Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич - Страница 56

• Предыдущая
• 56/282
• Следующая

К счастью, вчерашнее заседание происходило в большом шатре и продолжалось с 2 до 5 часов. Я немножко устал, но все они, и В., были страшно довольны. Старый Гор. выразился, что здешнее заседание было более производительным, чем три месяца их обычной работы.

В следующем письме я сообщу тебе некоторые подробности его, нынче у меня нет времени. Мои бумаги запущены, и я должен просмотреть их.

Мне особенно как-то не хватает тебя в эти дни, мой солнечный луч! Благослови тебя Бог! Нежно целую тебя и дорогих детей. Неизменно твой муженек

Ники.

Ц.С.

15 июня 1915 г.

Мой любимый,

Прежде чем идти спать, начинаю письмо к тебе. Спасибо за телеграмму, которую я получила за обедом, — мы обедали в доме, так как только 9 градусов, и я перед тем мыла голову. — Я очень огорчена, что толстый О.[278] перестал посылать мне телеграммы. Объясняю это тем, что ничего интересного нет. — Когда тебя здесь нет, я не получаю прямых сведений и чувствую себя отрезанной. Нетерпеливо ожидаю обещанного тобою письма.

В городе ходят сплетни, будто все министры сменяются — Кривошеин премьером, Манухин на место Щегловитова. Гучков — помощником Поливанова и т.д. Наш Друг, к которому Аня ходила проститься, с нетерпением ожидает узнать правду об этом (будто Самарин назначается на место Саблера, которого лучше не сменять, пока не найдется ему хороший заместитель: Самарин, без сомнения, пойдет против нашего Друга и будет на стороне тех епископов, которых мы не любим, — он такой ярый и узкий москвич). Аня ему ответила, что я ничего не знаю. — Он просит тебе передать, чтобы ты обращал меньше внимания на слова окружающих тебя, не поддавался бы их влиянию, а руководствовался бы собственным инстинктом. Будь более уверенным в себе и не слушайся других, и не уступай тем, которые знают меньше твоего. Время такое серьезное и трудное, что нужна вся твоя мудрость и душевная сила. Он очень жалеет, что ты не поговорил с ним обо всем, что ты думаешь, о чем совещался с министрами и какие намерен произвести перемены. — Он так горячо молится за тебя и за Россию, и может больше помочь, если ты с Ним будешь говорить открыто. Я ужасно страдаю от разлуки с тобою. — 20 лет мы прожил вместе, и теперь происходят такие важные события, а я не знаю ни твоих мыслей, ни решений — это так больно! — Да хранит и наставит тебя Господь, мой дорогой друг!

Я тоже гораздо спокойнее, когда ты здесь. Я боюсь, что они пользуются твоей добротой и заставляют тебя делать вещи, которых ты никогда бы не cдeлaл, если бы спокойно обдумал их здесь.

Я зашла к Мавре на часок, — она спокойна и мужественна; у Татьяны ужасный вид — она еще худее и бледнее[279].

Какое ужасное несчастие случилось с молодой четой Казенбек! — Они ехали в своем автомобиле с бешеной быстротой и налетели на спущенный шлагбаум, который не заметили. — Он был убит на месте, а ей переломило руку. Сначала говорили, что ей ушибло обе ноги и голову, но теперь оказалось, что пострадала одна рука, и не очень сильно, но ей не сказали про мужа. Несчастный отец потерял, таким образом, своего третьего сына. — Ужасно!

Мы посетили выставку-базар. Там выставлены очень хорошие работы раненых, надеюсь, что это заставит всех выучиться какому-нибудь ремеслу.

У меня опять сильно болит голова, так что я лучше постараюсь заснуть – теперь уже 12 1/2 час. Все мои мысли и горячие молитвы сопутствуют тебе. — О, как жажду помочь тебе и внушить тебе веру в себя! — Как долго еще ты думаешь остаться? Спи спокойно и мирно, да хранят св. ангелы твой сон!

16 июня. Только что получила твое драгоценное письмо, за которое сердечно благодарю. Я рада, что ты остался доволен работой и заседанием. Да, любимый, относительно Самарина я более чем огорчена, я прямо в отчаянии он из недоброй, ханжеской клики Эллы, лучший друг Соф. Ив. Тютчевой и епископа Трифона[280].

