Ритуал тьмы - Хардебуш Кристоф - Страница 50

В зале одобрительно забормотали. Каждый из присутствующих думал так же, как и кардинал. Унижение святой матери-церкви Наполеоном Бонапартом, заточение Папы, лишение власти, выставление на посмешище на глазах у всего мира — все это не давало им покоя.

— Пий VII — святой человек, которому пришлось многое вынести. И плен, и принуждение, и насмешки. Его поступки на то время были достойны уважения. Корсиканец сам надел корону, а церковь слишком ослабела и не смогла предотвратить этот позор. Папа голодает в знак протеста! Такое сложно себе даже представить. — Кардинал оглянулся. На его лице явственно читалось возмущение. — Но в последнее время Пий VII действует слишком мягко. Предоставить убежище семье Наполеона… Как добрые христиане, мы должны прощать, но сейчас церковь должна проявить силу. Да, мы должны проявить решимость!

Кто-то в зале сказал «да», другие просто кивнули. Делла Дженга призвал собравшихся к воплощению общей цели, и вскоре собрание завершилось. После этого почти каждый из присутствующих подошел к кардиналу, чтобы обсудить частные вопросы. В конце концов в зале остались только Жиана и делла Дженга. Кардинал устало провел ладонью по лицу.

— Как продвигаются твои дела, дитя мое?

— Мы связались с язычниками, как и планировали. Это оказалось сложнее, чем мы полагали, но в конечном итоге все устремления этих людей сводятся к одному — жадность. Мы сумеем добиться удовлетворительного решения нашей проблемы.

— А второе задание?

— Мы набрали новичков, Ваше Высокопреосвященство. Приходится считаться с потерями, но это лучшее, на, что мы способны. Кто-то воспользовался моментом нашей слабости и сплел сеть, в которую попадает все больше верующих. Мы еще не знаем, кто за этим стоит, но собираемся как можно скорее разрушить ее, чтобы показать, что церковь не дремлет!

— Хорошо. Я на тебя рассчитываю.

После этого Жиана удалилась. Кардинал был прав в том, что церковь стала слишком мягкой, слишком дипломатичной, слишком толерантной. Таким людям, как Жиана, приходилось прятаться, выполняя свою работу втайне. «Да, это грязное дело, но кто-то должен этим заниматься. Нам приходится марать руки, и нет возможности вновь оставаться невинными. Наши враги не успокоятся, они не признают никаких правил, они само Зло».

Им не хватало поддержки своих же собратьев.

Закрывая дверь, Жиана покосилась на кардинала. Его грехом была гордыня, и жажда власти давно укоренилась в его душе.

Хромая по роскошному коридору, Жиана подумала, что теперь знает, как поступить.

По дороге назад они оба молчали. Никколо не мог отвлечься от своих мыслей, а Эсмеральда, казалось, была не в настроении говорить. А может быть, она просто поняла, что Никколо сейчас не хочет никаких разговоров.

Покидая дом монсеньора, Никколо все больше понимал, насколько бессмысленны все его потуги прошлых месяцев. Он так углубился в это дело, вцепился в него зубами, словно и вправду был волком, и при этом, казалось, забыл, что у него нет для расследования оснований. Его друзья-англичане разъехались по миру, оставив виллу Диодати позади, и только Никколо никак не мог забыть те странные дни и ночи, настолько изменившие всю его жизнь. Изменившие его самого. Не было никакой загадки, никакого заговора, никаких тайных знаний. Жизнь шла своим чередом, а Никколо сам себе напоминал пса, пытающегося поймать собственный хвост.

Этот монсеньор не знал ничего особенного. Еще один след на песке. Пришло время прекратить поиски правды и вернуться домой. Его мечты разбились, он стал одиноким… Вспомнив о встрече с Валентиной, Никколо невольно вздохнул. Он покосился на Эсмеральду, и девушка ответила ему загадочной улыбкой.

— Ты разочарован, да? — спросила она. — Ты ожидал чего- то большего от встречи с этим стариком?

— Чего-то большего, чем пустая болтовня о дьяволе, ты имеешь в виду? Да, действительно, я ожидал чего-то большего.

— Некоторые тайны лучше не ворошить. Не всякие знания могут сделать нас счастливыми. — Эсмеральда смотрела на него из-под полуопущенных век.

