Туннель - Келлерман Бернгард - Страница 72

• Предыдущая
• 72/74
• Следующая

Возвращение Аллана по штольне было победным шествием. Отряды рабочих, копошившихся во тьме, встречали его криками и ликованием:

– Кепи долой перед Маком, наш Мак молодчина!..

А позади Аллана, сверля скалу, уже опять грохотали буры.

Этель была сделана из другого теста, чем Мод. Она не хотела стоять в стороне от больших дел Аллана и обосновалась в кипящем круговороте. Она прошла систематический курс обучения на инженера, чтобы иметь тоже «право голоса».

С того дня, как она подала Аллану руку, она с достоинством защищала свои права.

Она, правда, освобождала Аллана от совместного завтрака, но в пять часов, ровно в пять, она появлялась, будь это в Нью-Йорке или в Туннельном городе, и безмолвно приготовляла чай. Аллан мог в это время совещаться с каким-нибудь инженером или архитектором, это ее нисколько не касалось.

Она тихонько хозяйничала в своем углу или в соседней комнате и, когда стол был накрыт, говорила:

– Мак, чай подан!

И Аллан должен был прийти, один или с кем-нибудь, это было Этель безразлично.

В девять часов ее автомобиль стоял у дверей, и она терпеливо ждала, пока он освободится. Воскресные дни он должен был проводить с нею. Он мог приглашать целый рой инженеров – как ему было угодно. У Этель был гостеприимный дом. Всякий мог приходить и уходить, когда хотел. В ее распоряжении был гараж с пятнадцатью автомобилями, отвозившими каждого гостя в любой час дня и ночи, куда ему было желательно. Порою, по воскресеньям, приезжал со своей фермы Хобби. Он ежегодно продавал двадцать тысяч кур и бог весть сколько яиц. Свет его больше не интересовал. Он стал религиозным и посещал молитвенные залы. Иногда он серьезно заглядывал в глаза Маку и говорил:

– Подумай, Мак, о спасении своей души!..

Этель сопровождала Мака в его путешествиях. Она неоднократно была с ним в Европе, на Азорских и Бермудских островах.

Старик Ллойд купил землю близ Роули, в сорока километрах к северу от Мак-Сити, и выстроил там для Этель огромную виллу, нечто вроде замка. Участок тянулся до моря и был окружен парком старых деревьев, которые по поручению Ллойда были доставлены и пересажены сюда японскими садовниками.

Ллойд ежедневно бывал здесь, а иногда неделями гостил у своего божества.

На третий год замужества у Этель родился сын. Она оберегала его как святыню. Это было дитя Мака, – Мака, которого она любила без лишних слов. Сын должен был через двадцать лет взять в свои руки дело Мака и усовершенствовать его. Она сама выкормила ребенка, сама научила первым словам и первым шагам.

В первые годы жизни маленький Мак был хрупок и чувствителен. Этель находила его «породистым и аристократичным». Но на третий год он пополнел, голова стала крупнее, и на лице появились веснушки. Его светлые волосы стали огненно-рыжими: он превращался в настоящего маленького коногона. Этель была счастлива. Она не любила нежных и чувствительных детей. Дети, считала она, должны быть сильными и крепкими, должны здорово кричать, чтобы развивать легкие, как это и делал маленький Мак. Никогда не ведавшая страха, она теперь познала его. Она ежечасно дрожала за ребенка. Ее фантазия постоянно рисовала ей случаи похищений, увечий и ослеплений детей миллионеров. В нижнем этаже своего дома она велела устроить, как в банке, стальное помещение. Там спал маленький Мак со своей няней. Без матери он не смел покидать парк. Две злые собаки-ищейки сопровождали его, и местность на три мили в окружности находилась под постоянным наблюдением сыщика. Когда Этель брала мальчика с собой, с ними садились в автомобиль двое вооруженных до зубов детективов. Шофер должен был ехать очень медленно, и однажды Этель среди нью-йоркской улицы дала ему оплеуху за то, что он ехал со скоростью hundred miles an hour.[98]

Врач ежедневно должен был осматривать ребенка, который и так прекрасно развивался. Стоило мальчику кашлянуть, как мать уже телеграфировала специалисту.

