Северный цветок - Кервуд Джеймс Оливер - Страница 20

• Предыдущая
• 20/50
• Следующая

Не являлась ли Жанна первой жертвой того дьявольского плана, который имел своей целью возбуждение ярости местного населения? Филиппом овладело такое негодование, что он презрел всякую осторожность и выехал из-за камышей, за которыми находился в полной безопасности. К счастью, никто из находившихся в баркасе не оглядывался назад, и поэтому он мог въехать в канал так, что его по-прежнему никто не заметил. За это время он снова овладел своими чувствами и вернул себе прежнее, столь необходимое ему душевное равновесие.

Решив всецело покориться голосу разума, он поплыл вперед, вдоль линии камышей, ни на секунду не выходя за пределы густой, непроницаемой тени. Через несколько минут он услышал голоса и увидел баркас, который по-прежнему приковывал все его внимание. Наступила длительная пауза, во время которой обе лодки шли совершенно бесшумно в одном и том же направлении. Спустя четверть часа преследователь и преследуемые выехали в главный проток, который лежал между двумя лесистыми стенами, озаряемые только слабым мерцанием звезд.

Вдруг баркас исчез из виду, и, начиная с этого момента, Филиппу пришлось руководствоваться исключительно отдельными словами, долетавшими до его слуха, и шумом весел, загребавших воду. Временами, когда течение суживалось и тень леса становилась гуще, он сильнее налегал на весла в надежде услышать какую-нибудь связную фразу, которая помогла бы ему ориентироваться, но по-прежнему улавливал только отдельные слова — и то в самом ограниченном количестве. Напрасно он прислушивался, желая услышать голос Жанны. Однажды он уловил ее имя, и вслед за тем, почти немедленно, послышался грубый смех, который, как ему казалось, раздался с лодки, стоявшей у самого берега. В продолжение получаса, считая с того времени, как он очутился в главном протоке, это имя повторялось раз двенадцать и каждый раз сопровождалось грубым, наглым смехом, причем каждый раз смеялся один и тот же человек.

После того на лодке, находившейся впереди, снова наступило гробовое молчание. Кроме шума весел ни единый звук не нарушал кладбищенской тишины, объявшей все вокруг. Скорость обеих лодок снова увеличилась. Вдруг с верховьев реки послышался голос, сначала совсем слабый, затем все более и более усиливавшийся. Филипп узнал одну из местных, наиболее популярных песенок. Люди, находившиеся на баркасе перестали грести, и вслед за ним остановился Филипп. Он услышал несколько слов, произнесенных совсем тихо, после чего гребля опять началась, и обе лодки повернули к берегу. Филипп покорно следовал за баркасом, держась на расстоянии пятидесяти ярдов от него. Спустившись по течению на довольно значительную дистанцию от устья, он перестал грести и привязал свою утлую лодчонку к громадному дереву, упавшему у самого берега и частью своих ветвей погрузившемуся в воду.

Поющий голос приближался очень быстро. Через пять минут из окружающей мглы вынырнула длинная лодка туземного типа. Она прошла так близко, что Филипп мог легко разглядеть живописную фигуру, которая, как изваяние, застыла на корме, гребя, и распевая. На носу на коленях стоял индеец и молча возился с чем-то. Между этими двумя людьми посреди лодки сидели еще двое, в которых Филипп с первого же взгляда определил белых. Лодка с пассажирами пронеслась с быстротой тени.

Тотчас же после этого он снова уловил шум весел впереди себя и продолжал прерванную погоню, спрашивая: почему Жанна не позвала на помощь, когда увидела только что промелькнувшую лодку? Одно из двух: либо она находилась в бессознательном состоянии, либо похитители закрыли ей рот платком или рукой. В нем бурно закипела кровь при мысли о таком возмутительном насилии.

В продолжение трех четвертей часа погоня протекала без каких-либо осложнений и препятствий. Затем река расширилась в небольшое озеро, и Филиппу пришлось на время спрятаться, в ожидании того, что обе находившиеся впереди него лодки войдут в стоячую воду.

