Попробуй догони - Кауффман (Кауфман) Донна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/62
• Следующая

– Согласен! – сказал Таггарт и погладил ее ладонью по руке так, что у Мойры по спине побежали мурашки.

Этот мужчина с каждой минутой все сильнее заинтриговывал ее своими непредсказуемыми жестами и поступками. Он то ощетинивался и сворачивался в клубок, словно колючий еж, то смотрел на нее доверчиво и ласково, как теленок. Но размышлять о странностях его натуры сейчас ей не хотелось, да и ее состояние совершенно не располагало к глубокому психоанализу.

– Из-за вас я постоянно теряю нить разговора, – посетовала вслух она, сама того не желая.

Его рука скользнула выше по ее плечу, легла ей на шею. Теребя пальцами пряди ее волос, Таггарт сверлил ее гипнотизирующим взглядом, храня при этом полное молчание.

– Что вы со мной делаете? – осевшим голосом произнесла она. – Надеетесь таким образом склонить меня к пересмотру условий контракта? Вы коварный искуситель! Настоящий библейский змей! Вам не миновать небесной кары!

– Возможно, – сказал с ухмылкой он. – Но я имею право на снисхождение, ибо сам не ведаю, что творю. Мои руки сами, помимо моей воли, рвутся вас ласкать. И не только они...

– Я заметила это, – сказала Мойра, остро ощущая напряженность его мужского естества низом своего живота. – Не пора ли нам покинуть это место, оказывающее на вас такое странное воздействие? И перебраться в более спокойное?

– Это вряд ли что-либо изменит, – возразил он, вешая фонарь на крюк, вделанный в стену у нее над головой. – К тому же здесь достаточно уютно. – Он сжал ее лицо ладонями.

Мойра запрокинула голову и непроизвольно раскрыла рот, подставляя губы для долгого и жаркого поцелуя, который сам собой перерастет в буйный коитус, как она втайне надеялась. Внутри у нее закипал вулкан желания, готовый вырваться наружу. Но Таггарт почему-то не торопился войти в нее.

Их жаркий поцелуй, как ей показалось, длился уже целую вечность. Наконец Таггарт закрыл глаза, обрамленные длинными ресницами, и прошептал:

– Остановите меня, я собой не владею...

Но не успела Мойра сообразить, приказ ли это либо просьба, как он снова запечатал ей рот поцелуем и крепче прижался к ней всем своим напрягшимся телом. Мойра даже не поняла, то ли она сама ему отдалась, то ли он овладел ею в мгновение ока, но только он начал уверенно и мощно работать торсом, доставляя ей неземное удовольствие.

На этот раз его толчки не были похожи на дикарскую пляску, но они совершенно лишили ее рассудка. То пронзая ее почти насквозь своим несгибаемым фаллосом, то вновь извлекая его из ее бурлящего лона, Таггарт вынуждал Мойру сладострастно стонать и умолять его любить ее вновь и вновь. Бедра Таггарта заходили ходуном, она же крепче стиснула ногами его могучий торс и впилась пальцами в его широкие мускулистые плечи, не заботясь о том, будет ли он уважать ее после этого.

Как ему удавалось без особого труда совершенно ее обезоруживать и лишать не только самоуважения, но и самоконтроля? Почему она зверела, лишь только его мужское естество входило в нее до упора? А самое любопытное, почему все это происходило именно в позиции «стоя», возле холодной кирпичной стены? Отчаявшись найти ответы на эти головоломные вопросы, Мойра принялась скакать на чреслах Таггарта с нечеловеческой силой, стукаясь об стену копчиком и затылком так, будто бы стремилась пробить в ней брешь. Таггарт усилил свой мужской натиск.

Все сомнения и колебания казались ей в этот момент эфемерными, истинную ценность имели только эти дикарские ласки – их губы, слившиеся в поцелуи, тела, ставшие единым целым, его мужское орудие, вибрирующее в тисках ее женственности, словно отбойный молоток. Могла ли она в таком экстазе еще и думать о последствиях? Могла ли колебаться, испытывая оргазм?

И Мойра не подумала о них, когда с грудным стоном исступленно задергалась, закатив к сводам замка глаза.

– О Боже! – прохрипел тот, чьи бедра она ловко оседлала, и тоже содрогнулся в сладостной конвульсии. – Что я натворил... – Он перевел дух, поставил ее ногами на пол и, повернувшись к ней спиной, стал приводить себя в порядок. – Извините, – наконец добавил он.

– Любопытно узнать, за что конкретно? – насмешливо поинтересовалась Мойра, поправляя на себе одежду.

