Три метра над небом. Я хочу тебя - Моччиа Федерико - Страница 18
- Предыдущая
- 18/96
- Следующая
— Папа, извини, но мне надо бежать… — я перебиваю его на полуслове.
— Ну, ты все понял? Запомнил время? В два часа у «Ванни». Тебя будет ждать господин Романи по поводу программы.
Вот он о чем говорил…
— Да, конечно, я понял. Господин Романи, в два часа у «Ванни». — Я перевожу дыхание. — Извини, ладно?
Потом быстро спускаюсь по лестнице, ни разу не обернувшись. Еще миг, и я сижу на мотоцикле. Поскорее уехать отсюда. Мне хочется уехать как можно дальше. Я переключаю передачи и, сам не знаю почему, мне это доставляет больше удовольствия, чем обычно.
14
Баби, куда же ты делась? В одной хорошей песне говорится, что и в большом городе можно встретиться случайно. Я целыми днями ношусь по городу. Сам того не осознавая, ищу ее. Эта песня сыграла со мной злую шутку. Баби и след простыл. Против воли я оказался под ее окнами. Теперь тут нет ни клумбы, ни привратника. Только опущенная решетка. Рядом, там, где раньше был гараж, — новый магазин одежды. Даже Ладзарески больше нет. Зато есть новый ресторан, «Джачини». Элегантный, белоснежный: он как будто призывает всех, кто его видит, стать лучше. Но я остаюсь как есть: в куртке Levi’s, порванной в нескольких местах, верхом на мотоцикле с тихо урчащим глушителем.
— Эй, а ты случайно не Стэп?
Оборачиваюсь и выкатываю глаза от удивления.
Бог мой, кто это такая? Я сижу на мотоцикле перед газетным киоском, а ко мне подходит этакая смешная сикушка, со светло-каштановыми волосами и лицом балованного ребенка — руки в боки, и вид такой, будто бы я чего-то не понимаю.
— Ну, так что: это ты или нет?
— А ты-то кто такая?
— Меня зовут Мартина, я здесь живу в Стеллари. Ты можешь ответить на вопрос?
— А почему ты спрашиваешь?
— Ты можешь ответить… или ты боишься?
Меня разбирает смех. Крута. Ей от силы лет одиннадцать.
— Да, я Стэп.
— Правда — Стэп? Неужели? Правда? Поверить не могу… Быть не может.
Я смотрю на нее с любопытством. Это я никак не могу поверить.
— А что такое?
— Да ты, наверно, не помнишь меня, это было года два назад, я сидела у подъезда этого дома с двумя подружками и ела пиццу с помидорами, а ты пробегал наверх и сказал: «М-м-м, какая аппетитная пицца», а я ничего тебе не ответила, хотя много чего подумала, и хотела даже дать тебе ее попробовать!
— А может, я хотел есть…
— Нет, это здесь не причем.
— Ну, тогда я вообще ничего не понимаю.
— Да я просто хотела тебе сказать, что для меня, нет, для нас, — то, что ты сделал — круто. Мы говорим об этом с подружками, честно, — об этой надписи на эстакаде над корсо Франча… Супер. Три метра над небом. Мама дорогая, мы постоянно про нее вспоминаем. Но как ты до такого додумался? То есть, это действительно ты сделал?
Я не знаю, что ответить, но это неважно. Тем более, что она мне и не дает ничего сказать.
— Это самая крутая надпись какую я видела в жизни. Когда мама провожала меня в школу, я на нее всегда смотрела. А потом, ты знаешь, кто-то сделал такую же! То есть, содрал с тебя! И в других местах в Риме уже есть такие надписи, честно. С ума сойти, их уже несколько! Одна моя подруга сказала летом, что видела такую же у себя в городе на море.
— Честно говоря, я не хотел устанавливать моду.
Представляю, что бы подумали мои друзья, если бы увидели меня сейчас — как я разговариваю с этой сикушкой… И, тем не менее, мне приятно.
— Вот… хоть это и глупо, но мы все мечтаем о парне, который сделает такую надпись для нас… Но такого фиг найдешь! — Она смотрит на меня с улыбкой. По ее мнению, она отвесила мне комплимент.
— Вон, смотри…
Она украдкой указывает на мальчишку, сидящего у входа в дом. Он сидит на цепи, соединяющей тумбы ограждения. Раскачивается, отталкиваясь от земли кроссовками. У него длинные волосы, собранные в подобие косички с цветной ленточкой на конце, и он довольно пухленький.
— Его зовут Тома, мне он очень нравится, и ему это известно.
