Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 96

• Предыдущая
• 96/235
• Следующая

Бокх плакал. Волюкс и Дабар беспомощно смотрели на него.

— Отец, позволь мне пуститься за ним! — взмолился Волюкс. — Он не может ехать быстро с такой обузою — я догоню его!

— Слишком поздно, — молвил безутешный мавретанский владыка. Слуга подал царю платок. Бокх вытер глаза и нос. — Он не дастся тебе. Мы беспомощные дети по сравнению с Луцием Корнелием Суллой. Он — римлянин, патриций, квестор. Нет, сын мой, не в наших руках отныне судьба бедного Югурты. Нам надлежит думать о Мавретании. Самое время отправиться домой в любимый наш Тингис. Наверное, берега Внутреннего моря — не для нас.

Молча и без остановок Сулла отмахал около мили. Он ликовал: Югурта захвачен! Удалось!

О, даже если он разделит славу с Гаем Марием, историю пленения Югурты будут долгие годы пересказывать матери детям. Прыжок юного Марка Курция в пропасть, разверзшуюся на Форуме, героизм Горация Коклеса, оборонявшего Деревянный Мост от Ларса Порсенны, круг, очерченный у ног сирийского царя Гаем Попилием Ленатом, убийство Луцием Юнием Брутом своих любимых сыновей, убийство Спурия Маллия претендентом на царский трон Гаем Сервилием Ахалой — и пленение Югурты Луцием Корнелием Суллой! Какие волнующие подробности ждали юных слушателей! Один только ночной рейд сквозь лагерь Югурты чего стоит… Но Сулла был не настолько романтик и фантазер, чтобы долго упиваться этими мечтами. Пора было спешиться и переменить коня под Югуртой. Сулла отвязал одного из четверки запасных.

— Вижу я, — сказал Югурта, наблюдая за ним, — что нам предстоит пройти еще сотню миль. Как ты переложишь меня с одного коня на другого? — Он засмеялся. — Моя конница схватит тебя, Луций Корнелий!

— Посмотрим, — ответил Сулла, подхлестывая навьюченного коня.

Вместо того чтобы двигаться на север, к морю, он повернул на восток и прошел десять миль через небольшую долину. Стояла безветренная летняя ночь, путь освещала луна. Сулла поднялся в горы, держа в темноте курс на скопище гигантских скал, поросших редким лесом.

— Должно быть, это здесь! — радостно провозгласил Сулла и пронзительно свистнул. Его лигурийская конница высыпала из-за валунов. Каждый всадник вел двух запасных лошадей.

— Они ждали меня, Югурта, — объяснил Сулла. — Царь Бокх думал, что я прибыл к нему совершенно один. Но, как видишь, это далеко не так. Позади себя я оставил Публия Вагенния и отослал его за подмогой.

Сулла теперь скакал налегке — пленника приковали к Публию Вагеннию. Вскоре они уже мчались на северо-восток, обходя лагерь Югурты далеко стороной.

— Об одном я жалею, царь Югурта, — сказал Публий Вагенний. — Не покажешь ты мне теперь, где можно поживиться улитками в окрестностях Цирты. Да и вообще в Нумидии…

К концу июня война в Африке завершилась. На некоторое время Югурту поместили в подходящем месте в Утике. Там же содержались два его сына — чтобы составили компанию отцу, пока формируется новый двор Нумидии и идет дележ хлебных местечек при новом правительстве. Царь Бокх заключил с Сенатом договор о дружбе и сотрудничестве, а царевич Гауда сделался наконец царем несколько поуменьшившейся Нумидии. Именно Бокх — с разрешения Рима — и прибрал к рукам территории, ранее подвластные Югурте.

А когда подоспел небольшой флот, Марий посадил царя Югурту и двух его сыновей на один из кораблей и отправил в Рим. Нумидия больше не угрожала римским владениям.

С пленниками отбыл и Квинт Серторий, решивший поучаствовать в войне с германцами в Заальпийской Галлии. За разрешением он обратился к Марию.

— Я человек военный, Гай Марий, — сказал серьезный молодой воин. — В Африке война закончена. Рекомендуй меня своему другу Публию Рутилию Руфу, пусть возьмет меня на службу в Галлии.

— Ступай. Благодарю тебя и благословляю, Квинт Серторий, — сказал Марий с любовью. — И передай от меня поклон своей матери.

Лицо Сертория посветлело:

— Непременно передам, Гай Марий!

