Драгоценности - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/98
- Следующая
– Черт побери, Витторио, – начал Стефано. – Ты позволил арестовать Карло.
– Он сам виноват, – высокомерно ответил Витторио, предварительно убедив свою спутницу подождать его в отдалении.
– Почему ты не остановил их? Видит Бог, этот человек был тебе почти отцом!
– Жаль, что он не наставлял меня по части политики. Попробуй я только защитить его, и оказался бы в тюрьме с ним на пару. А сейчас довольно. Если моя девушка что-то заподозрит, я буду не в силах помочь и тебе.
Едва кивнув, Витторио повернулся и пошел прочь. Догнав Витторио, Стефано дал ему хорошего пинка в толстый зад, и его любимый братец рухнул прямо в грязь.
В ту же ночь Стефано, покинув Милан, поехал в горы и присоединился к партизанам.
Позднее он узнал, что белокурую фрейлейн, любовницу брата, звали Гретхен Коппвельд. Ее отца, Рудольфа Коппвельда, только что назначили командующим в северных Апеннинах.
Звуки приближались, и вскоре тренированный слух Стефано различил неровное рычание двигателей, работающих на плохо очищенном бензине, треск мотоциклов, визг шин.
Волнение, напряжение, злость охватили всех партизан. Каждое ружье было взведено и приготовлены гранаты, не дурацкие «красные дьяволы» итальянской армии, имевшие очень маленькую силу, а американские «ананасы», переправленные союзниками две недели назад. Только нажми на кнопку, и взорвется закопанный у дороги динамит.
Первый грузовик вынырнул из-за поворота в сотне ярдов от них. Было достаточно светло, чтобы увидеть и сосчитать все машины: пятнадцать – с оружием и боеприпасами, три – с людьми. Впереди ехал броневик, и еще один замыкал колонну. Через несколько секунд Стефано, не опускавший бинокля, злорадно усмехнулся. Среди автомобилей он заметил открытый «мерседес» с двумя офицерами. У одного из них на кожаном пальто виднелись красные генеральские петлицы. «Вот так удача», – подумал Стефано.
Подождав, пока конвой оказался на дороге почти под ними, он дал сигнал – глухо заухал, как сова. И тут же тишина взорвалась. Вспышки, пламя, грохот, оглушительный и болезненный.
Вокруг свистела шрапнель, и Стефано прижался к скале. Гранаты, которыми его люди забросали грузовики, сделали свое дело – боеприпасы сдетонировали, и машины вспыхнули, как праздничный фейерверк, одна задругой. К небу поднялись огромные столбы огня.
Даже сквозь взрывы были слышны крики умирающих. Выглянув из-за скалы, Стефано увидел мертвые тела и раненых солдат, расползающихся в разные стороны.
– Огонь! – скомандовал он. – Раненые не должны уйти.
Сам Стефано напряженно искал на задымленной дороге генеральский «мерседес». К его удивлению, он не пострадал и сейчас пытался объехать перевернутый мотоцикл и трупы.
О нет, свинья! Стефано выдернул чеку и с силой метнул фанату вниз. Она, как в замедленном кино, пролетела по воздуху и упала на дорогу позади машины. «Мерседес» подняло в воздух и перевернуло. Когда рассеялись клубы дыма, Стефано увидел недвижно лежащего на земле генерала.
Стефано даже подпрыгнул от радости, но вокруг летали осколки снарядов, и он снова спрятался за скалу.
Стрельба и взрывы продолжались еще пять минут, потом все стихло. Над полем боя повисла такая мертвая тишина, что Стефано не узнал своего голоса, когда поднялся и позвал соратников.
Некоторые партизаны были ранены, но все они воодушевленно хлопали друг друга по спинам. Миммо подошел последним – он обнаружил, что один мотоцикл остался на ходу, и теперь спрашивал, как с ним поступить.
Если отогнать мотоцикл в деревню, немцы легко вычислят виновников фейерверка на горной дороге. Поэтому партизаны отвели его подальше и спрятали возле дороги, а потом свернули к деревне.
Они остановились в полумиле от нее. Стефано, Миммо и Тонио, семнадцатилетний подросток, отправились на разведку. Они осторожно подобрались к деревне и задами вышли на главную площадь.
Все было спокойно. За статуей Гарибальди двое мальчишек гоняли в футбол. Рядом с кафе за бокалом красного вина синьор Претти и синьор Ричелли играли в шашки, передвигая деревянные диски по доске и воображая, что воюют с немцами. Свиньи ковырялись в грязи и оторвались от привычного занятия, когда зазвонил колокол.
