ответил Гай Клавдий весь в слезах.

— Тит Лабиен, — обратился Сатурнин к своему стороннику, — пожалуйста, найди Луция Эквиция. Он нам нужен, толпа любит его.

— Что ты намерен делать? — спросил Лабиен.

— Скажу, когда приведешь Луция Эквиция.

Главция с серым лицом сидел в кабинете Гая Клавдия. Когда Сатурнин вошел, он поднял голову, но не издал ни звука.

— Почему, Гай Сервилий? Почему?

Главция вздрогнул:

— Я не хотел этого. Я просто… я просто вышел из себя.

— И лишил нас шанса добиться чего-либо в Риме.

— Я вышел из себя, — повторил Главция.

Всю ночь перед презентацией курульных кандидатов он провел в этом доме. Гай Клавдий устроил вечеринку в его честь. Трус и тряпка, Гай Клавдий восхищался смелостью Главции, решившего идти на презентацию наперекор закону. Он полагал, что самый лучший способ продемонстрировать Главции свое восхищение — это дать ему денег на предвыборную кампанию. Пятьдесят человек, которые потом сопровождали Главцию, были все приглашены на вечеринку. Но — никаких женщин. В результате получилась лишь дикая пьянка.

На рассвете все чувствовали себя ужасно, однако пришлось идти с Главцией, чтобы поддержать его. Хорошей идеей показалось взять с собой дубинки. Главция проглотил рвотное, принял ванну, облачился в белую тогу и отправился на презентацию с раскалывающейся от боли головой.

Увидеть безукоризненно одетого, смеющегося Меммия, его красивую голову — как победительна была его осанка! — нет, перенести это расстроенные нервы Главции уже не смогли. И он ответил на замечание Меммия жестокой колкостью, а когда Меммий сорвал с него тогу, Главция окончательно утратил над собой контроль. Теперь дело сделано, и ничего уже не поправить. Все его будущее разбито вдребезги — ничего не стоящие осколки, рассыпанные вокруг измочаленной головы Меммия.

Молчаливое присутствие Сатурнина в таблинии явилось новым ударом. Главция начинал понимать, что натворил. Последствия его поступка постепенно вырисовывались все очевиднее. Главция разрушил карьеру не только свою, но и, по всей вероятности, своего лучшего друга. А этого он вынести не мог.

— Скажи хоть что-нибудь, Луций Апулей! — воскликнул он.

Моргнув, Сатурнин чуть оживился.

— Я думаю, нам осталось одно, — спокойно проговорил он. — Мы должны привлечь на свою сторону толпу и использовать ее, чтобы заставить Сенат дать нам постановление о смягчающих обстоятельствах для тебя и гарантию, что никто из нас не пойдет под суд. Я послал Тита Лабиена за Луцием Эквицием, потому что с ним легче склонить толпу на нашу сторону. — Он вздохнул, согнул-разогнул руки. — Как только Лабиен придет сюда, мы отправимся на Форум. Нельзя терять время.

— Я тоже должен пойти? — спросил Главция.

— Нет. Ты останешься здесь с твоими людьми. Пусть Гай Клавдий вооружит своих рабов. И не впускайте никого, пока не услышите знакомый голос — мой, Лабиена или Сауфея. — Он встал. — К ночи я должен взять Рим под контроль. Иначе я тоже погиб.

— Откажись от меня! — вдруг сказал Главция. — Нет никакой необходимости в том, что ты задумал! В ужасе от моего поступка всплесни руками, а потом возглавь тех, кто потребует моего осуждения. Это — единственный путь. Рим еще не готов для новой формы правления! Это голодная толпа. Конечно, ее уже тошнит от неумелого правления. И безусловно, она хочет хоть какой-то справедливости. Но она не готова разбивать головы и рвать глотки. Они будут приветствовать тебя, пока не охрипнут, но убивать ради тебя они не станут.

• Предыдущая
• 203/235
• Следующая