— Помни, юный Серторий, — напутствовал Марий, провожая его на корабль, — ты еще понадобишься мне. Береги себя в бою. Рим удостоил тебя за храбрость и умелые действия золотым венцом, фалерами и браслетами. Редкая награда в твоем возрасте. Не спеши сложить голову. Ты нужен Риму живой, а не мертвый.

— Я останусь в живых, Гай Марий, — пообещал Серторий.

— И не отправляйся на войну сразу, — напомнил Марий, — Побудь сперва с матерью.

— Хорошо, Гай Марий.

Когда юноша отплыл, Сулла иронически посмотрел на своего начальника:

— Тебя ли я вижу, суровый Гай Марий? Кудахчешь над парнем, как старая наседка, снесшая единственное яйцо.

Марий фыркнул:

— Ерунда! Он мой родственник. И я люблю его.

— Еще бы! — осклабился Сулла.

Марий засмеялся:

— Попробуй, Луций Корнелий, представить себе, что ты любишь юного Сертория, как я!

— Представляю! Уж я бы не кудахтал, Гай Марий.

— Ах ты, член засранный! — ответствовал Марий.

На том разговор и закончился.

Рутилия, единственная сестра Публия Рутилия Руфа, побывала замужем дважды — и оба раза за братьями Котта. Первым ее мужем был Луций Аврелий Котта, избранный консулом вместе с Метеллом Далматиком, Великим Понтификом, четырнадцать лет назад, в тот самый год, когда народный трибун Гай Марий бросил вызов Великому Понтифику Метеллу Далматику.

Рутилия попала к Луцию Аврелию Котте юной девушкой, в то время как он уже был один раз женат и имел девятилетнего сына, названного, как и он, Луцием. Поженились они через год после того, как случилось восстание во Фрегеллах. А в первый год трибуната Гая Гракха у них родилась дочь, Аврелия. Сынишка Луция Котты был счастлив получить маленькую сестричку, поскольку очень полюбил свою мачеху Рутилию.

Когда Аврелии исполнилось пять лет, ее отец, Луций Аврелий Котта, внезапно умер — спустя лишь день после окончания его консульских полномочий. Для большего удобства двадцатичетырехлетняя вдова осталась в доме младшего брата Луция — Марка, не имевшего тогда жены. Случилось так, что они полюбили друг друга, и, с позволения отца и брата, Рутилия вышла замуж за своего деверя — через одиннадцать месяцев после смерти Луция Котты. Вместе с ней под защиту Марка попали ее приемный сын Луций Младший и ее дочь Аврелия. Семья быстро увеличивалась. Менее чем через год Рутилия родила Марку сына — Гая; еще через год — Марка Младшего. Последний сын, тоже Луций, появился на свет спустя семь лет.

Аврелия оставалась единственной девочкой среди многочисленных отпрысков Рутилии. Положение ее было весьма занятным. Младшие ее братья одновременно приходились ей кузенами — ведь ее отец был их дядей. Многие путались в родственных связях этой семьи, особенно если за объяснения брались дети.

— Она — моя двоюродная сестра, — говорил Гай Котта, показывая на Аврелию.

— Он — мой брат, — возражала Аврелия, указывая на Гая Котту.

— Он — мой брат, — мог сказать Гай Котта, указав на Марка Котту.

— Она — моя сестра, — утверждал в свою очередь Марк Котта, указывая на Аврелию.

— Он — мой двоюродный брат, — могла Аврелия представить Марка Котту.

Так иной раз продолжалось часами. Редко кто разбирался в семейной путанице. Но сложные кровные узы не волновали всерьез никого из ребятишек, искренне любивших друг друга, Рутилию и ее мужа Котту, который тоже обожал их всех.

Род Аврелиев был одним из самых благородных, а Аврелии Котты, пожалуй, дольше других занимали места в Сенате и чаще прочих становились консулами. Они были богаты благодаря правильно вложенным средствам, колоссальным земельным владениям — и предусмотрительно заключенным бракам. Аврелии Котты могли позволить себе иметь много сыновей, не беспокоясь об их будущем, да и дочерей наделяли изрядным приданым.

Словом, под крышей Марка Аврелия Котты и его жены Рутилий собрались завидные женихи и невеста — красавцы как на подбор. И прекрасней всех — Аврелия.

— Безупречна! — таков был вердикт любящего роскошь Луция Лициния Красса Оратора, одного из самых настойчивых соискателей ее руки.

• Предыдущая
• 96/235
• Следующая