Везде Этель видела опасности для своего сына. Они могли вынырнуть из моря, даже с воздуха могли спуститься преступники, чтобы похитить маленького Мака.

В парке был большой луг, который, по выражению Этель, «прямо приглашал аэроплан приземлиться». Этель велела посадить здесь группу деревьев, так что каждый рискнувший приземлиться аэроплан неизбежно разбился бы вдребезги.

Этель пожертвовала огромную сумму на расширение госпиталя, который она назвала «Госпиталем имени Мод Аллан». Она учредила превосходные детские очаги во всех пяти туннельных городах. В конце концов она очутилась почти на грани банкротства, и старик Ллойд сказал ей: «Этель, ты должна быть экономнее!»

Место, где были убиты Мод и Эдит, Этель окружила оградой и превратила его в цветочную клумбу, ни слова не сказав об этом Аллану. Она хорошо знала, что Аллан не забыл Мод и маленькой Эдит. Порою она слышала, как он ночью часами ходил взад и вперед по комнате и тихо говорил сам с собой. Она знала также, что в письменном столе он тщательно хранил неоднократно прочитанный дневник Мод «Жизнь моей маленькой дочурки Эдит и то, что она говорила».

Мертвые имели свои права на него, и ей никогда не приходило в голову умалять эти права.

Бурильные машины продолжали дробить породу в атлантических штольнях, и головные отряды сближались с каждым днем. Последние тридцать километров стоили каторжных трудов. Аллан вынужден был платить по десяти долларов за два часа работы, так как никто не хотел спускаться в «кратер». Стены этих участков пришлось окружить сетью холодильных труб. За год напряженной работы справились и с этой штольней.

Туннель был готов. Люди начали его, люди его закончили. Из пота и крови был он построен, поглотил девять тысяч жизней, бесчисленные бедствия принес миру, но теперь он был готов! И никто этому не удивлялся.

Через месяц начали работать подводная пневматическая почта.

Один издатель предложил Аллану миллион долларов за то, чтобы он написал историю туннеля. Аллан отказался. Он дал только два столбца для «Гералда».

Аллан не умалял своих заслуг. Но он всячески подчеркивал, что только с помощью таких выдающихся людей, как Штром, Мюллер, Олин-Мюлленберг, Хобби, Гарриман, Берман и сотни других, он мог построить туннель.

«Но я должен сознаться, – писал он, – что время меня опередило. Все мои подземные и надземные машины устаревали, и я вынужден был постепенно заменять их новыми. Устарели и мои буры, которыми я когда-то гордился. Скалистые горы были просверлены в более короткий срок, чем мог бы это сделать я. Теплоходы-экспрессы одолевают расстояние от Англии до Нью-Йорка в два с половиной дня, гигантские немецкие воздушные корабли пересекают Атлантический океан в тридцать шесть часов. Пока я еще быстрее их, и чем больше будет возрастать скорость морских и воздушных кораблей, тем быстрее будут ходить и мои поезда. Я легко могу довести скорость до трехсот-четырехсот километров в час. К тому же перелет и проезд на быстроходных судах доступны только богатым людям. Мои же цены общедоступны. Туннель принадлежит народу, коммерсантам, переселенцам. Я могу перевозить сорок тысяч человек в день. Через десять лет, когда полностью будут готовы вторые штольни, можно будет перевозить от восьмидесяти до ста тысяч человек. Через сто лет туннель не сможет справиться с наплывом пассажиров. Задачей синдиката будет построить до тех пор параллельные штольни, что можно будет исполнить относительно легко и дешево».

И Аллан в своей просто и нескладно написанной статье объявлял, что ровно через шесть месяцев, первого июня, на двадцать шестом году строительства, он пустит первый поезд в Европу.

Для того чтобы выдержать этот срок, он подгонял инженеров и рабочих к бешеному финишу. Месяцами поезда вывозили старые шпалы и рельсы. Приводили в порядок пути для туннельных поездов, пробные поездки уже производились во всех штольнях. Подготовлялся отряд машинистов. Аллан выбирал для этого людей, привыкших к большим скоростям: автомобильных и мотоциклетных гонщиков и авиаторов.

• Предыдущая
• 72/74
• Следующая