И Мариза. Она склонилась над котлом, стоящим перед булочной на открытом огне, и готовила суп по рецепту военного времени: из воды, жира и картофельной шелухи.
Едва Стефано взглянул на любимую, как куда-то исчезли голод и боль, а из памяти напрочь ушли страшные картины смерти и разрушения.
Мариза выпрямилась, откинула со лба прядь волос, увидела Стефано и побежала к нему, широко раскинув руки.
Он схватил ее и крепко прижат к себе. От этой земной и полной жизни девушки так замечательно пахло! Стефано хотел раствориться в ней и забыть все, что видел и делал с тех пор, как они расстались.
– Пошли, – ласково сказала она и потянула его в дом. – Я приготовлю тебе ванну.
Тонио последовал за другими партизанами.
Пока Стефано смывал с себя грязь, Мариза выложила на стол свежий хлеб и эрзац-кофе из жареного миндаля. Когда он вылез из бочки, в небе послышался рокот американских бомбардировщиков, летящих бомбить Милан, Турин и Флоренцию.
Услышав эти звуки, Стефано вскипел от ненависти к Муссолини. Его любимую Италию разрушают и те, кто намерен оккупировать ее, и те, кто собирается освободить. Похоже, обе стороны вознамерились не оставить от страны камня на камне.
– Подумайте, что вы делаете, stronzo, ублюдки! – закричал он.
– Тсс! – успокаивала его Мариза.
Чистые и прохладные простыни, мягкий матрас, теплые и любящие руки девушки. Он заснул.
Когда Стефано проснулся, было уже темно. Рядом с ним лежала обнаженная Мариза. Он притянул ее к себе и страстно поцеловал.
– Ты, наверное, хочешь есть, – рассмеялась она.
– Да, я ужасно голоден, – согласился Стефано, – но мне нужна не еда. – Он провел рукой по бедрам Маризы и поцеловал ее грудь.
Стефано мечтал сразу проникнуть в ее лоно, но заставил себя ждать, даже немного отодвинулся: они должны вместе пройти ту дорогу, которую так часто в последние месяцы преодолевали вдвоем.
Мариза была девственницей, когда впервые отдалась ему, поразив его целомудренной и естественной, как дыхание, любовью. Сейчас, исполненная такой же страсти, как и Стефано, она с восторгом отвечала на его ласки.
Стефано едва сдерживался. Он обнял ее и застонал от наслаждения, когда Мариза обхватила ногами его талию и притянула к себе.
– Давай же! – прошептала она.
Их любовь походила на шторм. Мариза стонала, кусалась, впивалась ногтями в его спину, кричала.
– Прошу тебя, любовь моя, быстрее!
И Стефано выполнил ее страстную мольбу, ибо и сам мечтал о том же.
Он снова заснул в объятиях Маризы, и она спала рядом с ним, видя во сне то счастливое будущее, когда они смогут каждую ночь наслаждаться страстью.
Стефано разбудило легкое прикосновение рук Маризы. Она уже приготовила еду и тесто для завтрашнего хлеба.
– Дорогой, проснись. К тебе пришел человек. Стефано приподнялся, еще не вполне придя в себя, и сразу же у него заныл каждый мускул. Словно догадавшись об этом, Мариза протянула ему дымящуюся кружку с кофе, и он сделал первый глоток… О чудо, настоящий кофе, хотя зерна использовались много раз, высушивались и поджаривались снова.
– Какой человек? – удивленно спросил Стефано. Мариза подала ему письмо в конверте из хорошей, но чуть испачканной, плотной бумаги. На нем было написано его имя. Сразу же узнав почерк, он быстро вскрыл конверт.
«Mio Figlio!
Если ты получишь это письмо, значит, я все-таки арестована. Мне сказали, что «Ла Тана» станет немецким штабом. Не знаю, куда меня отвезут. Уверена, ты сделаешь все возможное, чтобы узнать это, но я вовсе не хочу просить тебя о помощи. Я знаю, что получу ее в любом случае.
Возможно, это мое последнее послание к тебе, мой любимый сын, и мой последний шанс сказать тебе самое главное. Я всегда буду любить тебя, Стефано. И я очень, очень горжусь тобой.
- Предыдущая
- 19/98
- Следующая