Неразгаданное сердце - Картленд Барбара - Страница 43

• Предыдущая
• 43/47
• Следующая

— Ты скучала по мне? — спросил герцог. Взглянув на его лицо, освещенное лучами заходящего солнца, Вирджиния поняла — что-то произошло. Он изменился. Прочь исчезли циничные напряженные черточки, которые порой так ее пугали. Прочь исчезла молчаливая сдержанность и впечатление, будто он постоянно борется неизвестно с чем. Впервые за то время, что она знала его, он выглядел молодым и беззаботным, и она поняла, что не ошиблась, решив, что произошло нечто, способное полностью изменить их отношения. От смущения она не смела взглянуть ему в глаза.

— Мне кажется, ты напрашиваешься на комплименты, — произнесла она в ответ на его вопрос.

— Неужели ты флиртуешь со мной, Вирджиния? — спросил он и улыбнулся самым краешком губ, — Раньше такого никогда не было.

Вирджиния рассмеялась.

— Просто не представлялась возможность, — призналась она. — Мы все время должны были участвовать в серьезных, даже страшных событиях.

— Но сейчас все драконы побеждены, — сказал он. — И вовсе не святым Георгом — ему не удастся поставить это себе в заслугу — а его принцессой. Моя счастливая звезда! Знаешь, Вирджиния, если бы не ты, я был бы уже мертв!

Вирджиния даже вздрогнула.

— Давай не будем говорить об этом, — попросила она. — Не сегодня. Забудем все, что случилось. Представим, что мы не прошли через все те ужасы. Их никогда не было. Вместо этого подумаем, что мы просто два человека, которые встретились, два человека, которые… нравятся друг другу… немного.

— Которые любят друг друга, Вирджиния! — поправил ее герцог. — Давай смотреть правде в лицо. Я люблю тебя и больше не боюсь заявить об этом. Я люблю тебя, Вирджиния!

В его голосе было столько страсти, что она ощутила трепет во всем теле.

Он подвел ее к столу. Лакеи принесли тонкие, экзотические блюда, наливали вино в хрустальные бокалы. Но Вирджиния не замечала, что она ела и пила. Она только знала, что время бежит слишком быстро. Когда стемнело, Вирджиния взглянула на озеро и увидела, что вдоль всего берега мерцают огоньки. Их зажгли невидимые руки, и они же подтолкнули их, пуская вплавь по неподвижной водной глади — маленькие кораблики в виде цветов, посредине которых светились мигающим огнем свечи.

— Как красиво! И как только ты придумал такую красоту? — воскликнула Вирджиния.

Они поднялись из-за стола, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Когда они вернулись обратно, стол исчез, а вместе с ним и слуги. Остался только мягкий, удобный диван в подушечках, на котором она могла сидеть рядом с герцогом и любоваться озером. Он сел рядом и взял ее руку в свою.

— Ты счастлива? — спросил он. — Твои глаза сияют ярче, чем все свечи на озере.

— Ты же знаешь, я счастлива, — ответила Вирджиния, — Не только потому, что ты устроил все это для меня, но и потому, что мы вместе. Пусть я покажусь тебе глупой, но когда ты уехал, мне показалось, что мы никогда больше не увидимся. Даже сейчас мне не верится, что тебя не подстерегает опасность за каждым темным углом, или что мне не нужно больше волноваться за каждый твой шаг, за каждый проглоченный тобой кусок.

— Ты действительно испытываешь ко мне такие чувства? — спросил герцог.

— Если бы я флиртовала с тобой, — ответила Вирджиния, — я бы так не говорила. Но… да — именно это я чувствую!

— Дорогая моя, как мне рассказать, что значат для меня твои слова? — промолвил герцог. — Я хочу, чтобы ты знала об одном. Всю свою жизнь я хотел встретить ту, которая полюбила бы меня ради меня самого — не потому, что я герцог, не потому, что я богат, знатен, могуществен, а просто полюбила бы во мне мужчину.

Он замолчал на секунду и отвернулся. Вирджиния поняла, что воспоминания о прошлом больно ранят его.