Парень замечает ее и улыбается ей издали. Вскидывает вверх подбородок, как бы здороваясь с ней. Видно, что ему интересно, о чем это Мартина разговаривает со взрослым парнем.
— Да, по-моему, ему это известно. Он специально дурачится с моими подружками и злит меня. Если только узнаю, кто ему это сказал… Но пока не уверена, что это серьезно… Во всяком случае, ему и в голову бы не пришло написать такое.
Я смотрю на Мартину и думаю: сколько же ей еще предстоит пережить. Думаю о красоте ее первой любви, о том, что ее ждет, о том, что все мы думаем, что любовь никогда не кончается.
— Самое большее, на что он способен — это делать тупые надписи для своей спортивной команды. И еще, знаешь что? Это я тебе обязательно должна рассказать. Однажды мои родители, которые живут вместе уже сто лет, или около того… так вот, однажды они ругались дома, как бешеные, а я сидела у себя в комнате и все прекрасно слышала, и мама вдруг сказала отцу: «Ты меня никогда не любил, ты просто все рассчитал: увидел, что я порядочная девушка, и тебе будет со мной хорошо… но это — не любовь, слышишь? Любовь это не расчеты, как у кассы в магазине. Любовь — это когда крышу сносит, когда делаешь невообразимые вещи, например, как та надпись на мосту. Я и ты… Три метра над небом. Вот что такое любовь». Так она ему сказала, понял? Классно, да? Что ты думаешь, Стэп? Мама ведь права?
— Эта надпись была для одной девочки.
— Да знаю я, для Баби. Она здесь живет, в Стеллари, в доме четыре, я ее знаю и часто вижу. Я знаю, что это была твоя девушка, я все знаю.
Она начинает меня утомлять. Что она может знать? Что она знает? Мне нет до этого дела.
— Ладно, спасибо, Мартина, мне надо ехать.
— Вот мы с девчонками и говорим, что ей здорово повезло. Такая надпись. Если бы мне мой парень написал такое, я бы ни в жизнь с ним не рассталась. Можно тебя спросить?
Я не успеваю ответить.
— Ну почему же вы расстались?
Отвечаю не сразу. Завожу мотор. Это единственное, что я могу сделать.
— Не знаю. Если бы знал, обязательно бы тебе ответил.
Кажется, она всерьез разочарована. Но снова улыбается.
— Ладно, если когда-нибудь будешь проезжать мимо, может, съедим по пицце с помидорами, а?
Смотрю на нее с улыбкой. Мы с Мартиной, одиннадцатилетней девчонкой, едим вместе пиццу. Друзья мои офигели бы. Но я ей ничего не говорю. Пусть, хотя бы в этом возрасте у нее будут мечты.
— Обязательно, Мартина, если буду проезжать мимо…
15
Паоло нет дома. Может, он не вернется к ужину. В квартире — идеальный порядок. Офигительный. Собираю сумку. Носки, шорты, худи, трусы, футболочки. Футболочки. Полло всегда смеялся Надо мной за то, что я люблю уменьшительные суффиксы. «Поедем на прогулочку. Кофейку не желаете? Мне бы две ручечки…» Наверное, это от мамы. Однажды я сказал об этом Полло. Он рассмеялся. «Если ты женщина, — сказал он, — ты всегда останешься женщиной». И мама моя засмеялась, когда я ей это рассказал. Закрываю сумку на молнию. Я скучаю по тебе, Полло. Я скучаю по своему лучшему другу. И не могу сделать так, чтобы он вернулся. Не могу повстречаться с ним. Беру сумку и выхожу. Пропади все пропадом, не хочу об этом думать. Смотрю в зеркало, пока спускаюсь в лифте. Да. Думать ни о чем не хочу. Напеваю одну американскую песенку. Слова не помню. Я только ее и слушал в Нью-Йорке. Это старая песня Брюса. Блин, когда поешь, становится лучше. Я хочу, чтобы мне было хорошо. Выхожу из лифта с сумкой на плече. Напеваю: «Needs a local hero, somebody with the right style…». Да, что-то в этом роде. Какая разница? Полло больше нет. Нашего местного героя. «Lookin’ for а local hero, someone with the right smile…» Мне бы так хотелось поговорить с ним, но это невозможно. А вот моя мать живет где-то неподалеку, но мне совсем не хочется с ней разговаривать. Пробую снова… «Lookin’ for a local hero». Вот блин, не выучил ни одного слова из этой песни.
- Предыдущая
- 18/96
- Следующая