Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место - Шляхов Андрей Левонович - Страница 45
- Предыдущая
- 45/58
- Следующая
В инструкции по переливанию крови и ее компонентов сказано, что перед тем как перелить кровь или плазму, врач должен удостовериться в пригодности ее для переливания и убедиться в идентичности обозначения группы крови и резус-принадлежности донора и реципиента.
Вера с одного захода поставила кубитальный катетер на левой руке пациентки. Учитывая, что при кровопотере вены спадаются, этот трюк по сложности исполнения можно было приравнять к дозаправке самолета в воздухе. Осмотрела флакон, заглянула в «тарелочку» и занялась подготовкой к переливанию.
Данилов ускорил введение полиглюкина, подключил пациентку к монитору, пощупал пульс на сонной артерии и измерил давление. Семьдесят пять на сорок. Неужели смогли?
Операционная сестра тем временем обложила операционное поле стерильными салфетками, обработала кожу йодом и спиртом и бегло проверила инструменты.
— Можно, Владимир Александрович?
В операционную вошли Гвоздев и Рубанова, вымывшиеся и переодевшиеся в стерильную одежду.
— Чуть позже, — сказал Данилов, переподключая пациентку с аппарата искусственной вентиляции легких на наркозно-дыхательный аппарат.
Тотчас же, словно издеваясь над собравшимися в операционной, пронзительно загудел монитор.
Остановка сердца. Волнистая линия (сорок ударов в минуту) сменилась ровной.
— Куб адреналина в катетер! — крикнул Данилов, со всего маху нанося удар по груди пациентки.
Сила удара была такой, что тело подскочило, словно пытаясь сложиться напополам, но ровная линия на мониторе осталась прежней. Ни единого признака сердечных сокращений.
Вера ввела в катетер раствор адреналина в сочетании с раствором хлорида кальция и посмотрела на Данилова.
Операционная – это не машина «скорой помощи», не лестничная клетка, не тесный закуток в однокомнатной хрущобе и не смятый в аварии автомобиль. Тепло, светло, сухо, чисто, удобно, просторно, да и помощников много. Вот только на успех реанимационного пособия все эти факторы влияют мало.
Данилов никогда не мог объяснить самому себе, почему одни и те же действия для пациентов с одними и теми же заболеваниями и в схожих условиях в одном случае помогают, а в другом – нет. Вроде бы все правильно, вроде бы все как всегда. Кажется, что еще одно усилие, еще одно нажатие на грудную клетку, еще одна инъекция и…
Увы, чудеса случаются нечасто, даже если доктор – настоящий волшебник.
— Набери еще два куба адреналина!
Данилов положил левую ладонь на грудную клетку пациентки так, чтобы его пальцы не касались грудной клетки. Правая рука легла на левую под прямым утлом. Получился своеобразный блок из двух рук. Объединив руки, врач получает возможность нажимать на грудину не только быстро, но и сильно. Смещаясь сантиметров на пять книзу, грудина сдавливает сердце, выталкивая кровь из его полостей в сосуды большого и малого круга кровообращения. Когда давление рук прекращается, грудина возвращается в исходное положение, а сердце расправляется, наполняясь кровью, поступающей в него из венозного русла.
Искусственную вентиляцию легких проводил аппарат, поэтому Данилов мог заниматься только сердцем. Сейчас работали он и Вера, все остальные молча ждали, когда будет можно начать операцию и можно ли будет начать ее вообще.
— Скорый в заступление и крепкий в помощь, предстани благодатию силы Твоея ныне, и благословив укрепи, и в совершение намерения благаго дела рабов Твоих произведи… — Через каждые три-четыре слова операционная сестра осеняла себя крестным знамением.
— Вера, повтори адреналин! — велел он на двухсотом нажатии.
Наркозно-дыхательный аппарат исправно раздувал легкие. Данилов нажимал на грудину, операционная сестра безостановочно читала молитвы, а все остальные молча ждали, чем закончится реанимация.
Тридцать минут, более двух с половиной тысяч нажатий, ровная линия на мониторе…
— Вас сменить? — дважды или трижды предлагал Гвоздев.
— Вам нельзя размываться! — уверенно отвечал Данилов.
Прекратив пособие, он, не глядя ни на кого, отошел от стола, постоял так несколько секунд и вышел из операционной, бросив на ходу:
— Жду историю.
