Путешествие в Икстлан - Кастанеда Карлос - Страница 25
- Предыдущая
- 25/66
- Следующая
Я спросил его о том времени, когда человек бодрствует. Я хотел узнать, называет ли он как-нибудь его особенно, но он не понял или не захотел ответить.
– Как ты называешь это, вот то, что мы делаем сейчас? – спросил я, имея в виду, что то, что мы делаем, было реальностью в противоположность снам.
– Я называю это едой, – сказал он, удерживая смех.
– Я называю это реальностью, потому что еда наша действительно имеет место.
– Сновидение тоже имеет место, – ответил он, посмеиваясь. – точно так же охота, хождение, смех.
Я не настаивал на споре, однако я не мог, даже если бы я вышел из себя, принять его идею. Он, казалось, был доволен моим отчаянием.
Как только мы кончили есть, он заметил, что мы отправляемся на прогулку. Но мы не будем бродить по пустыне, так, как мы это делали раньше.
– На этот раз по-другому, – сказал он. – с этого времени мы будем ходить на места силы. Ты должен научиться делать себя доступным силе.
Я опять выразил свое замешательство. Я сказал, что я недостаточно квалифицирован для такого дела.
– Продолжай, ты оправдываешь глупый страх, – сказал он низким голосом, поглаживая меня по спине и доброжелательно улыбаясь. – я подбираюсь к твоему охотничьему духу. Ты любишь бродить со мной по этой прекрасной пустыне. Слишком поздно выбывать из игры.
Он пошел в пустынный чапараль. Головой он сделал мне знак следовать за ним. Я мог бы пойти спиной к своей машине и уехать, но только мне нравилось бродить по прекрасной пустыне вместе с ним, мне нравилось то ощущение, которое я испытывал только в его компании, что это действительно пугающий, волшебный и все же прекрасный мир. Как он сказал, я сидел на крючке.
Дон Хуан отвел меня к холмам, находящимся на востоке. Это была длинная прогулка. Был жаркий день. Жара, однако, хотя она обычно казалась невыносимой для меня, каким-то образом была незаметной.
Мы прошли большое расстояние и вошли в каньон, пока, наконец, дон Хуан не остановился и не уселся в тени каких-то камней. Я вынул несколько галет из рюкзака. Но он сказал, чтобы я не беспокоился о них.
Он сказал, что я должен сидеть в определенном месте; указав на одинокий почти круглый валун в трех-четырех метрах от нас, и помог мне забраться на его вершину. Я думал, что он тоже собирается сидеть там, но вместо этого он забрался только на половину его высоты для того, чтобы передать мне какие-то кусочки сухого мяса. С очень серьезным выражением он сказал, что это мясо обладающее силой и его нужно жевать очень медленно и его нельзя мешать ни с какой другой пищей. Затем он отошел назад в тень и сел, прислонившись спиной к камню. Он казался расслабленным, почти сонным. В таком положении он оставался до тех пор, пока я не кончил есть. Тогда он выпрямился и склонил голову направо. Казалось, он внимательно слушает. Два-три раза он взглянул на меня, выпрямился и начал обшаривать окружающее глазами так, как это делает охотник. Я автоматически застыл на месте и двигал глазами только для того, чтобы следить за его движениями. Очень осторожно он зашел за камни, как если бы ожидал, что на то место, куда мы пришли, сейчас выйдет дичь. Тут я понял, что мы находились в сухом водном каньоне, в круглом его расширении, окруженном песчаниковыми валунами.
Неожиданно дон Хуан вышел из-за камней и улыбнулся мне. он потянулся, зевнул и подошел к валуну, на котором я находился. Я переменил свою напряженную позицию и уселся.
– Что случилось? – спросил я шепотом.
Он ответил мне чуть не криком, что вокруг ничего нет, о чем беспокоиться. Я почувствовал тотчас же потрясение в животе. Его ответ был неподходящим к обстановке, и я не мог представить себе, чтобы он кричал, если для этого нет специальной причины.
Я начал слезать с камня, но он заорал, чтобы я оставался там еще.
– Что ты делаешь? – спросил я.
Он сел, укрывшись между двумя камнями у основания того валуна, на котором я находился, а затем сказал очень громким голосом, что он просто осматривался, потому что ему показалось, что он слышит что-то.
