Туннель - Келлерман Бернгард - Страница 73

• Предыдущая
• 73/74
• Следующая

На станциях Бискайя и Мак-Сити за последние годы как из-под земли выросли гигантские цехи: заводы туннельных вагонов. Эти вагоны вызвали новую сенсацию. Они были несколько выше пульмановских, но почти вдвое длиннее и вдвое шире. Броненосные крейсера, покоившиеся на киле из четырех пар двойных колес и несшие в своем чреве жироскопы, холодильники, резервуары, кабели и трубы – целый организм. Вагоны-рестораны представляли собой великолепные залы. (Кинематограф и музыка должны были сокращать переезд по туннелю.)

Весь Нью-Йорк осаждал станцию Хобокен, чтобы прокатиться в этих вагонах, пока хоть до Мак-Сити. В самих туннельных поездах места на первые три месяца были расписаны за много недель вперед.

Настало первое июня…

Нью-Йорк украсился флагами. Лондон, Париж, Берлин, Рим, Вена, Пекин, Токио, Сидней украсились флагами. Весь цивилизованный мир праздновал первый рейс Аллана как международное торжество.

Аллан хотел выехать в полночь и в полночь второго июня (по американскому времени) быть в Бискайе.

Уже несколько дней экстренные поезда из Берлина, Лендона и Парижа шли в Бискайю, а из всех больших городов Соединенных Штатов – в Мак-Сити. Целые флотилии пароходов отправлялись в море, к Азорским и Бермудским островам. Первого июня с раннего утра в Мак-Сити каждый час прибывали двадцать поездов, набитых людьми, стремившимися собственными глазами увидеть, как первый экспресс Америка-Европа ринется в туннель. В больших отелях Нью-Йорка, Чикаго, Сан-Франциско, Парижа, Берлина, Лондона устраивались банкеты, которые должны были начаться в десять часов вечера и продолжаться полных двадцать восемь часов. Компания «Эдисон-Био» во всех этих отелях хотела показывать свой огромный туннельный фильм, шедший целых шесть часов. В варьете и мюзик-холлах выступали хоры бывших туннельных рабочих, распевавших туннельные песни. На улицах продавались миллионы открыток с портретами Аллана, миллионы tunnel-charms,[99] маленьких осколков камня из штолен, в металлической оправе.

Аллан выехал ровно в двенадцать часов ночи. Огромная платформа станции Хобокен, самая большая в мире, была до отказа набита взволнованными людьми, и все вытягивали шеи, чтобы бросить взгляд на мощный туннельный поезд, готовый к отбытию. Он был серый, как пыль, и весь из стали.

Поезд, состоявший из шести вагонов, считая моторный, был ярко освещен, и счастливцы, стоявшие близко, могли заглянуть в роскошные салоны. Предполагали, что с первым поездом поедет Этель. Несмотря на фантастические суммы, которые предлагались за проезд, пассажиров не взяли. В три четверти двенадцатого спустили железные шторы. Интерес толпы возрастал с каждой минутой. Без десяти двенадцать четыре инженера вошли в моторный вагон, напоминавший миноноску с двумя круглыми глазами на остром носу. Аллан должен был появиться каждую минуту.

Он прибыл без пяти минут двенадцать. Когда он показался на перроне, его встретили таким громом приветствий, что можно было подумать, будто рушится станция Хобокен.

Аллан начал постройку молодым человеком, теперь это был старик с белоснежными волосами, бледными, несколько дряблыми щеками и добродушными голубовато-серыми детскими глазами. Рядом с ним шла Этель, держа за руку маленького Мака. За ней следовал сгорбленный человечек в пальто с поднятым воротником и в широкой дорожной шапке, низко натянутой на лоб. Он был немного больше маленького Мака, и все приняли его за чернокожего грума. Это был Ллойд.

Крохотная мумия протянула руку Этель и маленькому Маку и осторожно влезла в вагон: значит, пассажиром был Ллойд! Не император, не король, не президент республики, а великодержавный Ллойд, капитал был первым пассажиром!