— Что за жизнь! — Гвоздев не снимал, а просто срывал с рук перчатки. — Чего бы ей не согласиться на кесарево?! Были бы оба живы, и она, и ребенок!
— Этого никто не знает, — вмешалась операционная сестра, помогая ему снять хирургический халат. — Не корите себя, Юрий Павлович.
— Ой, а я ведь так мужу и не позвонила! — всплеснула руками Рубанова.
— Я ему звонил, Марина Витальевна, — обернулся к ней Гвоздев, — и что толку? Он сказал – как жена решит, так и будет.
— И что? — спросила операционная сестра.
— И ничего! Дал отбой. Ладно, что мы тут столпились?.. Пойдемте отписываться.
Гвоздев вышел первым. За ним потянулись остальные. Рубанова подошла к умершей и рукой закрыла ей глаза.
— Бедная несчастная дурочка!
Став акушером-гинекологом, Марина Рубанова никак не могла решиться родить: слишком многого навидалась она на работе. Разумеется, не следует все примерять на себя, но тем не менее… Муж-журналист поначалу относился к причуде Марины с пониманием, но в последнее время начал терять терпение. Марина его понимала – годы проходят, а ничего не меняется. Она уже почти решилась удалить спираль на следующей неделе, как вот… Дурной знак.
Громко стуча ногами (и почему у младшего медицинского персонала такая тяжелая поступь?), в операционную вошла толстая приземистая санитарка по прозвищу «Нюра-колобок».
— Поможете? — пробурчала она, не глядя на врача.
— Я сейчас пришлю кого-нибудь! — Рубанова бросилась к выходу, сдерживая слезы.
— Доктора-а-а! — презрительно скривилась Нюра. — Верно говорят – ученые работать не любят.
Придвинув каталку вплотную к операционному столу, она застопорила ее нажатием ноги на тормоз, а затем взялась руками за тонкие лодыжки умершей и перетянула нижнюю часть тела на каталку. Рывок за правую руку – и вот уже тело лежит на каталке.
— Ручки на каталку положить надо. Нельзя враскорячку, — строго сказала санитарка, укладывая руки умершей вдоль тела.
Подходящей чистой простыни под рукой не нашлось, поэтому Нюре пришлось сходить за простыней в предродовую. Вернувшись в операционную, она столкнулась в дверях с операционной сестрой.
— Где вас всех носит? Все сама – и переложи, и за простынями бегай…
Вдвоем женщины отвезли каталку с телом в кабинет, на двери которого висела табличка «Материальная». Дальше все как обычно – на запястье обмытого тела крепится бирка из подкладной клеенки, на которой пишутся фамилия, имя, отчество, возраст умершей и дата ее смерти. Маркированный труп с полагающейся сопроводительной документацией направляется на патологоанатомическое вскрытие.
Смерть в родильном доме, к счастью, явление довольно редкое, поэтому патологоанатомические отделения при роддомах не предусмотрены. Трупы направляют на вскрытие в медицинское учреждение, к патологоанатомическому отделению которого «прикреплен» роддом.
Через стенку от «материальной», в манипуляционном кабинете два ординатора первого года предавались пороку – втихаря курили в открытое окно. Конспирация поддерживалась на должном уровне – курильщики стояли так, чтобы их нельзя было увидеть из других окон.
— К отцу недавно прицепился кто-то из прооперированных, юрист по образованию, — рассказывал один. — «Неправильно получается, — говорит, — вот вы, доктор, мне желчный пузырь удалили, а никакой гарантии на вашу работу не существует».
— Продвинутый, — оценил второй, безуспешно пытаясь выпустить дым кольцами. — А отец чего?
— «А вам в роддоме гарантийный талон выдавали? — спросил. — С датой и круглой печатью? Нет? Тогда какие ко мне могут быть вопросы?»
— Здорово отбрил!
— Наповал.
Ординаторы заржали так громко, что на шум прибежала одна из акушерок…
Данилов недолго хандрил. Дежурство оказалось хлопотным – кое-какие проблемы с пациентками в реанимации, обезболивание родов, две срочные консультации в отделениях, последняя из которых вылилась в экстренное кесарево сечение.
- Предыдущая
- 45/58
- Следующая
