Горец-изгнанник - Маккарти Моника - Страница 23

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая

Она чувствовала, что он теряет контроль над собой. Ощущала, как плавные размеренные движения превращаются в резкие, нетерпеливые. Его руки были у нее на спине, на ее губах, на ее ягодицах. Он поднимал ее, и она терлась бедрами об него, пока это не заставило ее задрожать от желания. Она застонала, хватая его за плечи, чтобы удержаться, когда ее тело терзала отчаянная дрожь.

Она часто дышала. Сердце колотилось.

Он снова поцеловал ее, горячо и страстно. Его пальцы в ее волосах. Его язык глубоко в ее рту, Он целовал ее, пока голова у нее не закружилась. Пока колени не ослабели. Пока она не смогла думать ни о чем, кроме того, чтобы упасть на землю и почувствовать тяжесть его твердого мускулистого тела на себе.

Казалось, она сейчас лопнет от взрыва чувств. Она испытывала восторг и беспокойство — удерживаясь на краю обрыва, где ее ждало что-то неизведанное и удивительное, — и не знала, как этого достичь. Совсем не то, что она познала с Джоном Монтгомери за время короткого знакомства.

— У тебя кожа как бархат, — пробормотал он ей на ухо. Она вздрогнула; слова подействовали на затуманенную голову как холодная вода.

Что она делает? Ведь это должен был быть всего лишь поцелуй.

Господи, разве она ничему не научилась в жизни? Похоть — это не любовь. Постель — еще не настоящая близость. Неважно, насколько это приятно, от этого она для него не будет значить больше. Неужели она так изголодалась по мужчине, что готова забыть элементарную предосторожность?

Она уже совершила эту ошибку прежде и не повторит ее. По крайней мере, с мужчиной, с которым никогда не сможет связать свою жизнь, который все еще горюет о потере своей жены. Она почувствовала укол в сердце, поняв, почему он, вероятно, потянулся к ней — чтобы забыться. Забыться в ее объятиях — увы! — таких доступных.

— Нет, — пробормотала она, вырываясь и отталкивая его с неожиданной силой. — Отойдите! — отрывисто произнесла она, набирая в грудь воздуха. — Я же говорила вам, это невозможно.

Глаза у него стали темными и тревожными. Он прерывисто дышал, в словах его прозвучала насмешка:

— А было очень похоже на то, что возможно.

— Вы уже забыли свою жену?

На его лице появилось странное выражение.

— На мгновение — да.

Лиззи глубоко вздохнула, не зная, как отнестись к его признанию. Он сделан шаг к ней, от выражения его глаз по спине у нее пробежала дрожь. Никогда еще она не ощущала так отчетливо, что он не джентльмен, а воин — и к тому же горец. Он может взять ее, хочет она того или нет. Но, как ни странно, она доверяла ему.

— Не лгите самой себе, Элизабет. Вы хотите этого так же, как и я.

Он обнял ее за талию и притянул к себе.

Как он не понимает, что этого не может быть? Разве он не — видит, как мучает ее?

Ей казалось, будто она плывет против сильного течения, стремящегося утопить ее. Но она также стремилась извлечь уроки из прошлого. Ей нужно положить этому конец раз и навсегда.

Собрав последние силы, Лиззи высвободилась из его рук.

— Вы забываетесь, сэр. — Гордо вздернув подбородок, она посмотрела ему прямо в глаза, так чтобы у него не оставалось сомнений в искренности ее слов. Он всего лишь охранник, потенциальный наемник, а не подходящий для нее кавалер. Это только поцелуй, ничего кроме. И он не повторится. — Больше никогда не прикасайтесь ко мне.

Оказывается, подумал Патрик, и слова могут ударить. Лиззи его не хочет. Он читал это в ее глазах: он недостаточно хорош для нее. А ведь она ничего не знает о нем. И все-таки, если на этом свете есть справедливость, они станут равными во всех отношениях. Но до этого надо еще дожить.

Он скрыл свое возмущение за сдержанным поклоном, стиснув челюсти.

— Приношу свои извинения. Я не понял, что вам это было так неприятно.

Он видел смятение на ее лице, в глазах, но это не смягчило ее отказа.

