Большая жемчужина - Новогрудский Герцель (Герцль) Самойлович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/15
- Следующая
Он не хотел расставаться с рыбой-добытчицей и был прав. Большая Жемчужина ловила для него черепах. Она была в его доме кормилицей.
РАННЕЕ-РАННЕЕ УТРО
Как же Нкуэнг охотился со своей Большой Жемчужиной?
Вот послушайте.
Раннее-раннее утро. Громадное багровое солнце встает над океаном. Вода кажется розовой, пальмы на фоне воды — будто вырезанными из коричневого и зелёного картона, а две лодки на белом песке — совсем чёрными.
Лодки лежат по-разному. Одна целиком вытащена на сушу и опрокинута вверх дном, другая, притопленная, уткнулась носом в берег, а кормой почти вся в воду.
В ней-то и живёт Большая Жемчужина. С первыми лучами солнца рыба, как всегда, в нетерпении. Её горб-плавник поднимается над водой то с одного борта полузатопленной лодки, то с другого. Где Нкуэнг? Где её хозяин? Ведь рассвет уже наступил. А с рассветом он всегда появляется, и вместе с ним в воде появляются банановые гусеницы. Вкусные! Вкуснее их нет ничего на свете.
Прилипала изогнулась, ударила хвостом так, что брызги полетели, метнулась от одной стороны лодки к другой. Безобразие! Сколько можно ждать? Почему нет ryсениц?
ЯМС — ПОЛЕЗНОЕ РАСТЕНИЕ
Большая Жемчужина сердилась зря. Нкуэнг пришел вовремя. Он не торопясь приблизился к садку, довольно улыбнулся, когда увидел, как нетерпеливо стала кружить рыба при его появлении, снял мешочек, висевший через плечо, и, доставая оттуда корм, стал пригоршнями бросать его в тёмную воду.
Прилипала жадно схватила еду, потом выпустила, потом снова схватила. Обман! Это вовсе не гусеницы.
Да, в мешочке были распаренные клубни ямса. Нкуэнг знал, что Большая Жемчужина не очень любит их, но знал также и то, что одних гусениц ей давать нельзя. Питаясь только ими, рыба станет вялой, сонной, ленивой. Ямс — полезное растение, пусть ест. А гусеницы от неё не уйдут. Нечего ей жадничать.
Прилипале пришлось подчиниться. Ямс был съеден без остатка. В конце концов, это не такая уж плохая вещь. Да и гусеницы, надо думать, появятся. Так ведь каждый день бывает: сначала — ямс, или рис, или ещё что-нибудь в том же роде, потом — гусеницы.
На этот раз тоже всё было как всегда. Только прилипала покончила с ямсом, как в воде оказалась банановая гусеница. Прилипала кинулась, схватила. И тут же перед глазами мелькнула вторая. Да какая большая! А за ней ещё. Вот это дело! Он всё-таки молодец, её хозяин, знает, чем угодить. Она для него тоже постарается.
МИНДАНАЕЦ, ШХУНА И МЕДНЫЙ ТАЗ
Солнце тем временем честно выполняло свои обязанности. Минуту назад только макушка его выглядывала из моря, а тут поднялось по пояс и засверкало, как медный таз.
Такой таз Нкуэнг видел недавно на шхуне торговца с Минданао. Судно бросило якорь возле островка, и купец позволил всем, кто хотел, подняться на палубу, полюбоваться товарами.
Чего-чего у него только не было! Блестящие бусы, зеркальца, трубки, рыболовные крючки, ножи большие и ножи маленькие, табак, чтобы курить, и табак, чтобы жевать; тёмные сладкие, завёрнутые в серебряные бумажки, тающие во рту комочки, которые называются конфетами, и тоже сладкие белые, как ядро кокосового ореха, квадратики, которые называются сахаром.
А сколько пёстрой материи было у минданайца! Глаза разбегались. И ещё был у него таз. Очень красивый. Он сиял, как солнце, и, как солнце, пускал в глаза слепящие лучи.
Нкуэнгу до смерти хотелось заполучить эту медную круглую штуку, спорящую с самим солнцем. От неё в хижине всем станет весело.
Жене, например. Она любит глядеться в маленький осколок зеркальца, которое есть у неё. Но таз ведь лучше зеркальца, в нём всё кажется золотым. Вот пусть и смотрит на себя, пусть хвалится перед другими женщинами.
Или дети… Уж они-то обрадуются! Сделают тазу рожицы — таз повторит, ударят по тазу — таз зазвенит, наведут на солнце — таз отсветит так, что ни одного тёмного уголка в хижине не останется.
И, наконец, его, Нкуэнга, взять: ему тоже будет хорошо. Сядет в уголке на корточки, закурит трубку, станет смотреть кругом и думать о том, как славно у него всё получается. Есть хижина, есть жена, есть трое мальчишек, есть дочка Руайя, есть блестящий медный таз, есть лодка-садок и другая лодка — вёсельная, есть отличная прилипала-добытчица. Разве мало? Очень много. Человеку, пожалуй, больше ничего не нужно.
Но с тазом дело не вышло. Жена, дети, лодки, прилипала, как были, так и остались, а таз, от которого всем могло стать весело, минданаец увёз. Он слишком много потребовал у Нкуэнга. Нкуэнг никак не мог дать за таз пять черепашьих панцирей и целую кучу кокосовых орехов. У него столько не было. Тогда торговец повернулся спиной и велел матросам поднять якорь. Еле-еле успел Нкуэнг перебраться в свою лодку, до того шхуна сразу быстро пошла.
А таз уплыл вместе со шхуной. Но, может быть, он ещё достанется Нкуэнгу. Минданаец через месяц-другой вернётся, и Нкуэнг к тому времени постарается собрать много кокосовых орехов, наловить черепах.
ЕСЛИ ЕСТЬ ДВИЖЕНИЕ, БУДЕТ КОРМ
Однако таз — тазом, а время не ждёт. Надо поторапливаться. Вон и Большая Жемчужина волнуется.
Прилипале вправду надоело метаться в тесном пространстве. Она уже привыкла: после кормёжки полагается выходить на охоту. И чем скорее, тем лучше. Её тянуло на морской простор.
Но Нкуэнг не такой человек, чтобы торопиться. Всё, что делал, он делал не спеша. Сейчас он тоже не торопясь подошёл к опрокинутой вверх килем лодке, не торопясь перевернул её, не торопясь спустил в воду, не торопясь подтянул заплясавшую на мелких волнах посудинку к корме полузатопленного рыбьего садка.
Дальше, правда, от его медлительности следа не осталось. Когда нужно спешить, он и спешить умеет.
А тут без спешки не обойтись. Дело с рыбой связано, с одной из самых увёртливых рыб, какие плавают в океане. Её нужно перенести из садка в море. И не просто перенести, но ещё накинуть поводок, сделать так, чтобы вёрткая, как вьюн, и скользкая, как угорь, прилипала, оказавшись на привязи, чувствовала себя свободной.
Нкуэнг умел проделывать всё это лучше кого-либо другого. Рыба не успела опомниться, как океаниец выхватил её из садка, взнуздал и, опустив в воду, пришлёпнул спинной плавник к борту лодки, как пришлёпывают глину к стенке, когда штукатурят дом.
Очутившись таким не очень приятным способом в море, прилипала ударила хвостом раз, другой, но тут же ycnoкоилась. Всё идёт как надо: она держится спиной за что-то надёжное и это надёжное куда-то двигается. Раз есть движение, значит, будет корм. Так заведено в океане.
- Предыдущая
- 2/15
- Следующая