В лесной чаще - Френч Тана - Страница 49

• Предыдущая
• 49/111
• Следующая

— Да, — вздохнула она, — да, конечно… бедная девочка… Так они… то есть вы думаете, что это может быть как-то связано с… Пожалуйста, входите.

Как только мы вошли, в ноздри мне ударил запах — крепкая смесь сандалового дерева и ромашки, которая мгновенно захлестнула мое подсознание, выбив из него фонтан воспоминаний. Странный хлеб с зернами внутри, подававшийся к чаю; обнаженная женщина на картине у лестницы, перед которой мы всегда хихикали и толкали друг друга локтями. Игра в прятки — я сижу в гардеробе, обхватив руками колени, по лицу словно дым скользят легкие шелковые юбки, а в коридоре слышен счет: «Сорок девять, пятьдесят!»

Она провела нас в гостиную — на диване накидки ручной вязки, улыбчивый Будда из нефрита на кофейном столике, — и я подумал, чтo сделали из Алисии восьмидесятые годы. Кэсси выдала нашу обычную вступительную речь. На камине — не понимаю, как я мог этого не предвидеть, — стояла огромная фотография в рамке: Джеми сидела на каменной стене, смеясь и щурясь на солнце, а за ее спиной высился черно-зеленый лес. Рядом снимки поменьше, и на одном я увидел три фигурки, стоявшие в обнимку, обхватив друг друга за шею и склонив друг к другу головы в бумажных коронах, — день рождения или Рождество… «Надо было отпустить бороду, — вздохнул я, в панике отворачиваясь от снимков. — Почему Кэсси не дала мне время, чтобы…»

— В материалах дела, — произнесла Кэсси, — говорится, что вы позвонили в полицию и сообщили, что ваша дочь и ее друзья сбежали из дому. Почему вы решили, что они сбежали, а не заблудились или не оказались жертвой несчастного случая?

— Потому что… видите ли… — Алисия Роуэн нервно провела рукой по волосам; ее длинные узкие пальцы казались прозрачными. — Я собиралась отдать Джеми в интернат, а она не хотела ехать. Знаю, это звучит очень эгоистично — может, я и была эгоисткой, — но у меня имелись причины.

— Миссис Роуэн, — мягко промолвила Кэсси, — мы здесь не для того, чтобы вас судить.

— Да, знаю, конечно, нет. Только трудно не судить саму себя, не так ли? А вам… я думаю, вы знаете достаточно, чтобы все понять.

— Мы бы хотели выслушать вас. Все, что сумеете вспомнить, любую мелочь.

Алисия кивнула, но как-то безнадежно. Наверное, за эти годы она уже сто раз слышала что-то подобное.

— Да.

Она перевела дух и закрыла глаза, будто считая до ста.

— Ладно, — выдохнула она. — Когда родилась Джеми, мне было всего семнадцать. Ее отец был другом моих родителей и женат так, что дальше некуда, но я влюбилась в него по уши. Да, очень сложно и дьявольски рискованно — роман на стороне, номера в отеле, сплошное вранье… да и вообще я не верю в брак. По-моему, это какой-то архаичный способ угнетения.

Ее отец. Он был в деле — Джордж О'Донован, адвокат из Дублина, — но она и тридцать лет спустя пыталась его прикрыть.

— А потом вы поняли, что беременны, — вставила Кэсси.

— Да. Он испугался, а мои родители, узнав, испугались еще больше. Заявили, что я должна отдать ребенка на усыновление, но я не согласилась. Сказала, что оставлю ребенка и воспитаю сама. Видимо, меня зациклило на правах женщин — я усматривала в этом борьбу против засилья мужчин. Я тогда была очень молода.

Ей повезло. В 1972 году в Ирландии женщин и за меньшие грехи на всю жизнь упекали в тюрьму или в «прачечные Магдалены».[15]

— Вы поступили очень смело, — произнесла Кэсси.

— Спасибо, детектив. Тогда я действительно считалась храброй особой. Но теперь спрашиваю себя: правильно ли поступила? Если бы я позволила удочерить Джеми, тогда…

— И они с этим согласились? — спросила Кэсси. — Ваша семья и отец Джеми?