Когда он снова двинулся вперед, передние лодки шли уже на расстоянии четверти мили впереди. Когда он доплыл до того места, где река сливалась с озером, он уже не слышал шума весел, и это обстоятельство заставило его снова позабыть про всякую осторожность и изо всех сил налечь на весла. Прошло пять минут, десять минут, а он по-прежнему не видел и не слышал ничего. Он утроил усилия, и лодка понеслась еще быстрее. От напряжения он весь покрылся потом, в то время как внутренне весь похолодел от мысли, что, быть может, он окончательно потерял тех, за кем гнался столько времени. Прошло еще пять минут, и он остановился. Перед ним простиралась широкая и совершенно чистая водная поверхность, на которой самый острый глаз не мог заметить ни лодки, ни чего-нибудь другого.

В продолжение нескольких минут он оставался абсолютно недвижим, разрешая течению мало-помалу сносить лодку ближе к берегу. Он старался выяснить, что случилось? Каким образом похитители Жанны скрылись в самый последний момент? Быть может, они услышали шум его весел и на время остановились близ берега для того, чтобы дать ему пройти вперед? В таком случае ему следовало спуститься несколько пониже и, соблюдая максимальную осторожность, ждать, пока баркас снова не покажется… Но не случилось ли так, что, повернув к берегу, они вошли в какой-нибудь совсем маленький проток, отсюда незаметный, и таким образом избавились от нежелательного свидетеля их авантюры?

Крик ярости сорвался с его губ, когда он подумал о Жанне. Он понимал, что при более тщательных поисках сумеет определить, куда делись лодки, но не слишком ли поздно он узнает правду? Он выплыл на середину реки и стал пристально осматривать оба берега, после чего снова вернулся на озеро, где, собственно говоря ему нечего было делать. Тем не менее он подошел поближе к правому берегу в надежде на то, что какой-нибудь счастливый случай поможет ему сделать ценное открытие. Очевидно, счастье совершенно отвернулось от него. Раз десять-двенадцать подряд он погружался в массу камышей и дикого риса и совсем было отказался от дальнейших поисков, как вдруг нос его лодки попал в мелководье, которое тянулось на тридцать-сорок футов. Увидев низкий песчаный берег, Филипп готов был энергично оттолкнуться назад, но уже в следующий миг ружье Пьера очутилось у него в руке, и он взял на прицел: на песке лежали те две лодки, за которыми он все время шел следом!

Первое время он был уверен в том, что его неожиданное появление вызовет переполох, но по мере того, как он, не выпуская ружья из рук, выходил из мелководья, он все больше убеждался, что его никто не заметил. Он плыл некоторое время, тщательно прячась в прибрежных камышах, затем, облюбовав одно местечко, быстро причалил и выскочил на берег. Стараясь производить как можно меньше шума, он закрепил лодку и начал пробираться между деревьями к тому же мелководью. Он тотчас же обратил внимание на то, что никто не охранял лодок. Не слышно было ни звука голосов, ни треска камышей. В продолжение двух-трех минут Филипп стоял на месте и прислушивался, после того пополз дальше и вскоре обнаружил тропу, которая вела от берега.

Его сердце готово было выскочить из груди, когда он с ружьем в руках направился по этой тропе. След вел среди довольно высоких трав к болотистой лужайке и на расстоянии двухсот ярдов от реки пропадал в лесу. Филипп решил пройти в лес, как вдруг его внимание привлекли отблески огня. Он привстал на цыпочки и увидел совсем близко глубокую впадину в почве, которую никак нельзя было обнаружить с берега. Заметив слева от себя небольшой холмик, находившийся между ними и огнем, молодой человек поднялся на него и на расстоянии пятидесяти шагов увидел лагерь.

Прежде всего ему бросилась в глаза холщовая палатка, против которой у подножья скалы был разложен костер. Какой-то человек с вилообразной палкой в руках подбрасывал в огонь сухие поленья и сучья. Филипп почти одновременно увидел и второго человека, вышедшего из палатки и несшего в одной руке два котелка, а в другой — большой горшок. Нетрудно было понять, что эти незнакомцы занимались приготовлениями к завтраку, причем рассчитывали на довольно значительное количество людей.

• Предыдущая
• 20/50
• Следующая