Последняя крепость. Том 2 - Корнилов Антон - Страница 61
- Предыдущая
- 61/77
- Следующая
— Да, вы правы, сэр Приор, — соглашался Ганас, — я бы не хотел разрушать Дарбион. Более величественного города нельзя найти на всех землях Шести Королевств. Дарбион строился многие сотни лет, разрушить его — было бы настоящим преступлением.
— Потроха Харана, о чем вы, ваше величество? Это же — гаэлонский город! Не наш! По мне, пусть все города Гаэлона лягут руинами… Сейчас для нас главное — сокрушить Дарбион! А с нашим войском это не такое уж и трудное дело… Магов, ваше величество, лучше использовать в том случае, если штурм не удастся и придется осадить город. При осаде маги о-очень хорошо могут помочь. Пусть на осажденных день и ночь льется дождь из гнили, посмотрим, как они тогда запоют…
Эрл уже знал, что он скажет Орленку. Только вот… Приор… Лучше бы его не было при этом. Эрл повернулся и молча ждал, пока они поднимутся.
— Сэр Эрл, — приветствовал его Орленок. — Неразумно отдаляться от лагеря. После того, что произошло, — очень неразумно, сэр Эрл. Я, конечно, усилил вашу охрану, но…
— Я согласен, — сразу, без долгих подходов, как бросаются в ледяную воду, выпалил Эрл.
Орленок опешил. Сэр Канар первым догадался, что имел в виду король Гаэлона.
— Ваше величество! — воскликнул, сразу начав задыхаться от радости, старик. — Ваше величество! Штурма не будет!
— Это так? — спросил у Эрла Орленок.
— Это так.
— Тьфу ты… — густо сплюнул себе под ноги Приор. — Эх ты ж…
Эрл не смотрел на него. Не мог заставить себя посмотреть на сэра Приора. Орленок вдруг шагнул к Эрлу и порывисто обнял его. Это произошло так неожиданно, что тот едва сдержался от того, чтобы отстраниться. Приор отреагировал на это еще одним плевком. Каран гневно обернулся к нему, но Приор только презрительно цыкнул:
— Я думал, истории о доблестном рыцаре Братства Порога Эрле имеют хотя бы немного общего с правдой…
Лицо Эрла обожгло. Орленок, вовремя сообразивший, что сейчас может произойти, встал между ним и Приором.
— Прекратите, господа! Сэр Приор, я уже предупреждал вас!.. Пока сэр Эрл является моим гостем, пока он не вполне здоров — я беру на себя его право вызова на поединок! Сразитесь со мной, сэр Приор, если имеете желание…
На этот раз генерал не испугался.
— Если имеете желание… — хрипло рассмеялся он. — Если имеете желание…
Он повернулся и начал спускаться с холма. Было слышно, как уже у подножия он снова рассмеялся.
Эрла мутило от стыда и ненависти. Больше всего ему хотелось сейчас догнать Приора, придушить его… освободить от доспехов… медленно и старательно, как ребенок очищает от скорлупы сладкий орех. А потом сделать так, чтобы в теле рыцаря не осталось ни одной целой косточки. Он мог это. Это было ему по силам. Но он почти был уверен, что, умирая, сэр Приор рассмеется ему в лицо. Что ему с того, что он погибнет?! Смерть воина — участь гораздо более славная, чем жизнь предателя.
Предателя?
Но он ведь не предатель. Он спасает не свою собственную шкуру. А жизни многих и многих своих подданных. Великий город, никогда не подвергавшийся позору чужеземного вторжения. Литию, свою супругу… Своих братьев, рыцарей Порога…
Он просто вынужден поступить так, как поступил. Правда же? Если бы он поступил по-другому, все сложилось бы намного хуже…
Он вдруг вспомнил слышанные им когда-то в детстве слова отца, Магистра Горной Крепости Порога сэра Эрла: «На самом деле человек всегда знает, как ему следует поступить. На самом деле человек уверен в своем выборе, но часто не понимает этого. Понимает потом — когда поступок уже совершен. Если выбор был правильным, совесть человека спокойна. Если же нет — ему суждено до конца своих дней мучиться, объясняя себе и окружающим, почему он когда-то поступил так, а не иначе…»
— Пойдемте, сэр Эрл, — прервал его рассуждения радостный голос Орленка. — Ваше решение нужно отпраздновать. Только что вы совершили нечто, чего никогда не забудут ваши потомки…
«Да, — ответил ему Эрл, но не вслух, а про себя. — Никогда не забудут. Имена великих героев люди помнят так же хорошо, как и имена великих предателей».
Но дело было сделано. И идти сейчас на попятный оказалось бы еще хуже.
Через четверть часа в шатре короля Марборна его величества Ганаса Орленка Эрл с жадностью схватил первый попавшийся кубок. Вино… оно сейчас может помочь ему…
Но Ганас мягко остановил его руку.