— Когда я был еще очень молод, — тихо продолжал герцог, — я полюбил одну красивую девушку и думал, что она любит меня так же, как я ее. Она уверяла меня в этом. Говорила, что для нее ничего не имеет значения, кроме меня самого. Мы обручились и должны были вскоре пожениться, когда однажды, совершенно случайно, я узнал, что она любит другого человека, очень небогатого. Но она не согласилась разделить с ним судьбу, потому что хотела получить все, что я мог дать ей, будучи сыном своего отца.

У Вирджинии вырвался сочувственный возглас. Пальцы герцога сомкнулись на ее руке.

— Теперь все кажется глупым, — произнес он, — когда вспоминаешь, как я страдал тогда. Молодые часто очень ранимы. После такого урока я повзрослел за одну ночь, но к тому же стал очень циничным во всех вопросах, касающихся женщин. У меня было много романов, Вирджиния, и я не буду скрывать этого. Если женщины были готовы подарить мне свою благосклонность, то было бы против человеческой природы отвергать их. Но всегда в глубине сознания у меня оставалось сомнение: а были бы они такими благодушными, не будь я такой важной особой. Эта мысль отравила всю мою жизнь. Я всегда искал кого-то, кто полюбил бы меня, кому бы ничего не нужно было от союза со мной — ничего, кроме любви.

— Наверное, мы все стремимся к одному и тому же, — мягко заметила Вирджиния.

— А ты, Вирджиния, чего ты хотела? — спросил герцог.

— Каждая женщина хочет, чтобы ее любили, — не спеша проговорила Вирджиния. — Но больше всего она хочет чувствовать, что является главным в жизни мужчины. Она хочет быть первой. Она хочет быть самым важным для него.

Она посмотрела ему в глаза, а он вдруг непоследовательно произнес:

— Никогда раньше не видел, чтобы у женщины так менялось лицо. Когда ты серьезна, твои глаза как бы темнеют, а когда ты весела и смеешься, они загораются огоньками. Милая моя, как ты прекрасна, и как ты непохожа на всех, кого я когда либо знал.

— Зачем ты мне это говоришь? — спросила Вирджиния.

— Наверное, отчасти потому, что ты американка, — ответил герцог. — Тебя не связывают условности, кастовость, светские нормы поведения. Но все это не имеет ни малейшего значения. Важно то, что ты есть на самом деле. Ты такая искренняя и откровенная. Иногда у тебя даже неженская прямота и честность, и тем не менее, в то же самое время, ты вся — женщина. Скажи мне, Вирджиния, как много мы на самом деле значим друг для друга?

Вирджиния поднялась и прошла к краю террасы.

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказала она, — по крайней мере, о тебе. У нас такие разные жизни.

— Они были разные, — согласился герцог, — но мне кажется, мы перекинули мостик через пролив, когда впервые посмотрели друг другу в глаза. Что еще имеет значение, кроме нас с тобой, Вирджиния?

Она повернулась к нему лицом.

— Только ты сам можешь ответить, — сказала она. Он промолчал, отошел на другой конец террасы, обхватил перила, и она увидела, как косточки на его пальцах побелели.

— Разве одной любви мало? — хриплым голосом спросил он.

— Мне кажется, — проговорила Вирджиния, — это зависит от того, что ты называешь любовью. Он повернулся и неожиданно обнял ее.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Господи! Как сильно я люблю тебя!

Он коснулся губами ее губ, и они слились в поцелуе, когда не существует больше мужчины и женщины, а только одно целое. Вирджиния почувствовала, что все ее тело подчинилось его власти, что мир вокруг них исчез и они остались одни, между небом и землей, два сердца, соединившиеся вместе, которые искали друг друга целую вечность и наконец нашли.

— Я люблю тебя, — пробормотал герцог голосом, полным страсти.

Он целовал ее щеки, глаза и волосы, а потом поцеловал шею, где от волнения и счастья бился пульс. Он целовал ее плечи и белизну чуть выступавшей в декольте груди, и снова губы.

— О, Вирджиния! Вирджиния!

Ей казалось, он зовет ее откуда-то издалека, и она почувствовала, что трепещет от неведомого ей ранее восторга. Она словно музыкальный инструмент отзывалась на каждое его прикосновение. Ей почудилось, словно его губы выпили всю ее душу из тела, и теперь она полностью в его власти.

Как долго они простояли, не разжимая объятий, Вирджиния не представляла, а потом вдруг она ощутила себя свободной.

• Предыдущая
• 43/47
• Следующая