Шах королеве. Пастушка королевского двора - Маурин Евгений Иванович - Страница 57
- Предыдущая
- 57/77
- Следующая
– Все равно я пойду до конца! – прохрипела Олимпия, задыхаясь от бешенства. – Но – тсс! – вот играют последний сигнал, сейчас начнется выезд!
Действительно, два пажа торжественно раздвинули грандиозный занавес, скрывавший въездные ворота, и оттуда медленно стали выезжать турнирные отряды.
Впереди всех ехал король Людовик – предводитель римлян. Весь закованный в золотые доспехи, он был истинным «королем-солнцем»! «Рыцари его отряда были в однообразных серебряных доспехах, и только ленточки разных цветов – цветов их дам, – украшавшие левую наручь, позволяли различать всадников.
Король медленно двигался во главе своего отряда к середине арены, и взоры всех присутствовавших жадно устремились к его наручи. И опять гул удивления пронесся по амфитеатру, опять злобно топнула ножкой Генриетта: левую наручь короля украшала наполовину сребропарчевая, наполовину голубая ленточка с приколотой к ней алой розой!
Впрочем, было одно существо, которое не обратило ни малейшего внимания на короля, а с напряженным вниманием искало кого-то в отряде серебряных рыцарей. Это была Беатриса Перигор, спрятавшаяся с разрешения Луизы за голубыми занавесками ее ложи и оттуда с жадным любопытством наблюдавшая за никогда еще не виданным ею зрелищем. Но и для нее, как для Генриетты, вдруг померк яркий солнечный цвет, когда на наручи герцога д'Арка она разглядела такую же зеленую с золотыми мушками ленточку, какая украшала вычурную прическу Христины де ла Тур де Пен. И как-то сразу зрелище потеряло весь свой интерес для бедной пичужки.
Вот выехал герцог Филипп во главе персидского отряда, за ним – герцог Конде в одежде турецкого султана, предводительствовавший рыцарями полумесяца, далее «индийский император» – герцог Энгиенский, и в конце – «американский король» – герцог де Гиз. Арена наполнилась яркими красками, сверкающими доспехами, экзотическими костюмами, а Беатриса ничего не видела, кроме зеленой ленты, которая в ее глазах приняла вид какой-то завесы, скрывшей от нее все происходящее.
– Ну, понравилось тебе, милочка? – спросила Луиза Беату, когда девушки вернулись домой.
– Да… было довольно интересно… – рассеянно, нехотя ответила спрошенная.
– Довольно интересно? – повторила Луиза, лицо которой пылало румянцем, а глаза сверкали счастливым огнем. – Дивно, чудно, восхитительно! А король… О, мой Людовик! Как он прекрасен, как он смел, как он величав! Вот истинный рыцарь, истинный король! Какое блаженство любить его и знать себя любимой им! Быть любимой королем, да еще таким королем!
– И так плохо вознаграждать его за любовь! – ворчливо кинула Беатриса, освобождая свою госпожу-подругу от парчового платья.
– Я тебя не понимаю, Беата! – заметила Луиза, пожимая покатыми плечами. – Я отдала королю все, что принадлежит мне самой, – свою любовь, свою душу отдам свою жизнь, если она понадобится.
– Ах, да на что мужчинам наша душа? – раздраженно возразила Беата. – Или, может быть, вы думаете…
– Беата! Ведь я просила тебя…
– Ну хорошо! Извольте… изволь: неужели ты думаешь, что королю понадобилась бы твоя дружба, если бы Господь послал тебе косые глаза, толстые губы, приплюснутый нос да в придачу еще лицо, изрытое оспой? Стал бы король рассматривать тогда твою душу! Ах, оставь пожалуйста! Не тешь себя вздорными иллюзиями! Пусть твоя душа чище и прекраснее ангельской, но – погоди! – Если ты еще надолго затянешь эту игру в пастуха и пастушку, то увидишь, как придет какая-нибудь смазливая развратница, у которой вообще не будет души, но окажется доступное тело. Ну-ка, не махнет ли король рукой на «душу» и не займется ли телом?
– Беата, ты просто пугаешь меня! – с грустью произнесла Луиза. – Такая молодая и так мрачно смотришь на вещи! Нет, я думаю, ты просто сама не понимаешь, что говоришь. Омрачить свои отношения к Людовику грязной и преступной любовью, променять тихие и чистые радости на бури нечистых страстей, закрыть себе путь к вечному спасению, оскорбить…
– Милая Луизетта, – не без ядовитости вставила тут Беатриса, – если я тебе не нужна, то не позволишь ли ты мне уйти? А то, когда ты впадаешь в такой пасторальный пафос, то мне начинает казаться, будто у меня в жилах скисает кровь!