Я спросил его, крупное ли животное он услышал. Он приложил руку к уху и заорал, что не может меня расслышать и что я должен кричать свои слова. Я чувствовал очень большое неудобство в том, чтобы кричать, но он громким голосом велел мне говорить. Я закричал, что хочу знать, что происходит. И он крикнул в ответ, что вокруг ничего нету. Он орал, спрашивая, не вижу ли я чего-нибудь особенное с вершины валуна. Я сказал, нет, и он попросил меня описать ему местность, лежащую к югу от нас.
Некоторое время мы перекрикивались, а затем он сделал мне знак спуститься вниз. Я присоединился к нему, и он прошептал мне на ухо, что кричать было необходимо для того, чтобы наше присутствие было известно, потому что я должен сделать себя доступным той силе, которая находится именно в этой водяной дыре.
Я оглянулся, но не мог нигде увидеть водяной дыры. Он указал, что мы стоим на ней.
– Здесь есть вода, – сказал он шепотом. – и также есть сила. Тут есть дух, которого мы должны выманить. Может быть, он польстится на тебя.
Я хотел узнать побольше об этом непонятном духе, но он настоял на полном молчании. Он велел мне оставаться совершенно неподвижным, не произносить ни слова и не делать ни малейшего движения, чтобы не выдать нашего присутствия.
Для него, очевидно, было легко оставаться неподвижным в течение нескольких часов. Для меня, однако, это была сплошная пытка. Мои ноги затекли, моя спина болела и у меня ломило шею и плечи. Все мое тело онемело и замерзло. Я ощущал страшное неудобство, когда дон Хуан, наконец, поднялся. Он просто вскочил на ноги и протянул руку, чтобы помочь мне подняться.
Когда я пытался распрямить свои ноги, я понял непостижимую легкость, с которой вскочил дон Хуан после нескольких часов неподвижности. Для моих мышц понадобилось довольно много времени, чтобы восстановить эластичность, необходимую для ходьбы.
Дон Хуан направился обратно к дому. Он шел очень медленно. Он установил для меня расстояние в три шага, и на этом расстоянии я должен был вести наблюдения, следуя за ним. Он шел, петляя, вдоль нашего обычного пути и пересек его четыре-пять раз в различных направлениях. Когда мы, наконец, подошли к его дому, день клонился к вечеру.
Я попытался расспросить его о событиях дня. Он объяснил, что разговор не является необходимым. На некоторое время я должен воздержаться от вопросов, пока мы находимся на месте силы.
Мне до смерти хотелось узнать, о чем он говорит, и я пытался задавать ему вопросы шепотом, но он напомнил мне с холодным и жестким взглядом, что он говорит серьезно.
Мы сидели на его веранде в течение нескольких часов. Я работал над своими записками, время от времени он давал мне кусочек сухого мяса. Наконец, стало слишком темно, чтобы писать. Я попытался думать о новом развитии событий, но какая-то часть меня самого воспротивилась этому, и я заснул.
Суббота, 19 августа 1961 года
Вчера утром мы с доном Хуаном съездили в город и позавтракали в ресторане. Он посоветовал мне не менять мои пищевые привычки очень резко.
– Твое тело не привыкло к мясу силы, – сказал он. – ты заболеешь, если не будешь есть свою пищу.
Сам он ел с удовольствием. Когда я пошутил об этом, он просто сказал:
– Мое тело любит все.
Около полудня мы опять пошли в водный каньон. Мы начали с того, что стали делать себя заметными для духа при помощи «шумного разговора», а затем насильственной тишиной, которая длилась часами.
Когда мы покинули это место, то вместо того, чтобы направиться домой, дон Хуан повернул в сторону гор. Мы достигли каких-то пологих склонов и затем забрались на вершину высокого холма. Там дон Хуан выбрал место на открытом незатененном участке. Он сказал мне, что мы должны ждать до темноты, и что я должен вести себя наиболее естественным образом, что включает в себя задавание вопросов, которые я хочу задать.
– Я знаю, что дух шныряет тут, – сказал он очень тихим голосом.
- Предыдущая
- 25/66
- Следующая