— Оставьте эту кислятину, сэр Эрл, — сказал он. — Сейчас принесут вино, которое достойно этого великого часа.
Эрл молча отвел королевскую руку и осушил кубок до дна. Генералы марборнийского войска сидели за столом с помятыми, выражающими недоумение и недовольство лицами. Орленок же — сиял. И сэр Каран, глядя на своего племянника, тоже весь лучился от удовольствия.
— А вот и вино! — объявил Ганас.
Полог шатра распахнулся. Но в шатер вошли не слуги. Это был сэр Приор. Мрачно оглядев присутствующих, он тяжко бухнулся на скамью и схватил кубок, оказавшийся перед ним. Видно, и ему, как и Эрлу, требовалось срочно успокоить разбушевавшиеся чувства.
— Ручаюсь, сэр Эрл, — продолжал говорить Орленок, — вам никогда не приходилось пробовать такого вина. Оно — одно из сокровищ моего рода. Пожалуй, главное сокровище. В нашей семье есть легенда, передающаяся от поколения к поколению. Рассказывают, когда-то очень давно на одного из моих предков, славного рыцаря, напали в лесу разбойники. Он сражался храбро, но врагов было много, очень много. В конце концов они одолели его. Но убивать не стали, рассчитывая получить хороший выкуп. Вечером, сидя у костра, они разбирали седельные сумки и нашли небольшой кувшин с молодым вином. Атаман сразу определил, что это не какое-нибудь трактирное пойло, а благородный напиток. Он решил выпить его сам, не деля с товарищами. И выпил целый кувшин… И как только последняя капля упала ему на язык, он выпучил глаза, высунул язык и — разрыдался. Принялся кататься по земле, рвать на себе волосы и страшно выть, прося прощения у всех богов сразу. Будто вдруг внезапно очнувшаяся в нем совесть обрушила на него невыносимую тяжесть всех совершенных им злодеяний. Заливаясь слезами, разбойник освободил моего предка и отдал ему своего коня. Мой предок успел покинуть лагерь разбойников до того, как остальные душегубы окончательно пришли в себя от того неслыханного, что произошло на их глазах. Как стало известно позже, придя в себя, они набросились на атамана и убили его. Но, лишившись предводителя, разбрелись в разные стороны и были переловлены стражей по одному и повешены. Мой же предок вернулся в свой замок и в первую очередь велел привести виноделов. Но те сказали, что вино в этом году делали точно так же, как и во все остальные годы, и ничего необычного в него не добавляли. Тогда предок призвал к себе виноградарей. Но и разговор с ними ничего не прояснил. Прошло время, и рыцарь отчаялся найти ответ на мучивший его вопрос. Как-то он отправился на охоту и по дороге в лес наткнулся на нищую хижину, одиноко стоявшую на берегу реки. В той хижине жил старик-гончар с малолетним внуком. Предок мой умилился, глядя на то, с какой любовью мальчишка помогал своему дряхлому деду собирать в корзину куски глины с речного берега. Рыцарь подозвал к себе обоих, чтобы наградить их. И старик рассказал ему о том, что случилось с ними незадолго до того дня, когда на рыцаря напали разбойники. Рассказал, что, пойдя, как обычно, на берег за глиной, он оступился и упал в реку, едва не захлебнулся, но мальчик вытащил его из воды уже в беспамятстве — и так спас. «Так, да не так», — сказал вдруг мальчик. И дополнил рассказ старика, поведав о том, что, сидя над бездыханным телом деда, он горько плакал, не зная, что делать дальше, взывая к Нэле Милостивой. И пришла какая-то женщина, одеяния и волосы которой светились, будто солнце, — и заплакала вместе с ним. И пролились слезы той женщины на лицо старика, и он открыл глаза и задышал. И встал, и, ощущая в себе небывалые силы, работал весь тот день, и вылепил и обжег немало кувшинов, которые затем отнес в замок и обменял на хлеб. И понял рыцарь, что женщина, явившаяся внуку гончара, была самой Нэлой. И божественная милость, оживившая старика, передалась кувшинам, которые он сделал в тот день. А от кувшинов — и вину, что в них налили… По знакам, которые оставляет всякий гончар, метящий предметы, произведенные им, рыцарь отобрал кувшины с вином, освященным Нэлой Милостивой, — и поместил их в отдельный подвал, ключ от которого хранил у себя. И наказал своим потомкам хранить это вино и пить его только в особых случаях — но малыми кубками, чтобы разум не затуманился. Ибо милосердие разумное — есть дар богов. А милосердие неразумное и безмерное — смертельно опасно. И для того, кто несет его, и для того, кому оно предназначается… Это всего лишь легенда, доблестные сэры, но, как вы знаете, в любой легенде есть толика истины. И древние традиции следует чтить…
- Предыдущая
- 61/77
- Следующая
