Тайна прошлогоднего снега - Роньшин Валерий - Страница 19

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая

Но, к счастью, никто из нас троих не взорвал­ся. Компик оказался гениальным сапером. А знае­те, какая разница между простым сапером и гени­альным? Простой сапер ошибается только один раз в жизни, а гениальный никогда не ошибается.

Клик-клик-клик… — Гошины пальцы бегали по клавишам, как у заправского пианиста-вир­туоза.

— Готово! — объявил он через минуту. — Мин больше нет! Можешь, Эмма, открывать письмо, теперь это абсолютно безопасно.

Я открыла таинственный «месседж» («посла­ние» — по-русски говоря) и прочла. В нем было всего два слова. Догадываетесь, какие?.. «ПРО­ШЛОГОДНИЙ СНЕГ».

М-да, этот прошлогодний снег буквально пре­следует меня и в реале, и в виртуале, и во сне, и наяву. Хотя реал и явь — это, кажется, одно и то же.

— Ты опять, Эмма, распутываешь какое-то запутанное дело? — вывел меня из задумчивости голос Компика.

— Откуда ты знаешь?

— А чего тут знать, раз тебе мины по почте присылают.

— Спасибо Гошенька, что ты их разминиро­вал, — с чувством сказала я.

— Ты обещала меня поцеловать, — напомнил юный гений.

Раз обещала — надо выполнять. Я поставила гения на стул, так как он был от горшка два вершка, и влепила ему в щеку сочный, влажный и звонкий поцелуй. Вот такой: ЧМОК-С!

Гоша аж зажмурился от удовольствия.

— Может, у тебя еще какие-нибудь проблемы есть? — с надеждой спросил он. — Я бы и их по­мог тебе решить. За поцелуйчик, естественно.

— Эх, Гошка, Гошка, — вздохнула я, — если б я тебе рассказала обо всех своих проблемах, мы б с тобой тут до вечера целовались.

— Ну так расскажи, — загорелся Компик. — А я тебе помогу, ведь я же профессор и без пяти минут академик.

— Эх, Гошенька, — снова вздохнула я, — здесь надо быть сыщиком, а не академиком. Ка­ждый хорош на своем месте. Впрочем… — при­кинула я.

— Что «впрочем»? — встрепенулся гений.

— Ну вот смотри… — И я рассказала Гоше о звонке Гафчика.

— Тут могут быть две объясниловки: рацио­нальная и иррациональная, — стал размышлять карапуз. — Рациональная — это кто-то просто записал на пленку голос твоего Гафчика, а потом выдал запись на твой мобильник с какой-то од­ному ему известной целью.

— Исключается, — сразу отмела я рациональ­ную объясниловку. — Я умею отличать записан­ный голос от реального.

— Ну тогда остается иррациональная объясниловка: твой Гафчик и вправду звонил тебе из потустороннего мира, чтобы что-то сообщить.

— Но это же мистика чистейшей воды.

— Мистика, — не спорил без пяти минут ака­демик. — Но что такое мистика? Это то, что нау­ка пока еще не в силах объяснить. Когда-то и се­верное сияние было мистикой, и удары грома, и сверкание молнии, и лунное затмение, и земле­трясение, и извержение вулкана… — пустился Гоша в пространное перечисление.

А я в это время думала о своем.

— Что же Гафчуля хотел мне сообщить свои­ми «гаврр-гаврррами»? — задумчиво произнесла я вслух.

— Между прочим, есть такой город во Фран­ции, — заметил Компик.

Я даже не сразу въехала.

— Какой город?

— Гавр.

- Да ну?

— Ну да! — Гоша тут же сгонял в другую ком­нату за картой мира и показал мне. — Смотри.

Я посмотрела. Точно, Гавр. Во Франции. На берегу пролива Ла-Манш.

— А что, если твой Гафч как раз и имел в ви­ду город Гавр? — предположил Гоша.

— Гошенька, ты гений! — воскликнула я.

— Да, я гений, — с грустью согласился ге­ний, — а что толку, если ты не хочешь за меня замуж выходить.

— Подрасти немножко — может, и выйду, — обнадежила я Компика и, еще раз чмокнув его в щеку, помчалась в Гавр.

Гавр оказался самым скверным городком из всех приморских городов Франции. У меня там чуть не съехала крыша, да еще вдобавок меня едва не утопили. Но зато я…

Впрочем, расскажу обо всем по порядку.

Вначале я на самолете прилетела в Париж, а оттуда, уже поездом, отправилась в Гав-ррр (как выражается покойный Гафчик).