— Не беспокойтесь, больше я эту ошибку не повторю. Я не собираюсь навязываться со своими знаками внимания, если они так нежелательны.

Было ясно, что она не находит слов для ответа.

— Простите.

Он видел, как задрожали ее губы, которые он только что целовал. Но ничто не могло растопить холодный твердый камень в его груди. Дурак он, что позволил ей проникнуть в его душу.

Он не сделал попытки остановить ее, когда она повернулась и побежала вниз с холма к замку. Он смотрел ей вслед, душа его полна была горечи и разочарования. Отчаяние кипело в душе человека, страстно желающего чего-то, но знающего, что прав на это у него нет.

Удивительно, как разозлила его эта мысль. Элизабет Кэмпбелл уже целовали раньше. Целовали по-настоящему. И, судя по тому, как она ответила на его прикосновение, он подозревал, что она заходила дальше поцелуя.

Насколько далеко?

Этот вопрос терзал его неумолимо. Все чувства кричали о желании обладать ею.

Он вспомнил о плане, который вынашивал. Эту девушку не так легко заполучить, как он думал раньше. Имея опыт, она вряд ли попадется в его ловушку и, возможно, станет теперь более осторожной.

Но, судя по его бурной реакции, все гораздо сложнее, признал он.

Никогда еще поцелуй не разжигал страсть так быстро. Еще немного, и он опустил бы ее на траву и взял прямо здесь — как какой-нибудь зверь, черт возьми. Элизабет Кэмпбелл вызывает гораздо большее желание, чем он предполагал.

Тело все еще было преисполнено энергии, в нем кипела неутоленная страсть. Она мешала сосредоточиться, хладнокровно все взвесить.

Ему нужно помнить о главной цели, а не о своем естестве. Дело не в том, уложит ли он в постель девушку. Главное — вернет ли он свою землю. Думай, Патрик, думай!

Это был всего лишь поцелуй.

Ошибочное суждение. Нет причины казнить себя за это.

Но когда Лиззи вернулась в замок, смятение не улеглось. Сердце продолжало сильно биться, мысли разбегались, хотелось плакать. Никогда еще она не чувствовала себя такой смущенной, такой неуверенной. Надо бы забыть Патрика Мюррея и то, как невероятно хорошо ей было с ним. Забыть его губы на своих губах, их горячий пряный вкус, ощущение сильной руки воина на своей груди.

Забыть про эту минуту своей девичьей слабости.

Но что, если она не сможет?

Она могла успокоить свои чувства только одним известным ей способом — заняться своими ежедневными обязанностями с еще большим, чем обычно, рвением. Остаток утра она провела, меняя постельное белье во всех комнатах, взбивая и проветривая подушки. Не испытывая голода, она заменила полдневную трапезу полировкой серебряных канделябров, а потом и мебели. После обеда она подметала и натирала полы, пока они не засверкали. Обычно эту работу выполняли служанки под ее наблюдением, но Лиззи нужно было отвлечься. Это подействовало. От физической работы в голове у нее просветлело.

Только когда у нее заболели все мышцы и она не смогла пошевелить рукой, она остановилась и свалилась без сил в своей комнате. Лиззи так устала, что могла бы лечь в постель, даже не помывшись. Но когда ей принесли глубокую медную ванну, она все-таки разделась и погрузилась в теплую воду.

Лиззи закрыла глаза, ей хотелось ни о чем не думать, но воспоминания не оставляли ее. Чем больше она хотела отделаться от них, тем настойчивее они становились.

Даже безграничная усталость не избавила ее от душевных страданий. Скорее всего она поступила неправильно.

Не потому, что позволила ему поцеловать себя. Патрик Мюррей не виноват, что она боится повторить прошлые ошибки. Она с радостью принимала его ласки, даже поощряла, а потом, когда Патрик едва не воспользовался ее слабостью, резко остановила.

Хотя он постарался скрыть это, она успела заметить: ее холодная отповедь ранила его. Он подумал, будто она отвергла его из-за его невысокого положения. Но все было гораздо сложнее.

Патрик Мюррей был надежным, сильным, решительным — даже в самых опасных обстоятельствах. Настоящий воин. И повел себя благородно — уступил требованию Лиззи оставить ее в покое. Но ведь он не знает, что за всем этим стоит.

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая