Падение Иерусалима - Картун Дерек - Страница 44

• Предыдущая
• 44/77
• Следующая

— Тебе повезло, — объявил, входя, Поран. — Он тебя помнит с того заседания. Похоже, ты произвел на него впечатление. Готов встретиться прямо сейчас, но не больше чем на десять минут.

— Сверх всяких правил, а? — хмыкнул Бен Тов.

— Если он поймет, что ты просто псих, — ну мне и достанется!

— Не бойся, — утешил его Бен Тов. — Работу ты, конечно, потеряешь, но мою дружбу — ни за что.

Кабинет премьера был рядом, по другую сторону коридора. Красная лампочка над дверью погасла, зажглась зеленая.

— Он и мне велел присутствовать. Смотри, покороче излагай и поконкретнее. Чем меньше у него пробудешь, тем меньше вероятность, что он тебя выгонит. И стрелять не посмеет.

Премьер сидел за столом, на нем была рубашка с коротким рукавом, перед ним лежали только папки. Он был занят: снял одни очки, надел другие. Посетители уселись напротив стола, и хозяин кабинета уставился на Бен Това:

— Правила нарушаем? А у тебя в отделе тоже так?

— Жизнь заставила, господин премьер-министр. — Бен Тов собрался с духом, голос его прозвучал достаточно твердо. Этот непредсказуемый человек, перед которым все вокруг трепетали, ему и вправду нравился.

— Ну, слушаю.

Бен Тов начал было заново излагать то, что говорил на заседании чрезвычайного комитета, но закончить у него терпения не хватило:

— Вы, должно быть, все это помните, — сказал он, прервав собственную речь. Премьер только кивнул в ответ, и Бен Тов перешел к последним событиям.

— Все, что нам удалось узнать, подтверждает, что «Шатила» стремится заполучить атомную бомбу. Правда, полной уверенности пока нет, но нет и доказательств, что мы ошибаемся. Мы должны прояснить их планы и потом действовать соответственно. Но приходится пробивать свои идеи на самом высоком уровне — вот у вас. Потому что на более низких уровнях мне отказывают на том основании, что вы, мол, будете недовольны.

— Почему это я буду недоволен?

— Мне сказали, что диверсия, то есть полет бомбардировщика для того, чтобы отвлечь внимание от моего агента, которого необходимо переправить из Сирии в Израиль, скажется нежелательным образом на процессе мирного урегулирования, особенно в связи с тем, что на следующей неделе вы летите в Вашингтон.

— Так оно и есть…

— Но, господин премьер-министр, если не выручить моего агента, то это нежелательным образом может сказаться на безопасности страны — с «Шатилой» шутки плохи. Исход операции зависит от диверсии — генерал Шапиро подтвердит, что без нее шансы на успех уменьшаются наполовину.

Премьер-министр вопреки своему обыкновению все еще не проявлял нетерпения, хотя обещанные десять минут давно прошли.

— Может, ты и прав насчет мирного урегулирования — это все больше разговоры, чем дело. Но для меня и министерства иностранных дел оно имеет большое значение, — он снял очки, положил на стол, подвигал туда-сюда и снова водрузил на нос, после чего, не говоря ни слова, долго и пристально разглядывал физиономию Бен Това. Тот отвечал ему не менее пристальным взглядом.

— Этот человек, — сказал себе Бен Тов в ту минуту, — потому получил свой пост, что оказался лучшим среди кучки себе подобных: у всех у них чудовищно раздутое самолюбие — и ничего больше. Разве способны они испытывать самые обычные человеческие чувства — нерешительность, например, или изумление, даже страх?

— После вашего ухода я позвоню министру обороны — ни к чему тебе присутствовать при разговоре. Поран поставит тебя в известность о том, какое решение мы примем.

— Спасибо, господин премьер-министр, — поблагодарил Бен Тов, как если бы решение было вынесено заведомо в его пользу.

— Я крайне недоволен, друг мой, тем, как ты добился этой нашей встречи. Поран права не имел приводить тебя сюда и отнимать мое время. Ты к тому же нарушил субординацию — это просто неслыханно!

— Прошу прощения, господин премьер-министр.

— Надеюсь, это не повторится.

— Конечно, нет, господин премьер-министр.

— Так и ступай и вызволяй этого своего агента, надеюсь, он того стоит, Поран даст тебе ответ в ближайший час.