Поезд летел. Электровоз свистел. Пассажиры спали. Проводник храпел. Ранним утром я при­была в Гавр и сняла в маленьком отельчике ма­ленький номерок: ванна, кровать, телик, стол, зеркало… короче, жить можно.

Единственной деталью, которая не вписыва­лась в миленькую обстановочку, был черный цветок в черном горшке. Точно такой же цветок с черными колючками на длинных черных стеб­лях я видела в мастерской Афиногены Смертолюбовой. Тогда я не обратила на этот цветочек особого внимания, не обратила и сейчас. А на­прасно, напрасно…

Да, совсем забыла вам сказать, что в номере был еще шикарнейший тубзик. Так бы и сидела в нем вечно. Но вечного ничего не бывает, и, в конце концов, мне пришлось покинуть туалет. Потому что меня ждал завтрак.

На завтрак было несколько долек огурчиков и помидорчиков в сопровождении сметанки. Рядом с салатиком стоял омлет в омлетнице и лежал хлеб в хлебнице. Хлеб был настолько мягкий, что, когда я откусывала кусочек, в рот пытался влезть весь кусок. Ко всему этому я добавила ветчину и сыр. А напоследок влила в себя чашеч­ку чая со сливками.

После завтрака я отправилась бродить по Гав­ру, решив денек побездельничать, а уж завтра со свежими силами приступить к расследованию. Куда, собственно говоря, торопиться? Гафчика с Володькой все равно с того света уже не вернуть. Да и как любил повторять мой учитель по сы­щицким делам майор Гвоздь: «Если ты такой то­ропливый, то тебе нужно было родиться от своей бабушки».

Вскоре я вышла на пляж и увидела безбрежный океан. Строго говоря, это был, конечно, не океан, а пролив Ла-Манш. Но все равно это был и океан тоже. Над океаном висело солнце.

Вообще если говорить о солнце и луне, то они мне нравятся, лишь в определенные периоды своего существова­ния. Луна мне нравится круглая, яркая, когда вид­на каждая прожилка на ней, когда она ослепляет своей яркостью, и тут я начинаю думать, что она светит ничуть не хуже солнца, а даже лучше, пото­му что умудряется осветить темную ночь. Солнце же мне нравится на восходе и на закате, и не бо­лее того. Обычно, смотря в эти моменты на солн­це, я пытаюсь его пересмотреть: кто кого. Иногда оно у меня выигрывает, иногда я у него.

Вот блин горелый! Опять я заболталась! При­ношу девяносто килограммов извинений!..

В общем, я решила искупаться. Вода была классная, клевая, теплая и прозрачная. Я взяла в прокате ласты, маску, трубку и пошла нырять глу­боко под воду. Да, забыла вам сказать, что поми­мо альпинизма я еще и дайвингом занималась, ну то есть подводным плаванием. В каких морях я только не плавала — и в Черном, и в Белом, и в Желтом, и в Красном, и даже в Мертвом.

Вдоволь наплававшись, я бухнулась на лежак под зонтик. Дул легкий ветерок с пролива, на пляже играла музыка… Такая расслабуха насту­пила. Я лежала пузом кверху и отрывалась. И все мне было ПО ФИГУ!

Короче, кайф!

Но за кайфом всегда следует отстой. Уж не знаю почему, но это так.

И вот возвращаюсь я в отель, вхожу в свой но­мер и обнаруживаю, что не только ванная комна­та, но и коридор, а еще вся, ну абсолютно вся комната залиты КРОВЬЮ, причем уровень крови от пола — сантиметров шесть, не меньше. Хоро­шо еще, что я была в крутых сабо на высокой платформе и поэтому лишь немного намокла.

Я помчалась на ресепшн и стала кричать, что у меня в номере кровь!.. море крови!.. Портье понес­ся следом за мною. Мы вбежали в мой номер. И…

И — ничего.

Представляете? Ровным счетом ничего. Ника­кой крови. Номер как номер.

— Пардон, — сказала я портье. — Миль пардон.

А чего тут еще скажешь?..

Портье посмотрел на меня как на идиотку и удалился.

А я сразу же вспомнила свой прикольный сон № 24. Ведь именно это мне и снилось. Один к одному. Я в каком-то заграничном отеле, захожу в свой номер, а там полно кровищи. Но одно де­ло — увидеть все это во сне, а другое дело — на­яву.

Сердце мое ухало, как филин (это птичка та­кая). Руки дрожали, как у алкаша (ну это понят­но кто)… Словом, нервишки пошаливали. Эх, наверное, я уже старею. Все-таки четырнадцать стукнуло, это вам не шуточки. Второй десяток давно уж разменяла.

• Предыдущая
• 19/29
• Следующая