— Это такие советы ты обычно даешь своим клиентам? — фыркнул он.

Хотя в словах Никколо чувствовалась злость, девушка тихо рассмеялась.

— Да, если мне за это неплохо платят. Но тебе повезло, тебе я дала совет бесплатно.

Почему-то ее хриплый смех показался Никколо заразительным. Он чувствовал себя жалким дураком, проделавшим такое путешествие только для того, чтобы узнать, что все это время он топтался на месте. Но в то же время в глубине души юноша и сам смеялся над собой.

— Я хочу у тебя еще кое-что спросить, — начал Никколо, когда Эсмеральда отсмеялась. — Когда я пришел к тебе, ты не стала разыгрывать передо мной свою роль гадалки. Но почему? Откуда ты знала, что я пришел к тебе вовсе не из-за твоего дара прорицательницы?

— Все дело в магии, — невозмутимо ответила девушка. — У тебя особая аура, которую легко распознать, если умеешь, и таким людям не гадают по руке или картам.

Никколо удивленно посмотрел на нее, но Эсмеральда говорила совершенно серьезно.

— Ты хочешь сказать, что и вправду обладаешь магическим даром? Настоящей магией?

Пододвинувшись вперед на сиденье, девушка наклонилась, так что ее лицо оказалось прямо перед глазами Вивиани. Юноша почувствовал запах ее духов — тяжелый цветочный аромат. Губы Эсмеральды раздвинулись в улыбке.

— Да, обладаю, — прошептала она. — И так как я умею предрекать будущее, я точно знаю, что сейчас произойдет, — с этими словами девушка наклонилась еще сильнее и поцеловала Никколо.

На мгновение юноша настолько опешил, что никак не отреагировал на это, но затем он почувствовал, как его охватила страсть, превосходившая и его гнев, и разочарование. Вивиани гнался за собственной тенью, вел эту бессмысленную игру, потерял возлюбленную и чуть было не лишился жизни, но сейчас все это не имело значения.

Сейчас для него существовала только Эсмеральда, такая прекрасная и соблазнительная, и Никколо пересадил ее к себе на колени, ответив на поцелуй. Обвив его шею руками, девушка прижалась к нему всем телом. Никколо целовал ее губы, посасывал язык, облизывал нежную кожу на шее, а она легонько укусила его в плечо, отчего юноша застонал. Под пестрой блузкой чувствовалась ее крепкая грудь, и Никколо нетерпеливо принялся расстегивать пуговицы, а затем, не сдержавшись, разорвал тонкую ткань, а Эсмеральда опять рассмеялась, и от ее гортанного смеха юношу бросило в жар, так что казалось, что все его тело объято пламенем. Распаляясь все больше, Никколо чувствовал, как ее пальцы забираются ему под рубашку и ласкают грудь. Одной рукой задрав ей юбку, второй он расстегнул штаны. Ее длинные волосы упали Никколо на лицо. Эсмеральда застонала, когда он вошел в нее.

Жиакомо пригнулся. Хотя по природе своей он не должен был поддаваться страху, он боялся. В теории Жиакомо был бессмертен, обладал могуществом, был богом, окруженным смертными. Но в этой комнате он был всего лишь рабом.

Вокруг клубилась Тьма, и это было не просто отсутствие света. Да, тут было темно, но в обычной темноте Жиакомо мог все видеть, а тут даже его сверхъестественные способности не позволяли ему справиться с переплетением щупалец Теней. Эти щупальца носились в воздухе, не успокаиваясь ни на мгновение.

А еще тут было холодно. Это был не мороз и не обычный зимний холод — нет, этот холод проникал в само его естество, заглушая все чувства. Люди в этой комнате просто погибли бы, ведь у них кровь застыла бы в жилах — и это была не метафора.

Жиакомо не знал, почему он может противостоять этому холоду, но чувствовал, как что-то внутри него реагирует на это — и радуется.

Голос доносился прямо из клубка Теней. Жиакомо никогда не осмелился бы войти в эту Тьму, не говоря уже о том, чтобы жить в ней, но создание, инициировавшее его, очень редко покидало пространство Теней.

— Здравствуй, сынок, — бесстрашно произнесло оно. — Ты выполнил мое задание?