– За неджентльменское поведение, – ответил он и рассмеялся.

– Я тоже вела себя не совсем так, как это приличествует леди, – язвительно напомнила ему Мойра.

Таггарт повернулся к ней лицом, припал к стене спиной и широко расставил ноги.

– Я не должен был сюда приезжать, – сказал он, мотая всклокоченной головой. – Вы были правы, говоря, что мне здесь нечего делать. Я только все разрушаю, порчу жизнь и вам, и себе. Видит Бог, я должен был снова заняться своим любимым делом, а не вторгаться бесцеремонно туда, куда меня не приглашали, в погоне за химерами. Несомненно, сумасбродство передалось мне от моего папаши вместе с генами...

Он закрыл глаза, уронил вдоль туловища руки и замолчал, уйдя в свой внутренний мир, таинственный и загадочный.

Мойра сложила на груди руки, окинула его подозрительным взглядом и сказала:

– Да что вы такое там бормочете? Успокойтесь! Мы ведь уже договорились не вспоминать всуе вашего отца! Насчет химер – это вам виднее, но лично мне ваша бесцеремонность в определенном смысле понравилась.

– Вы шутите? – спросил он, приоткрыв глаза.

– Нет, я говорю вполне серьезно. Мужчина рожден для вторжения, но не всем дано делать это с блеском. Так что не убивайтесь, уж так устроен этот жестокий мир.

– В этом вы правы, пожалуй, – сказал он, снова закрыв глаза. – Честно говоря, я знаю, что вам это не просто понравилось, а даже очень... – Он улыбнулся. – Можете не комментировать.

– Вы неисправимый негодяй! – воскликнула Мойра и рассмеялась. – Очевидно, не я первая говорю вам комплименты. И многих женщин вам довелось ошеломить своей несомненной мужественностью?

– Признаться, не считал. Но знаю точно, что большинству из них не дано ошеломлять своих партнеров своим умением целоваться и лишать их рассудка своей красотой.

У Мойры дух перехватило от этих слов, и от волнения она не смогла сказать ему в ответ ничего умнее, чем «спасибо».

Таггарт открыл глаза и смерил ее изучающим взглядом. Мойре даже стало от него чуточку не по себе. Что за странные отношения возникли между ними? Это было нечто большее, чем животная страсть. Этот мужчина затронул какую-то глубинную струнку в ее душе, и чувства, разбуженные им, оказались гораздо сильнее сексуального влечения. Мойра зябко передернула плечами и сказала, обводя взглядом нишу, в которой они находились:

– Кажется, у нас уже становится традицией выяснять отношения в тесных помещениях.

Губы Таггарта медленно растянулись в самодовольной улыбке, он не сдержался и, запрокинув голову, расхохотался, да так, что ожерелье из крокодильих зубов впилось ему в кадык.

– Именно это и придает нашим встречам особую прелесть, – наконец сказал он. – Лично у меня от этих тесных местечек остались самые приятные впечатления. Буду рад посетить их вновь.

Мойра густо покраснела, но тоже не смогла сдержать улыбку, вдруг почувствовав, как жар расползается по всему телу. Она выдержала многозначительную паузу и сказала:

– Очевидно, я не вправе упрекать вас за чрезмерную прямолинейность? Ведь я сама спровоцировала вас. Откровенно говоря, эта ваша особенность мне даже импонирует.

– Только она? – лукаво прищурившись, спросил он. – Неужели у меня нет и других достоинств?

Мойра выразительно посмотрела на его мужское достоинство и, подняв от ширинки взгляд, ответила не моргнув глазом:

– Отчего же? Еще одно, несомненно, есть.

– Сдаюсь, – сказал Таггарт, уронив голову в деланном поклоне.

Какой же он все-таки потрясающий самец, подумала с замирающим от страсти сердцем Мойра. Настоящий мужчина, сильный, красивый, лохматый, темпераментный! И не подумаешь, что он большой ученый, пока не пообщаешься с ним подольше. С виду простой и неприхотливый, он тем не менее умел многозначительно помалкивать, говорить на любую тему со знанием дела, одним лишь взглядом заставлять своего оппонента умолкать. А главное – ему легко удавалось подчинять ее, Мойру Синклер, своей воле. Внимательно рассматривая Таггарта-младшего, она вдруг осознала, что, помимо всех своих редких внешних и внутренних качеств, он обладает еще какой-то невидимой таинственной аурой. В его гипнотизирующем взгляде чувствовалась напряженная работа мысли. Порой же, особенно когда он говорил о своем отце, в его глазах читалась тоска бесконечно одинокого человека.

• Предыдущая
• 37/62
• Следующая