Дело в шляпе, подумалось Бен Тову. Но вот чего он не знал, как впрочем, и министр обороны — это того, что премьер вел собственную игру, жарил, так сказать, собственную рыбку, и вдруг — несомненно его сам Бог послал — является этот человек и предлагает способ, как получше раскалить сковородку. Иными словами, премьер-министр как раз изыскивал — безуспешно до сей минуты — предлог, чтобы прервать на время диалог в Вашингтоне. Встреча его с президентом Соединенных Штатов была назначена заблаговременно, однако сейчас она никак не устраивала израильскую сторону. В настоящий момент Иордания была близка к тому, чтобы пойти на уступки общественному мнению и улучшить свои отношения с Израилем. Но в той крутой игре, которую вел столь искусно израильский премьер, этот ход партнера был нежелателен. Тайные произраильские силы, действовавшие в самом Аммане, побуждали Иорданию отказаться от предполагаемых уступок — если это получится, американцы волей-неволей примут сторону Израиля. В противном же случае, как опасался премьер, придется начинать новый раунд переговоров, в процессе которых антиизраильские настроения в конгрессе будут сильно подогреваться уступчивостью арабов — вот, мол, они же идут на компромисс! — и его собственной известной на весь мир бескомпромиссностью: ни на йоту он не изменит своей позиции, когда речь зайдет о проблемах территорий на западном берегу реки Иордан. Так надо постараться избежать прямой конфронтации, не следует ему сейчас ехать в Вашингтон. Вариант с полетом израильского бомбардировщика — кажется, это то, что надо. Сирия и Ливан поднимут крик, продемонстрируют свой скандальный нрав, Иордания не посмеет им перечить, и всю ее никому не нужную доброжелательность как рукой снимет. Но в своем правительстве он этих планов обнаружить не может — вечно там ястребы набрасываются на голубей и миролюбивые голубки, трепеща крылышками, обращаются со злобными разоблачениями к народу. Характер премьера отнюдь не способствует мирному сосуществованию и сотрудничеству с правительством, демократом его можно назвать только условно.

Одним словом, он вовсе не разделяет того энтузиазма, который прямо-таки сжигает этого малого из «Моссада». Складывайся обстановка в Вашингтоне иначе, он бы ему, не задумываясь, отказал, да присовокупил вдобавок, что вот, мол, еще один пример жестокости и недальновидности арабского отдела разведки. Теперь же он почел за лучшее дать свое согласие, о чем и заявил с большим нажимом министру обороны, в голове которого мелькнуло, что хорошо бы в знак протеста немедленно подать в отставку, однако мысль эта как родилась, так тут же и скончалась.

— В прессе будет жуткий скандал, — все же осмелился он возразить.

— Конечно, будет.

— Мы снова испытываем терпение наших друзей. Считаю своим долгом заметить, что американцы непременно наложат эмбарго на поставки «Фантомов» — а они очень нужны.

— Ничего, подождем. Послушай, Эли, у тебя неправильное представление о времени. Разве долго весь мир, даже противники поминают нам всякие эксцессы и промахи? Иногда месяца три, ну максимум полгода. Зависит от того, какой инцидент. Конечно, эта история с Шатилой и Саброй тянулась Бог весть сколько, потому что мы сами полезли выискивать всякие там законные поводы для этого дела. А убийства в Риме и Вене — три месяца и всё! Ну хорошо, четыре. А потом все забылось. Говорю тебе, мир сыт по горло всякими ужасами, ему хочется от них передохнуть, забыться…

Когда премьер стремился добиться своего, ему не чуждо было красноречие. Он и библейские тексты привлекал для подтверждения собственной правоты, если подвертывалась под руку подходящая цитата.

Министр обороны не ответил, он уже предвкушал, как при случае расправится с этим гнусным Бен Товом.

В пять утра кромешная тьма на востоке начала рассеиваться, черное небо приняло розоватый оттенок, потом оранжевый — и тонкий ломтик солнца высунулся из-за горизонта. Эссат осушил носовым платком покрытое росой переднее стекло машины и выжал платок себе в рот — вода имела металлический привкус. Еды у него не было. Потом он выпустил немного воздуха из шин, как это обычно делают, если предстоит ехать по песку, и прикинул, сверяясь с солнцем, правильны ли показания компаса на приборной доске, — на компас могли влиять разные металлические предметы в самой кабине, поэтому он выкинул все, что можно было выкинуть. Осторожно развернув фургон на бархане, он выехал на проселочную дорогу, ведущую к востоку. Ехать по плотно утрамбованному песку было удобно; а там, где поверхность под колесами становилась предательски мягкой, Эссат, угадывая эти места по звуку, сбрасывал скорость. За час он покрыл таким образом сорок километров и добрался до деревни Саб-и-Бияр. Здесь пролегала асфальтовая дорога, и Эссат проехал по ней километра два на восток, поглядывая все время налево: где-то здесь должен быть поворот на север. Местность он представлял себе отчетливо, будто видел перед собой карту.

• Предыдущая
• 44/77
• Следующая