Конан и Небесная Секира - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 39

Над сгрудившимися у мачты пиратами взметнулся трезубец и повелительный голос отдал команду. Шеренга воинов разошлась, отступила; теперь перед Конаном стоял довольно рослый кхитаец, бамбуковый панцирь которого усеивали серебряные бляшки. Голову его прикрывал шлем непривычной формы, похожий на перевернутое воронье гнездо, в руках угрожающе поблескивал трезубец с волнистыми лезвиями, на грудь свисало ожерелье из зеленоватого нефрита, наполовину занавешенное густой черной бородой. Подобная борода являлась редкостью для кхитайцев и служила свидетельством доблести; богатое же ожерелье и решительный вид воина подсказали Конану, что перед ним вожак пиратской шайки. Вероятно, этот разбойник тоже считал себя драконом из драконов: зрачки его горели темным огнем, а яркие сочные губы презрительно кривились.

Не спуская глаз с Конана, бородач сделал несколько ловких выпадов трезубцем. Казалось, он не старался задеть противника, а лишь удивить и напугать его этой демонстрацией боевых приемов. Трезубец летал в сильных руках, то поворачиваясь к киммерийцу своими отточенными лезвиями, то угрожая обратным концом древка, увенчанным стальным шипом, то вдруг исчезая за спиной бородатого пирата, когда тот быстро перебрасывал оружие из руки в руку.

Конан, опустив меч и оперевшись на топор, с интересом следил за этим представлением, пока яростный голос призрака не прошипел:

– Кончай с ним! Тут не базар, чтобы любоваться жонглерами!

Безусловно, Рана Риорда был прав. Конан воткнул в палубу свой клинок и, выхватив из-за пазухи метательный нож, послал его в горло бородача. Тот всхлипнул, с недоумением выкатил глаза, потом содрогнулся всем телом, выронил трезубец и осел на палубу. Темная его борода окрасилась багровым.

В три шага киммериец очутился рядом с ним и сорвал с шеи побежденного нефритовое ожерелье. Оно, вероятно, служило знаком власти, потому что пираты, побросав оружие, тут же опустились на колени и начали кланяться. Конан довольно кивнул головой. Ему больше не хотелось убивать; он вспомнил, что должен ведь кто-то управляться с веслами и парусом, с якорем и рулем. На большом судне много работы…

Протянув клинок, он хлопнул по плечу одного из пиратов, костлявого и сухого, выглядевшего постарше прочих.

– Как твое имя, верблюжий кал?

– Хо, дракон драконов!

– А твое? - он пнул ногой другого разбойника.

– Хо, владыка гнева!

– Твое? - Конан поворотился к третьему.

– Хо, нефритовый светильник!

Некоторое время Конан взирал на первого Хо, поигрывая секирой, потом грозно оскалился.

– Клянусь Кромом, сейчас на десяток Хо станет меньше, если вы, ублюдки, не назовете мне свои настоящие имена!

Пожилой Хо начал кланяться и приседать.

– Не гневайся, почтенный родитель наш, увенчанный сединой мудрости! Мы все - Хо! Все из одного селения под горой Синь Цзя, и промысел наш наследственный и давний, о яшмовый ларец спра…

Конан прервал его, опустив меч плашмя на тощие ягодицы, обтянутые синей тканью штанов.

– Почему ты называешь меня родителем? Ты, сын ослицы и облезлого шакала?

– Как же иначе, господин мой? Ты победил Предводителя Хо, и теперь ты - наш старший, наш почтенный отец, источник нефритовых щедрот и скорпионных плетей, солнце ласки и вулкан гнева… Все мы - мягкий воск в твоих руках!

Это Конану понравилось, и он милостиво кивнул.

– Хорошо! Сразу видно, Старый Хо, что ты разбираешься в людях! А теперь скажи, как называется ваш красный сундук и много ли припасов на борту.

– Не наш, твой сундук, князь доблести, - уточнил пожилой Хо, кланяясь. - Зовется же он "Ле Ци-гум Си-са Сянь Цзя" и снаряжен для плавания сроком в две луны… Теперь уже - в три, - поправился он, обозрев гору трупов на кровле носовой надстройки.

"Алый Дракон Горы Сянь Цзя," - перевел Конан название судна и, удивленно нахмурившись, спросил:

– С драконом все ясно, тощий пес. Но при чем тут гора Сянь Цзя?

– Как же, благороднейший господин! Ведь деревья для этого судна, палубу которого попирают твои яшмовые стопы, срубили именно на горе Сянь Цзя! И назвав его так, мы чтим духа горы, своего хранителя и защитника, посылающего удачу!

– Сегодня он послал ее вам с избытком, - буркнул Конан, в свою очередь покосившись на трупы. - Ну, ладно… Пусть мертвых сочтут и сбросят в море; живых сочтут тоже и сообщат мне, сколько людей осталось на веслах и сколько - в палубной команде.

Старый Хо вновь начал приседать и кланяться.

– Прости, блистающий плод персикового дерева, как твое почтенное имя? И где ты впервые увидел свет дня и насладился прохладой ночи?

Киммерийцу было нечего скрывать.

– Зовут меня Конан, а свет дня я увидел в далеком северном краю, где прохладой ночи наслаждаются только волки, а люди сидят по домам, у жарких очагов.

Хо подпрыгнул и вскинул вверх тощие руки - и вместе с ним подпрыгнули все остальные Хо, испустив дружный вопль:

– Здравствуй десять тысяч лет, господин Хо-На-Ла, Великий Северный Ци-гум! Почтенный родитель наш, смилуйся над своими покорными детьми!

Милостиво кивнув, Конан отправился на корму, где справа от рукоятей рулевых весел стояло ложе, накрытое алым шелковым ковром - несомненно, место пребывания капитана. Он уселся там, поглядывая, как Старый Хо, с тремя-четырьмя уцелевшими главарями, пересчитывает мертвых и живых, а рядовые члены экипажа сваливают трупы за борт. Вскоре пожилой пират уже приседал и кланялся перед киммерийцем, докладывая:

– Павших от твоей нефритовой руки, достойный отец наш - семьдесят восемь. И ста тридцати пяти ты позволил сохранить свои ничтожные жизни.

– Позволил, - кивнул Конан. - И пусть они помнят об этом!

Хо поклонился.

– Где же нашему новому отцу, мудрому и доблестному дракону, благоугодно поискать теперь добычи и пропитания для детей своих?

Конан оглядел далекие горизонты, где сине-зеленые небеса смыкались с голубым хрусталем небес, глубоко вдохнул соленый и свежий морской воздух, вспомнил пышные сады под Базрой, обильные деревьями и травами вендийские джунгли и яркие цветы на улицах Прадешхана. Тут, в теплых краях, все зеленело и плодоносило, обласканное щедрым солнцем, но в далекой Киммерии давно наступила осень.

И, подумав об этом, Конан задумчиво протянул:

– Осень… осень пришла, Хо… А осенью мудрые драконы улетают на юг. Так что прикажи-ка разворачивать корабль, старый пес! Мы пойдем в море Му.