Повеса в моих объятиях - Брэдли Селеста - Страница 9

А вот кожа и впрямь была какого-то нездорового землистого оттенка.

Колин резко осадил коня, остановил экипаж у обочины, взял Мелоди из рук Пруденс и скомандовал:

– Живо вылезайте!

Пруденс перебралась через Эвана, выскочила на траву, пала на колени и скрючилась от спазма. Но ничего не вышло наружу, поскольку ее желудок был совершенно пуст. Он оставался пустым уже полтора дня.

Последний их завтрак она целиком отдала Эвану, перед тем как пойти в театр, испачкав предварительно свою тарелку, чтобы брат не заподозрил, что один съел весь их черствый хлеб и засохший сыр.

«Будь ты проклята, Шанталь!»

Ее снова скрутил спазм, и она была бессильна перед своей немощью, вызванной голодом, вечным страхом и немилосердной тряской в дороге. Она почувствовала на плече руку. Кто-то сочувственно похлопал ее по плечу. Бедный Эван. Нужно взять себя в руки, пока он не испугался за нее.

Ее тело снова содрогнулось. «Боже, Пруденс, не будь размазней!»

– Боже, Пруденс, какого черта происходит?! – воскликнул Эван испуганно.

– Боже, Пруденс, какого черта происходит?! – эхом повторила Мелоди.

– Нельзя так выражаться, Мелоди, – сказал мистер Ламберт сердитым, но сдержанным тоном.

– Это не я. Это Горди Ева.

Перед заплаканным взором Пруденс предстал шелковый носовой платок. Она взяла платок трясущейся рукой и с трудом села на корточки. Хватит уже ползать по траве! Нельзя давать мистеру Ламберту повод усомниться, что он правильно поступил, нанимая ее на работу. Промокнув глаза и тщательно вытерев рот, она обвела взглядом три пары взволнованных глаз и заставила себя улыбнуться.

– Вы уж простите, сэр. Просто давненько я не пользовалась ничем, кроме своих двоих.

Мистер Ламберт прищурил зеленые глаза и внимательно посмотрел на нее.

– Вы уверены, что не больны? Вы уверены, что дело только в тряске?

– Ну, разумеется! – сказала она с вымученной легкостью. – Мне бы только глоток воды, и я буду в норме через пару мгновений.

Казалось, она убедила его… пока не допустила главную ошибку и не попыталась встать. День начал меркнуть в ее серых глазах, но тут она почувствовала, как сильные-руки поднимают ее и прижимают к широкой груди с такой легкостью, словно она весит не больше малютки Мелоди.

Пруденс так ослабла, что не могла устоять перед соблазном, опустить голову на плечо мистера Ламберта. Она ощутила щекой нежный шелк его плаща. Как это здорово, что можно отдохнуть хотя бы минутку, как здорово, что кто-то заботится о тебе…

Сознание, словно отпустив поводья, начало меркнуть. Последнее, что она услышала, – это слова Эвана:

– А ну отпусти ее, ты, горилла благородная!

Грозного вида хозяин придорожной гостиницы, которую Колин нашел недалеко оттого места, где Пруденс стало плохо, и не подумал удивиться при виде джентльмена, врывающегося в холл его заведения с молодой служанкой на руках, которая явно была без сознания. Не удивился он и тогда, когда Колин потребовал комнату. Если бы у Колина было время подумать, его бы насторожило такое поведение, ведь неизвестно, что задела устраиваются здесь.

Но его внимание было целиком и полностью поглощено мисс Филби и тем, как уложить ее в постель.

От молодого Эвана помощи не было никакой. Мальчишка то начинал дико волноваться, то вставал в позу и начинал ершиться. Когда одна из дочерей владельца гостиницы попыталась снять с мисс Филби одежду, Эван потребовал, чтобы Колин удалился из комнаты. Колин нашел компромисс и отвернулся к окну, пока девушка и Эван хлопотали возле Пруденс.

Когда другая дочь владельца гостиницы принесла кастрюлю дымящегося бульона, который заказал Колин, Эван попытался справиться и с этим, но тут уж Колин настоял на своем праве помочь девушке. Поздний час и горячая еда лишили мальчишку последних сил к сопротивлению, и вскоре он и Мелоди мирно посапывали на небольшом мягком диванчике перед камином.

Теперь в тишине комнаты, освещаемой лишь тлеющими в очаге углями, Колин присел на край кровати и поднял мисс Филби на руки. Она оказалась легкой словно пушинка.