Лавальер с улыбкой покачала головой и отпустила Беату.
Придя к себе в комнату, Перигор несколько раз в волнении прошлась по комнате, затем села к письменному столику, торопливо набросала несколько слов и велела лакею отнести записку к герцогу д'Арку.
XIII
– Ну-с, итак, официальная часть моего доклада кончена! – воскликнул Филипп Орлеанский, в общих чертах ознакомив короля-брата с результатами своей поездки. – А теперь позволь мне рассказать тебе об интересном открытии, которое я сделал в пути. Помнишь, я писал тебе, что мне попалась интересная девчонка? Вот, понимаешь, игра природы! Надо тебе рассказать, как все это вышло. Однажды я отправился один немного проехаться и вдруг слышу отчаянные крики. Я пришпорил коня, скачу и вижу: два здоровенных деревенских парня стараются схватить какую-то оборванную нищенку, а она отчаянно отбивается. Ну я налетел вихрем на молодчиков и благословил их парочкой ударов шпаги плашмя. Парни с ругательством бросились в лес. Тогда я и говорю спасенной: «Пожалуй эти негодяи опять нападут на тебя. Давай я провожу тебя до твоей деревни». Девчонка стоит и молчит. «Откуда ты? Как тебя зовут?» – спрашиваю. Девчонка при этом вопросе поднимает на меня глаза. Ну, брат, я чуть с лошади не свалился! В эти рваные лохмотья была облечена такая красавица, каких я не много встречал в своей жизни! А ты знаешь, что я могу похвастать некоторым опытом по женской части!
– О, да! В этом я отдаю тебе должную честь! – иронически ответил Людовик.
– Ну-с, – продолжала герцог, – смотрю я, как дурак, на цыганские глазища этой лесной красавицы, а она смотрит на меня и отвечает на мои вопросы: «Не знаю!» – «Да как же не знаешь? – говорю. – Где твой дом?» – «Везде!» – отвечает цыганка и делает правой рукой широкий полукруг по воздуху. И вот тут-то я открыл глаза еще шире. Должно быть, ветхие лохмотья цыганки не выдержали в борьбе с парнями и окончательно разорвались, обнажив грудь девчонки. А на груди – слева и справа – по родинке, безукоризненно правильно изображающей королевскую лилию!
– Да не может быть! – воскликнул заинтересованный Людовик.
– Уверяю тебя! Ну-с, я как-то уже не смог оставить цыганку на произвол судьбы. Не буду вдаваться в подробности и скажу просто, что я приказал отмыть и приодеть девчонку и доставить ее в Париж!
– Что же, если твоя цыганка действительно так красива, поздравляю тебя с открытием клада! – лениво произнес Людовик.
– Меня? – воскликнул Филипп. – Нет, ты, может быть, будешь смеяться надо мной, милый Луи, но… когда я увидел королевские лилии… Словом, меня охватила какая-то жуть, и я вел себя с этой нищенкой так, будто ее особа была для меня священной. Понимаешь, ну… словно сама природа отметила ее королевской печатью в знак того, что эта девушка – собственность или короля, или ничья!
– Ну так, значит, ничья! – небрежно кинул Людовик. – Я с удовольствием взгляну как-нибудь на эту интересную игру природы, но далее…
– Так, знаешь что, милый Луи? – подхватил герцог. – Обещай быть моим гостем…
– Да ведь уже решено; я завтракаю у вас послезавтра утром.
– Ах, это – не то! Ну что такое – скучный, патриархальный завтрак в лоне семьи? Нет, я хотел просить тебя быть гостем на моем празднике, который я намерен устроить в Пале-Рояле. Это, братец, будет поинтереснее! Из мужчин я приглашу только тех, кто приятен, как застольный товарищ. Женщин будет масса, но… ни одной приличной! И вот на этом празднестве Жанна, так зовут мою цыганку, будет развлекать нас танцами. Она изумительно пляшет, а сложена… сложена… Ну, так как же? Согласен ты быть моим гостем?
– Право, не знаю, Филипп, – задумчиво ответил король. – Сейчас у меня как-то не лежит душа к таким холостым развлечениям.
- Предыдущая
- 57/77
- Следующая