Я. имею основательные причины его не любить, так как он всегда говорил и теперь продолжает говорить в войсках против нашего Друга. — Теперь опять начнутся сплетни насчет нашего Друга, и все пойдет плохо. — Я горячо надеюсь, что он не примет предложения — ведь это означает влияние Эллы и приставания с утра до вечера. Он будет работать против нас, раз он против Гр. — Кроме того, он такой ужасно узкий, настоящий москвич — ум без души. На сердце у меня тяжело — в 1000 раз лучше удержать Саблера еще на несколько месяцев, чем иметь Самарина! Прикажи устроить крестные ходы теперь, не откладывай их, любимый, слушайся меня, это очень важно, — прикажи скорее, теперь ведь пост и потому более своевременно, — выбери хотя бы день Петра и Павла, но только поскорее. — О, почему мы не вместе и не можем обсудить всего, чтобы избежать роковых ошибок! — Я слушаюсь не разума своего, а своей души, и желала бы, чтобы ты это сделал, мой любимый.

Я не хочу каркать, но открыто говорю тебе всю правду. До свидания, мой единственный и дорогой, да благословит и сохранит тебя Господь! Целую без конца . Навсегда твоя

печальная Женушка.

Ц.С. 16 июня 1915 г.

Мой любимый,

Только несколько слов перед сном. — Твой сладко пахнущий жасмин я положила в Евангелие — он напомнил мне Петергоф. Не похоже на лето, когда не живешь там. Мы обедали на воздухе сегодня, но после 9-ти часов вернулись в дом, так как стало сыро. Днем я сидела на балконе. — Хотелось пойти вечером в церковь, но чувствовала себя слишком утомленной. — На сердце такая тяжесть и тоска! — Я всегда вспоминаю, что говорит наш Друг; как часто мы не обращаем достаточного внимания на Его слова! — Он так был против твоей поездки к ставку, потому что там тебя заставляют делать вещи. которые было бы лучше не делать. Здесь дома атмосфера гораздо здоровее, и ты более верно смотрел бы на вещи, возвращайся скорее. — Я это говорю не из эгоистического чувства, а потому, что здесь я спокойнее за тебя, а когда ты там, я постоянно боюсь, не замышляют ли чего. Как видишь, я совершенно не доверяю Н... Я знаю, что он далеко не умен и, раз он враг Божьего человека, то его дела не могут быть успешны и мнения правильны. — Григ. вчера вечером в городе перед отъездом слыхал о назначении Самарина (это уже было известно) и был в полном отчаянии, так как неделю тому назад Он просил тебя не торопиться с увольнением Саблера, так как скоро найдется подходящий человек А теперь московская клика опутает нас, как паутиной. Враги нашего Друга — наши враги, и я убеждена, что Щерб. к ним примкнет. Прости меня, что пишу тебе все это, но я так несчастна с тех пор, как узнала об этом, и не могу успокоиться. Теперь я понимаю, почему Григ. был против твоей поездки туда. Здесь я могла бы помочь тебе. — Боятся моего влияния, Григ. сказал это (не мне), и влияния Воейкова, потому что знают, что у меня сильная воля, я лучше других вижу их насквозь и помогаю тебе быть твердым. — Если бы ты был здесь, я бы употребила все силы, чтобы разубедить тебя, потому что думаю, что Бог бы мне помог, и ты бы вспомнил слова нашего Друга. — Когда Он советует не делать чего-либо, и Его не слушают, позднее всегда убеждаешься в своей неправоте. Но если он примет назначение, Н. будет стараться восстановить его против нашего Друга, это его тактика.

Умоляю тебя, при первом разговоре с С.[281], поговори с ним энергично, — сделай, любимый мой, это ради России. На России не будет благословения, если ее Государь позволит подвергать преследованиям Божьего человека, я в этом уверена. Скажи ему строго, твердым и решительным голосом, что ты запрещаешь всякие интриги или сплетни против нашего Друга, иначе ты его не будешь держать. Преданный слуга не смеет идти против человека, которого его государь уважает и ценит. — Ты знаешь, какую гадкую роль Москва играет во всем этом. Скажи ему про все, и что его лучший друг — Соф. Ив. Тютчева — распространяет клеветы про наших детей. — Подчеркни это и скажи, что ее ядовитая ложь принесла много вреда, и ты не позволишь повторения этого.

• Предыдущая
• 56/282
• Следующая