Этель осталась со своим сыном. Она привезла маленького Мака из Роули, чтобы он присутствовал при этом великом событии. Аллан простился с сыном и Этель. Этель сказала:

– Well, good bye, Mac. I hope you will have a nice trip![100]

Жироскопы завертелись и наполнили вокзал гулким, свистящим гудением. Подпорные стойки автоматически освободили поезд, когда жироскопы достигли нужного числа оборотов, и поезд плавно вышел из вокзала под неистовое ликование толпы. Прожекторы бросали снопы бледного света на Хобокен, Нью-Йорк и Бруклин, сирены пароходов в доках, на Гудзоне и в бухте, на Ист-Ривере гудели и выли. Звенели телефоны, работали телеграфы. Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско бушевали, ликование всего мира сопутствовало Аллану в его поездке. В то же время остановились на пять минут все технические предприятия мира, перестали вертеться винты всех пароходов, разрезавших в этот миг волны океанов, завыли, загудели свистки и сирены всех поездов и судов, находившихся в пути. Это был неистовый, могучий крик труда, приветствовавшего свое творение.

Старый Ллойд дал себя раздеть и лег спать.

Они были в пути.

В отелях тысячи людей обедали в десять часов и волнуясь говорили о первом поезде. Играли оркестры. Возбуждение все росло и росло. Люди восторгались и даже ударялись в поэзию. Туннель называли «величайшим делом рук человеческих». «Мак Аллан создал эпос железа и электричества». Вспоминая о всех ударах судьбы, постигших Мака Аллана за двадцать пять лет строительства, его называли даже «Одиссеем современной техники».

Без десяти минут двенадцать вспыхнул экран Эдисоновского биоскопа: «Внимание!»

Сразу воцарилась тишина. И тотчас же заработал телекинематограф. Во всех центрах мира в один и тот же миг увидели вокзал Хобокен, черневший людьми. Увидели импозантный туннельный поезд, увидели, как Аллан прощается с Этель и сыном, как присутствующие машут шляпами, как поезд трогается…

Поднялось неописуемое, громовое ликование, продолжавшееся несколько минут. Люди взбирались на столбы, разбивали и растаптывали сотни бокалов от шампанского. Оркестр играл «Туннельную песню»: «Three cheers and a tiger for him!..» Но шум заглушал музыку.

Потом на экране появилась надпись: «Двадцать пять портретов». Аллан в начале строительства, Аллан сегодня. Прогремел новый ураган восторгов. Хобби, Штром, Гарриман, Берман, С. Вульф, «Толстый Мюллер», Ллойд. Потом показывали туннельный фильм. Он начинался с собрания на крыше «Атлантика», с первого удара заступом. В течение ночи, с небольшими перерывами, показывали все фазы строительства, и когда на экране появлялся Аллан, подымались новые восторженные взрывы ликования. Небывалый фильм показывал катастрофу, забастовку, показывал, как Мак Аллан произносил в мегафон речь перед армией рабочих (фонограф передавал отрывки из этой речи!), демонстрацию туннельных рабочих, большой пожар. Показывал все.

Час спустя, в час ночи, на экране появилась телеграмма: «Аллан въехал в туннель. Невероятное воодушевление толпы! Много пострадавших в давке!»

Фильм продолжался. Каждые полчаса он прерывался телеграммами: Аллан прошел сотый километр, двухсотый километр, Аллан остановил поезд на одну минуту. Люди заключали пари на огромные суммы. Никто уже не смотрел фильм. Все высчитывали, бились об заклад, шумели! Прибудет ли Аллан вовремя на Бермудские острова? Первая поездка Аллана обратилась в спортивный пробег, пробег электрического поезда – и больше ничего. Дьявол рекордсменства оседлал всех! В первый же час Аллан побил рекорд электрического поезда Берлин – Гамбург. Во второй – он приблизился к мировым рекордам аэропланов, в третий – он побил и их.

В пять часов напряжение вторично дошло до апогея.

На экране появился, переданный телекинематографом, залитый ярким солнцем вокзал на Бермудских островах, кишащий людьми, напряженно всматривающимися в одну точку. В пять часов двенадцать минут вынырнул серый туннельный поезд и стремительно влетел под навес вокзала. Аллан выходит на платформу, разговаривает со Штромом, затем Штром и Аллан возвращаются в вагон. Пять минут, и поезд мчится дальше. Телеграмма: «Аллан прибыл на Бермудские острова с опозданием на две минуты».

• Предыдущая
• 73/74
• Следующая