– Просыпайтесь, мисс Филби! – Он встревожено заглянул ей в лицо. Но она безвольно висела у него на руках, не подавая признаков жизни. – Пруденс! – сказал Колин резким шепотом. – Просыпайтесь, Пруденс!

Ее веки дернулись несколько раз, но глаза так и не открылись. Что ж, уже неплохо. Он усадил ее на колени и поднес миску с супом к ее губам.

– Пейте, Пруденс, – сказал Колин повелительно. Она послушно сделала крохотный глоток, но тут же закашлялась и прижалась к нему. Колин погладил ее по спине, сказал что-то ободряющее, и Пруденс по чуть-чуть стала пить бульон. Да уж, после этого трудно будет сохранить дистанцию общения.

Когда миска наполовину опустела, она прижалась к его груди и наотрез отказалась пить дальше.

– Нет, папочка, – прошептала она, – я больше не могу.

– Папочка? – Колин нахмурился.

Пруденс в ответ лишь крепче прижалась к нему и стала посапывать во сне. Тем не менее, цвет ее лица принял более здоровый оттенок, и вся она, казалось, шла на поправку, окунувшись в крепкие объятия Морфея.

Колин убрал с ее лица выбившийся темный локон. Когда он снял ее чепец, тяжелая копна волос рассыпалась по плечам. В неровном свете тлеющих углей они окрасились в удивительные огненные тона.

Колин внимательно рассматривал ее лицо. Да, напряженные морщинки вокруг глаз и губ разгладились. Надо признать, что во сне она выглядела очень молодо. Молодо и, пожалуй, даже красиво.

Колин обратил внимание на ввалившиеся щеки и тонкую шею. Он поднял ее руку и убедился, что кости у нее очень тонкие.

Старое ночное платье, которое Эван отыскал в ее вещах, висело на ней мешком, словно на вешалке, и одна лямка, будучи аккуратно завязанной, все же сползла с плеча, оголив кожу. Поддавшись странному порыву, Колин вернул лямку на место, не обращая внимания на приятное покалывание в кончиках пальцев. Жест получился интимным, раньше он испытывал такое только с возлюбленными. Но что ему еще оставалось делать? Смотреть, как лямка сползает все ниже и ниже, пока не оголится пышная грудь?

Внутри Колина шевельнулось что-то животное.

«Да, именно. Так и нужно сделать».

Словно в ответ на его темные мысли, Пруденс во сне прильнула к нему, прижавшись грудями к его торсу, обняла его одной рукой за шею, вторую запустив под сюртук, ближе к теплу его тела.

Колин почувствовал через тонкую ткань рубашки прикосновение ее пальцев прямо напротив сердца.

– Тепло, – промурлыкала Пруденс.

Видно, она все еще воспринимала его как своего папашу. Или, быть может, во сне она думала, что находится в страстных объятиях любовника? Познала ли она сладость близости с мужчиной?

«Тебе-то что? – подумал Колин. – Она сама это начала».

От нее исходил тонкий аромат, и она так маняще лежала в его руках. Соблазн был велик, и совесть, поборовшись для приличия, сдалась, отдавшись на волю любопытству. Колин бросил взгляд на спящих детей, снова посмотрел на Пруденс и наклонил голову, пытаясь разобраться в своих ощущениях. От нее пахло чем-то свежим, чистым… чем? Это был знакомый запах какого-то дикого растения.

Запах этот вернул его в детство, он вспомнил, как бегал по саду своего родового поместья, какой пряный аромат шел отовсюду.

Мята? Да, от нее пахло свежими листьями мяты и… чем-то еще. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Чем-то теплым и очень женским.

Ну конечно! Мята и ее, Пруденс, природный запах.

Его тело отреагировало самым естественным образом. Разум затуманился, а член затвердел и уперся в ширинку. Он с трудом подавил желание.

Давненько не был он в таких близких в прямом смысле слова отношениях с женщиной. Несколько лет уже. С того самого дня, когда стоял в туманной аллее за театром, шепча имя Шанталь.

Нет. И речи не может быть об интимной связи с мисс Филби.

Во-первых, здравый смысл подсказывает, что ничего хорошего из отношений с женщиной иного социального статуса не выйдет. Во-вторых, он ее работодатель, а он не из тех, кто пользуется служебным положением ради достижения низменных целей. И в-третьих, они не одни в помещении.