Алисия вздохнула:

— Нет. В конце концов они сказали, что я могу оставить ребенка, если мы будем держаться от них подальше. С их точки зрения, я опозорила семью, а отец Джеми, естественно, не желал, чтобы его жена обо всем узнала. Родители купили мне этот дом, очень миленький, но подальше от города — родом я из Дублина, район Хоус, — и иногда подкидывали денег. Отцу Джеми я часто посылала письма, рассказывала, как она растет, присылала фотографии. Я была уверена, что он не выдержит и захочет на нее посмотреть. Может, когда-нибудь так бы и случилось. Не знаю.

— А затем вы решили отправить ее в интернат?

— Тогда мне стукнуло тридцать, — пробормотала Алисия. — И я вдруг поняла, что мне не нравится моя жизнь. Пока Джеми находилась в школе, я подрабатывала в кафе официанткой, но это были просто гроши, если учесть плату проезд, а без образования я не могла получить другую работу… Стало ясно, что я не хочу жить так до конца своих дней. Я мечтала о чем-то лучшем, для себя и для Джеми. Боже мой, я во многом была еще ребенком. Мне не представилось шанса повзрослеть.

— И поэтому, — заключила Кэсси, — вам было нужно побольше времени для себя.

— Ну да. Именно так. — Она благодарно сжала руку Кэсси. — Я мечтала о карьере, чтобы не зависеть от родителей. Мне нужно было хорошо все обдумать. В конце концов я поняла, что придется устроиться на какие-нибудь курсы, а оставить Джеми одну я не смогу… Если бы у меня был муж, семья… Разумеется, у меня есть друзья, но рассчитывать на то, что они…

— Разумно, — невозмутимо кивнула Кэсси. — Значит, вы сказали об этом Джеми…

— Да, первого мая, как только приняла решение. Но ее реакция оказалась странной. Я старалась все объяснить, даже привезла в Дублин и показала школу, но Джеми впала в бешенство. Она кричала, что там девочки тупицы и говорят лишь о тряпках и мальчишках. Сама Джеми была настоящим сорванцом — в дом не загонишь, постоянно на улице или в лесу. Мысль, что ей придется торчать в городской школе и делать то же самое, что остальные, выводила ее из себя. И она не желала расставаться с лучшими друзьями. Джеми была очень близка с Адамом и Питером — мальчиками, которые исчезли вместе с ней.

Я едва удержался, чтобы не спрятаться за собственным блокнотом.

— И вы поссорились.

— Мягко говоря. Хотя это было похоже больше на осаду, чем на битву. Джеми, Питер и Адам буквально взбунтовались. Они объявили бойкот взрослым — не общались с родителями, даже не смотрели в их сторону, не разговаривали в классе, — а на тетрадях Джеми появилась надпись: «Не отсылайте меня».

Все верно — это был бунт. Большие красные буквы на любом клочке бумаги: «Оставьте Джеми». Мама пыталась урезонить меня, а я сидел, скрестив ноги на диване, кусал заусенцы и чувствовал, как у меня захватывает дух от собственной смелости. Но в голове стучало: «Мы выиграем, обязательно выиграем»; победные крики на крепостной стене, крепкие рукопожатия и банки с колой, поднятые в триумфальном тосте…

— Но вы не стали менять свое решение, — сказала Кэсси.

— Не совсем. В конце концов меня это измотало. Нервы у меня были на пределе — весь поселок уже судачил об этом, а Джеми вела себя так, будто ее отсылают в какой-то сиротский приют, если не хуже… В общем, закончилось тем, что я сказала: «Ладно, я подумаю». Заверила их, что не надо волноваться, мы что-нибудь придумаем, и протесты прекратились. Я и вправду стала считать, что лучше все перенести на следующий год, но тут мои родители предложили оплатить учебу в интернате и я сомневалась, что это желание сохранится у них и через год. Вероятно, вы полагаете, что я ужасная мать, но я действительно желала…

— Нет, — возразила Кэсси, а я покачал головой. — Значит, когда вы сообщили Джеми, что ей все-таки придется уехать…

— Господи, она… — Алисия сжала руки. — Ее это просто убило. Она стала кричать, что я ей соврала. Но ведь это неправда… А затем она выскочила из дома и побежала к друзьям, а я подумала: «О Боже, они опять начнут играть в молчанку, но теперь хоть осталось всего две недели», — потому что тянула до последнего момента, чтобы Джеми могла нормально провести лето. А когда она не вернулась домой, я решила, что…

— Что она сбежала, — мягко проговорила Кэсси, и Алисия кивнула. — А сейчас вы допускаете подобную возможность?

• Предыдущая
• 49/111
• Следующая